Неточные совпадения
Однажды капитан Гоп,
увидев, как он мастерски вяжет
на рею парус, сказал себе: «Победа
на твоей стороне, плут». Когда Грэй спустился
на палубу, Гоп вызвал его в каюту и, раскрыв истрепанную книгу, сказал...
Когда Грэй поднялся
на палубу «Секрета», он несколько минут стоял неподвижно, поглаживая рукой голову сзади
на лоб, что означало крайнее замешательство. Рассеянность — облачное движение чувств — отражалось в его лице бесчувственной улыбкой лунатика. Его помощник Пантен шел в это время по шканцам с тарелкой жареной рыбы;
увидев Грэя, он заметил странное состояние капитана.
Но разговаривать было некогда:
на палубу вошло человек шесть гидальго, но не таких, каких я
видел на балконах и еще
на портретах Веласкеца и других; они были столько же гидальго, сколько и джентльмены: все во фраках, пальто и сюртуках, некоторые в белых куртках.
Уж я теперь забыл, продолжал ли Фаддеев делать экспедиции в трюм для добывания мне пресной воды, забыл даже, как мы провели остальные пять дней странствования между маяком и банкой; помню только, что однажды, засидевшись долго в каюте, я вышел часов в пять после обеда
на палубу — и вдруг близехонько
увидел длинный, скалистый берег и пустые зеленые равнины.
Взглянешь около себя и
увидишь мачты,
палубы, пушки, слышишь рев ветра, а невдалеке, в красноречивом безмолвии, стоят красивые скалы: не раз содрогнешься за участь путешественников!.. Но я убедился, что читать и слушать рассказы об опасных странствиях гораздо страшнее, нежели испытывать последние. Говорят, и умирающему не так страшно умирать, как свидетелям смотреть
на это.
На палубе можно было
увидеть иголку — так ярко обливало зарево фрегат и удалявшиеся японские лодки, и еще ярче отражалось оно в воде.
Там, стоя
на палубе «Байкала», я
видел, как буксирный пароход, тащивший большую баржу с двумя сотнями солдат, утерял свой буксирный канат; баржу понесло течением по рейду, и она пошла прямо
на якорную цепь парусного судна, стоявшего недалеко от нас.
Из Кельна Егор Егорыч вознамерился проехать с Сусанной Николаевной по Рейну до Майнца, ожидая
на этом пути
видеть, как Сусанна Николаевна станет любоваться видами поэтической реки Германии; но недуги Егора Егорыча лишили его этого удовольствия, потому что, как только мои путники вошли
на пароход, то
на них подул такой холодный ветер, что Антип Ильич поспешил немедленно же увести своего господина в каюту; Сусанна же Николаевна осталась
на палубе, где к ней обратился с разговором болтливейший из болтливейших эльзасцев и начал ей по-французски объяснять, что виднеющиеся местами замки
на горах называются разбойничьими гнездами, потому что в них прежде жили бароны и грабили проезжавшие по Рейну суда, и что в их даже пароход скоро выстрелят, — и действительно
на одном повороте Рейна раздался выстрел.
На третий день пути, выйдя
на палубу, он
увидел впереди корабль.
Ни души я не заметил
на его
палубе, но, подходя ближе,
увидел с левого борта вахтенного матроса. Сидел он
на складном стуле и спал, прислонясь к борту.
Даже не поднимаясь
на палубу, я мог отлично представить сцену встречи женщин. Для этого не требовалось изучения нравов. Пока я мысленно
видел плохую игру в хорошие манеры, а также ненатурально подчеркнутую галантность, — в отдалении послышалось, как весь отряд бредет вниз. Частые шаги женщин и тяжелая походка мужчин проследовали мимо моей двери, причем
на слова, сказанные кем-то вполголоса, раздался взрыв смеха.
Я не повторил окрика. В этот момент я не чувствовал запрета, обычного, хотя и незримого, перед самовольным входом в чужое владение.
Видя, что часовой неподвижен, я ступил
на трап и очутился
на палубе.
Не зная еще, как взяться за это, я подошел к судну и
увидел, что Браун прав:
на палубе виднелись матросы. Но это не был отборный, красивый народ хорошо поставленных корабельных хозяйств. По-видимому, Гез взял первых попавшихся под руку.
После обеда, то уходя
на палубу, то в кубрик, я
увидел Дэзи, вышедшую из кухни вылить ведро с водой за борт.
Шагов я не слышал. Внизу трапа появилась стройная, закутанная фигура, махнула рукой и перескочила в шлюпку точным движением. Внизу было светлее, чем смотреть вверх,
на палубу. Пристально взглянув
на меня, женщина нервно двинула руками под скрывавшим ее плащом и села
на скамейку рядом с той, которую занимал я. Ее лица, скрытого кружевной отделкой темного покрывала, я не
видел, лишь поймал блеск черных глаз. Она отвернулась, смотря
на корабль. Я все еще удерживался за трап.
–…есть указания в городском архиве, — поспешно вставил свое слово рассказчик. — Итак, я рассказываю легенду об основании города. Первый дом построил Вильямс Гобс, когда был выброшен
на отмели среди скал. Корабль бился в шторме, опасаясь неизвестного берега и не имея возможности пересечь круговращение ветра. Тогда капитан
увидел прекрасную молодую девушку, вбежавшую
на палубу вместе с гребнем волны. «Зюйд-зюйд-ост и три четверти румба!» — сказала она можно понять как чувствовавшему себя капитану.
Как он подошел,
на палубе нашей стало совсем светло, мы ясно
видели их, они — нас.
«Разговор кончен, и я хочу, чтобы ты убрался отсюда», — сказали его глаза. Я вышел
на палубу, где
увидел пожилого, рябого от оспы человека с трубкой в зубах. Он стоял, прислонясь к мачте. Осмотрев меня замкнутым взглядом, этот человек сказал вышедшему со мной Гезу...
Мы сидели за чаем
на палубе. Разудало засвистал третий.
Видим, с берега бежит офицер в белом кителе, с маленькой сумочкой и шинелью, переброшенной через руку. Он ловко перебежал с пристани
на пароход по одной сходне, так как другую уже успели отнять. Поздоровавшись с капитаном за руку, он легко влетел по лестнице
на палубу — и прямо к отцу. Поздоровались. Оказались старые знакомые.
Она сидела у борта
на палубе и, прислонясь головой к куче каната, плакала. Фома
видел, как дрожали белые комья ее обнаженных плеч, слышал тяжелые вздохи, ему стало тяжело.
Фома, стоя
на груде каната, смотрел через головы рабочих и
видел: среди барж, борт о борт с ними, явилась третья, черная, скользкая, опутанная цепями. Всю ее покоробило, она точно вспухла от какой-то страшной болезни и, немощная, неуклюжая, повисла над водой между своих подруг, опираясь
на них. Сломанная мачта печально торчала посреди нее; по
палубе текли красноватые струи воды, похожей
на кровь. Всюду
на палубе лежали груды железа, мокрые обломки дерева.
К огню подошла пара. Это был Савоська. Он шел, закрыв широким чекменем востроглазую заводскую бабенку, которая работала у нас
на передней
палубе.
Увидев меня, он немного смутился, а потом проговорил...
Немного пониже деревни Пермяковой мы в первый раз
увидели убитую барку. Это была громадная коломенка, нагруженная кулями с пшеницей. Правым разбитым плечом она глубоко легла в воду, конь и передняя
палуба были снесены водой; из-под вывороченных досок выглядывали мочальные кули. Поносные были сорваны. Снастью она была прикреплена к берегу, — очевидно, это
на скору-руку устроили косные, бурлаков не было видно
на берегу.
Бывают минуты, когда, размышляя, не замечаешь движений, поэтому я очнулся лишь
увидев себя сидящим в кубрике против посетителей — они сели
на вторую койку, где спал Эгва, другой матрос, — и сидели согнувшись, чтобы не стукнуться о потолок-палубу.
Засыпаю под плащом
на палубе и
вижу фигуры баронессы и Лины
на берегу, как они меня провожали и махали мне своими платками. Лина плакала. Она, наверно, и теперь иногда плачет, а я все-таки представляю себе, будто я нахожусь в положении сказочного царя Салтана. а моя теща Венигрета Васильевна — «сватья баба Бабариха», и что она непременно сделает мне страшное зло: Никитку моего изведет, как Бабариха извела Гвидона, а меня чем-нибудь
на всю жизнь одурачит.
Около четырех часов утра Покромцев проснулся и был очень удивлен, не
видя на противоположном диване своей жены. Он быстро оделся и, позевывая и вздрагивая от утреннего холодка, вышел
на палубу.
Тем временем доктор вместе со старшим офицером занимались размещением спасенных. Капитана и его помощника поместили в каюту, уступленную одним из офицеров, который перебрался к товарищу; остальных — в жилой
палубе. Всех одели в сухое белье, вытерли уксусом, напоили горячим чаем с коньяком и уложили в койки. Надо было
видеть выражение бесконечного счастья и благодарности
на всех этих лицах моряков, чтобы понять эту радость спасения. Первый день им давали есть и пить понемногу.
Однако бывали «штормы», но «урагаников» не было, и никто
на «Коршуне» не
видел, что
на «Витязе»
видели не раз, как адмирал, приходя в бешенство, бросал свою фуражку
на палубу и топтал ее ногами.
На «Коршуне» только слышали, — и не один раз, — как адмирал разносил своего флаг-офицера и как называл его «щенком», хотя этому «щенку» и было лет двадцать шесть. Но это не мешало адмиралу через пять же минут называть того же флаг-офицера самым искренним тоном «любезным другом».
Какое-то дело заставило его плыть
на Низ. Он сел
на один из самых ходких пароходов, ходивших тогда по Волге,
на том же пароходе ехали и Патап Максимыч с Никифором Захарычем. Патап Максимыч поместился в каюте. Никифору Захарычу показалось так душно, и он отправился в третий класс
на палубу. Чапурин из своей каюты через несколько времени вышел в общую залу. Осмотрелся,
видит четырех человек, из них трое были ему совсем не известны, вгляделся в четвертого и узнал Алексея.
В толпе четырехсот здоровых солдат и матросов пять больных не бросаются в глаза; ну, согнали вас
на пароход, смешали со здоровыми, наскоро сосчитали, и в суматохе ничего дурного не заметили, а когда пароход отошел, то и
увидели:
на палубе валяются параличные да чахоточные в последнем градусе…
— Растерзать их всех, шкуры спустить и повесить
на фонарях! Пусть все
видят! Уничтожить! Вот как с офицерьем было! Попищали они у нас, как погоны мы с них срывали, да в море бросали с
палубы вместе с погонами ихними! А то в топку прямо, — пожарься!
Ее возглас: «глупости какие!» отвлек его сразу совсем к другим чувствам и образам. Как похоже произнесла она этот звук «глупости», такими же вздрагивающими грудными нотами! Может, и поет она таким же низковатым голосом? И в чертах лица есть что-то общее, — только у нее пепельного цвета плоские волосы, растрепанные теперь от ветерка, поднявшегося
на палубе к вечеру, а у той — как смоль черные и слегка волнистые. И стан как будто похож, сколько можно было
видеть снизу, и рост также.
Когда наконец он пришел в себя, то
увидел, что сидит
на палубе парохода, идущего
на всех парах, по необозримому, сильно волнующемуся морю.
— Да, от Тюмени до Томска пароходы одной компании Игнатова и Курбатова, которые возят почту и каждый рейс берет
на буксир арестантскую баржу. Пойдемте
на палубу и
увидите; она уже прицеплена и готова принять своих даровых пассажиров.