Неточные совпадения
Он не был ни технолог, ни инженер; но он был твердой души прохвост, а это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего не
знал ни
о процессе образования рек, ни
о законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но был убежден, что стоит только указать: от сих
мест до сих — и на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево, будет продолжать течь река.
― Это не мужчина, не человек, это кукла! Никто не
знает, но я
знаю.
О, если б я была на его
месте, я бы давно убила, я бы разорвала на куски эту жену, такую, как я, а не говорила бы: ты, ma chère, Анна. Это не человек, это министерская машина. Он не понимает, что я твоя жена, что он чужой, что он лишний… Не будем, не будем говорить!..
— Я нездоров, я раздражителен стал, — проговорил, успокоиваясь и тяжело дыша, Николай Левин, — и потом ты мне говоришь
о Сергей Иваныче и его статье. Это такой вздор, такое вранье, такое самообманыванье. Что может писать
о справедливости человек, который ее не
знает? Вы читали его статью? — обратился он к Крицкому, опять садясь к столу и сдвигая с него до половины насыпанные папиросы, чтоб опростать
место.
Чичиков поблагодарил хозяйку, сказавши, что ему не нужно ничего, чтобы она не беспокоилась ни
о чем, что, кроме постели, он ничего не требует, и полюбопытствовал только
знать, в какие
места заехал он и далеко ли отсюда пути к помещику Собакевичу, на что старуха сказала, что и не слыхивала такого имени и что такого помещика вовсе нет.
«Позволено ли нам, бедным жителям земли, быть так дерзкими, чтобы спросить вас,
о чем мечтаете?» — «Где находятся те счастливые
места, в которых порхает мысль ваша?» — «Можно ли
знать имя той, которая погрузила вас в эту сладкую долину задумчивости?» Но он отвечал на все решительным невниманием, и приятные фразы канули, как в воду.
Уж восемь робертов сыграли
Герои виста; восемь раз
Они
места переменяли;
И чай несут. Люблю я час
Определять обедом, чаем
И ужином. Мы время
знаемВ деревне без больших сует:
Желудок — верный наш брегет;
И кстати я замечу в скобках,
Что речь веду в моих строфах
Я столь же часто
о пирах,
О разных кушаньях и пробках,
Как ты, божественный Омир,
Ты, тридцати веков кумир!
Он прочел все, что было написано во Франции замечательного по части философии и красноречия в XVIII веке, основательно
знал все лучшие произведения французской литературы, так что мог и любил часто цитировать
места из Расина, Корнеля, Боало, Мольера, Монтеня, Фенелона; имел блестящие познания в мифологии и с пользой изучал, во французских переводах, древние памятники эпической поэзии, имел достаточные познания в истории, почерпнутые им из Сегюра; но не имел никакого понятия ни
о математике, дальше арифметики, ни
о физике, ни
о современной литературе: он мог в разговоре прилично умолчать или сказать несколько общих фраз
о Гете, Шиллере и Байроне, но никогда не читал их.
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись
знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные
места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему
знать о числе их: «Кто их
знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
Я тотчас мое
место наметил, подсел к матери и начинаю
о том, что я тоже приезжий, что какие всё тут невежи, что они не умеют отличать истинных достоинств и питать достодолжного уважения; дал
знать, что у меня денег много; пригласил довезти в своей карете; довез домой, познакомился (в какой-то каморке от жильцов стоят, только что приехали).
Знаете: у Марфы Петровны в деревне меня до смерти измучили воспоминания
о всех этих таинственных
местах и местечках, в которых кто
знает, тот много может найти.
В этом настроении не было
места для Никоновой, и недели две он вспоминал
о ней лишь мельком, в пустые минуты, а потом, незаметно, выросло желание видеть ее. Но он не
знал, где она живет, и упрекнул себя за то, что не спросил ее об этом.
Самгин не
знал, но почему-то пошевелил бровями так, как будто
о дяде Мише излишне говорить; Гусаров оказался блудным сыном богатого подрядчика малярных и кровельных работ, от отца ушел еще будучи в шестом классе гимназии, учился в казанском институте ветеринарии, был изгнан со второго курса, служил приказчиком в богатом поместье Тамбовской губернии, матросом на волжских пароходах, а теперь — без работы, но ему уже обещано
место табельщика на заводе.
Клим замолчал, найдя его изумление, смех и жест — глупыми. Он раза два видел на столе брата нелегальные брошюры; одна из них говорила
о том, «Что должен
знать и помнить рабочий», другая «
О штрафах». Обе — грязненькие, измятые, шрифт
местами в черных пятнах, которые напоминали дактилоскопические оттиски.
— Рабочие и
о нравственном рубле слушали молча, покуривают, но не смеются, — рассказывала Татьяна, косясь на Сомову. — Вообще там, в разных
местах, какие-то люди собирали вокруг себя небольшие группы рабочих, уговаривали. Были и бессловесные зрители; в этом качестве присутствовал Тагильский, — сказала она Самгину. — Я очень боялась, что он меня
узнает. Рабочие
узнавали сразу: барышня! И посматривают на меня подозрительно… Молодежь пробовала в царь-пушку залезать.
Затем он рассказал странную историю: у Леонида Андреева несколько дней прятался какой-то нелегальный большевик, он поссорился с хозяином, и Андреев стрелял в него из револьвера, тотчас же и без связи с предыдущим сообщил, что офицера-гвардейца избили в модном кабаке Распутина и что ходят слухи
о заговоре придворной
знати, — она решила снять царя Николая с престола и посадить на его
место — Михаила.
Надо теперь перенестись несколько назад, до приезда Штольца на именины к Обломову, и в другое
место, далеко от Выборгской стороны. Там встретятся знакомые читателю лица,
о которых Штольц не все сообщил Обломову, что
знал, по каким-нибудь особенным соображениям или, может быть, потому, что Обломов не все
о них расспрашивал, тоже, вероятно, по особенным соображениям.
Чаще всего называют дружбу бескорыстным чувством; но настоящее понятие
о ней до того затерялось в людском обществе, что такое определение сделалось общим
местом, под которым собственно не
знают, что надо разуметь.
Прошло дня два: в это время дано было
знать японцам, что нам нужно
место на берегу и провизия. Провизии они прислали небольшое количество в подарок, а
о месте объявили, что не смеют дать его без разрешения из Едо.
Вы
знаете, что были и есть люди, которые подходили близко к полюсам, обошли берега Ледовитого моря и Северной Америки, проникали в безлюдные
места, питаясь иногда бульоном из голенища своих сапог, дрались с зверями, с стихиями, — все это герои, которых имена мы
знаем наизусть и будет
знать потомство, печатаем книги
о них, рисуем с них портреты и делаем бюсты.
Упомяну прежде
о наших миссионерах. Здесь их, в Якутске, два: священники Хитров и Запольский.
Знаете, что они делают? Десять лет живут они в Якутске и из них трех лет не прожили на
месте, при семействах. Они постоянно разъезжают по якутам, тунгусам и другим племенам: к одним, крещеным, ездят для треб, к другим для обращения.
Весь день и вчера всю ночь писали бумаги в Петербург; не до посетителей было, между тем они приезжали опять предложить нам стать на внутренний рейд. Им сказано, что хотим стать дальше, нежели они указали. Они поехали предупредить губернатора и завтра хотели быть с ответом.
О береге все еще ни слова: выжидают, не уйдем ли. Вероятно, губернатору велено не отводить
места, пока в Едо не прочтут письма из России и не
узнают, в чем дело, в надежде, что, может быть, и на берег выходить не понадобится.
Я
узнал, что жизнь их не неподвижная, не сонная, что она нисколько не похожа на обыкновенную провинциальную жизнь; что в сумме здешней деятельности таится масса подвигов,
о которых громко кричали и печатали бы в других
местах, а у нас, из скромности, молчат.
Через день японцы приехали с ответом от губернатора
о месте на берегу, и опять Кичибе начал: «Из Едо… не получено» и т. п. Адмирал не принял их. Посьет сказал им, что он передал адмиралу ответ и не
знает, что он предпримет, потому что его превосходительство ничего не отвечал.
Впрочем, обе приведенные книги, «Поездка в Якутск» и «Отрывки
о Сибири», дают, по возможности, удовлетворительное понятие
о здешних
местах и вполне заслуживают того одобрения, которым наградила их публика. Первая из них дала два, а может быть, и более изданий. Рекомендую вам обе, если б вы захотели
узнать что-нибудь больше и вернее об этом отдаленном уголке,
о котором я как проезжий, встретивший нечаянно остановку на пути и имевший неделю-другую досуга, мог написать только этот бледный очерк.
Но довольно Ликейских островов и
о Ликейских островах, довольно и для меня и для вас! Если захотите
знать подробнее долготу, широту
места, пространство, число островов, не поленитесь сами взглянуть на карту, а
о нравах жителей, об обычаях,
о произведениях, об истории — прочтите у Бичи, у Бельчера. Помните условие: я пишу только письма к вам
о том, что вижу сам и что переживаю изо дня в день.
— Они всегда жалуются, — сказал генерал. — Ведь мы их
знаем. — Он говорил
о них вообще как
о какой-то особенной, нехорошей породе людей. — А им тут доставляется такое удобство, которое редко можно встретить в
местах заключения, — продолжал генерал.
— Я
знаю это дело. Как только я взглянул на имена, я вспомнил об этом несчастном деле, — сказал он, взяв в руки прошение и показывая его Нехлюдову. — И я очень благодарен вам, что вы напомнили мне
о нем. Это губернские власти переусердствовали… — Нехлюдов молчал, с недобрым чувством глядя на неподвижную маску бледного лица. — И я сделаю распоряженье, чтобы эта мера была отменена и люди эти водворены на
место жительства.
Подойдя в воротам, он попросил дежурного доложить смотрителю
о том, что желал бы видеть Маслову. Дежурный
знал Нехлюдова и, как знакомому человеку, сообщил ему их важную острожную новость: капитан уволился, и на
место его поступил другой, строгий начальник.
— Да, сошла, бедная, с ума… Вот ты и подумай теперь хоть
о положении Привалова: он приехал в Узел — все равно как в чужое
место, еще хуже. А
знаешь, что загубило всех этих Приваловых? Бесхарактерность. Все они — или насквозь добрейшая душа, или насквозь зверь; ни в чем середины не
знали.
Заплатина
узнала о разорении Бахаревых, конечно, одна из первых и поспешила на
месте проверить собранные новости, а главное — ей хотелось посмотреть, как теперь чувствует себя Марья Степановна и Гордячка Nadine.
Этот-де самый Корнеплодов, опросив подробно и рассмотрев документы, какие Митя мог представить ему (
о документах Митя выразился неясно и особенно спеша в этом
месте), отнесся, что насчет деревни Чермашни, которая должна бы, дескать, была принадлежать ему, Мите, по матери, действительно можно бы было начать иск и тем старика-безобразника огорошить… «потому что не все же двери заперты, а юстиция уж
знает, куда пролезть».
Вместе с Дерсу мы выработали такой план: с реки Фудзина пойти на Ното, подняться до ее истоков, перевалить через Сихотэ-Алинь и по реке Вангоу снова выйти на Тадушу. Дерсу
знал эти
места очень хорошо, и потому расспрашивать китайцев
о дороге не было надобности.
— Я на твоем
месте, Александр, говорил бы то же, что ты; я, как ты, говорю только для примера, что у тебя есть какое-нибудь
место в этом вопросе; я
знаю, что он никого из нас не касается, мы говорим только, как ученые,
о любопытных сторонах общих научных воззрений, кажущихся нам справедливыми; по этим воззрениям, каждый судит
о всяком деле с своей точки зрения, определяющейся его личными отношениями к делу, я только в этом смысле говорю, что на твоем
месте стал бы говорить точно так же, как ты.
— Другой, на моем
месте, стал бы уже говорить, что чувство, от которого вы страдаете, хорошо. Я еще не скажу этого. Ваш батюшка
знает о нем? Прошу вас помнить, что я не буду говорить с ним без вашего разрешения.
Симоновский архимандрит Мелхиседек сам предложил
место в своем монастыре. Мелхиседек был некогда простой плотник и отчаянный раскольник, потом обратился к православию, пошел в монахи, сделался игумном и, наконец, архимандритом. При этом он остался плотником, то есть не потерял ни сердца, ни широких плеч, ни красного, здорового лица. Он
знал Вадима и уважал его за его исторические изыскания
о Москве.
Да и эти 9 % относятся исключительно к школьному возрасту, так что
о взрослой сахалинской женщине можно сказать, что она грамоте не
знает; просвещение не коснулось ее, она поражает своим грубым невежеством, и, мне кажется, нигде в другом
месте я не видел таких бестолковых и мало понятливых женщин, как именно здесь, среди преступного и порабощенного населения.
Я не
знаю, кто выбирал
место для Красного Яра, но по всему видно, что это возложено было на людей некомпетентных, никогда не бывавших в деревне, а главное, меньше всего думавших
о сельскохозяйственной колонии.
— На
месте редактора я бы не напечатал; что же касается вообще до записок очевидцев, то поверят скорее грубому лгуну, но забавнику, чем человеку достойному и заслуженному. Я
знаю некоторые записки
о двенадцатом годе, которые… Я принял решение, князь; я оставляю этот дом, — дом господина Лебедева.
— «А
о чем же ты теперь думаешь?» — «А вот встанешь с
места, пройдешь мимо, а я на тебя гляжу и за тобою слежу; прошумит твое платье, а у меня сердце падает, а выйдешь из комнаты, я
о каждом твоем словечке вспоминаю, и каким голосом и что сказала; а ночь всю эту ни
о чем и не думал, всё слушал, как ты во сне дышала, да как раза два шевельнулась…» — «Да ты, — засмеялась она, — пожалуй, и
о том, что меня избил, не думаешь и не помнишь?» — «Может, говорю, и думаю, не
знаю».
Случайно услышав разговор
о приключившемся с кем-то припадке, он бросился на
место, по верному предчувствию, и
узнал князя.
Кроме Белоконской и «старичка сановника», в самом деле важного лица, кроме его супруги, тут был, во-первых, один очень солидный военный генерал, барон или граф, с немецким именем, — человек чрезвычайной молчаливости, с репутацией удивительного знания правительственных дел и чуть ли даже не с репутацией учености, — один из тех олимпийцев-администраторов, которые
знают всё, «кроме разве самой России», человек, говорящий в пять лет по одному «замечательному по глубине своей» изречению, но, впрочем, такому, которое непременно входит в поговорку и
о котором узнается даже в самом чрезвычайном кругу; один из тех начальствующих чиновников, которые обыкновенно после чрезвычайно продолжительной (даже до странности) службы, умирают в больших чинах, на прекрасных
местах и с большими деньгами, хотя и без больших подвигов и даже с некоторою враждебностью к подвигам.
Месяц тому назад получил он
место в частной конторе богатого откупщика, верст за триста от города
О…, и,
узнав о возвращении Лаврецкого из-за границы, свернул с дороги, чтобы повидаться с старым приятелем.
До Петрова дня оставались еще целые сутки, а на росстани народ уже набирался. Это были все дальние богомольцы, из глухих раскольничьих углов и дальних
мест. К
о. Спиридонию шли благочестивые люди даже из Екатеринбурга и Златоуста, шли целыми неделями. Ключевляне и самосадчане приходили последними, потому что не боялись опоздать. Это было на руку матери Енафе: она побаивалась за свою Аглаиду… Не вышло бы чего от ключевлян, когда
узнают ее. Пока мать Енафа мало с кем говорила, хотя ее и
знали почти все.
Разлука их была весьма дружеская. Углекислота умаяла Ольгу Александровну, и, усаживаясь в холодное
место дорожного экипажа, она грелась дружбою, на которую оставил ей право некогда горячо любивший ее муж.
О Полиньке Ольга Александровна ничего не
знала.
— В прежнее время люди жили веселее и не
знали никаких предрассудков. Вот тогда, мне кажется, я была бы на
месте и жила бы полной жизнью.
О, древний Рим!
Отец пошел на вспаханную, но еще не заборонованную десятину, стал что-то мерить своей палочкой и считать, а я, оглянувшись вокруг себя и увидя, что в разных
местах много людей и лошадей двигались так же мерно и в таком же порядке взад и вперед, — я крепко задумался, сам хорошенько не
зная о чем.
— Нет, Ваня, он не умер! — сказала она решительно, все выслушав и еще раз подумав. — Мамаша мне часто говорит
о дедушке, и когда я вчера сказала ей: «Да ведь дедушка умер», она очень огорчилась, заплакала и сказала мне, что нет, что мне нарочно так сказали, а что он ходит теперь и милостыню просит, «так же как мы с тобой прежде просили, — говорила мамаша, — и все ходит по тому
месту, где мы с тобой его в первый раз встретили, когда я упала перед ним и Азорка
узнал меня…»
Мы даже мало говорили и
о близкой перемене нашей, хотя она и
знала, что старик получает
место и что нам придется скоро расстаться.
П
о д ч и н е н н ы й. Он, вашество, как место-то получил? Вы Глафиру-то Ивановну изволите
знать?
— Меня все обманывают, — шептала несчастная девушка, глотая слезы. — И теперь мое
место занято, как всегда. Директор лжет, он сам приглашал меня… Я буду жаловаться!..
О, я все
знаю, решительно все! Но меня не провести! Да, еще немножко подождите… Ведь уж он приехал и все
знает.