Неточные совпадения
Стоите вы в
темном и смрадном месте и привязаны к столбу, а привязки сделаны из змий и на груди (у вас)
доска, на которой написано:"Сей есть ведомый покровитель нечестивых и агарян"[
Солдата вывели на панель, поставили, как
доску, к стене дома,
темная рука надела на голову его шапку, но солдат, сняв шапку, вытер ею лицо и сунул ее под мышку.
Камера, в которой содержалась Маслова, была длинная комната, в 9 аршин длины и 7 ширины, с двумя окнами, выступающею облезлой печкой и нарами с рассохшимися
досками, занимавшими две трети пространства. В середине, против двери, была
темная икона с приклеенною к ней восковой свечкой и подвешенным под ней запыленным букетом иммортелек. За дверью налево было почерневшее место пола, на котором стояла вонючая кадка. Поверка только что прошла, и женщины уже были заперты на ночь.
Слышались: фырканье лошадей, позвякиванье колокольцев и бубенчиков, гулкий лет голубей, хлопанье крыльями домашней птицы; где-то, в самом
темном углу, забранном старыми
досками, хрюкал поросенок, откармливаемый на убой к одному из многочисленных храмовых праздников.
«Профессор» стоял у изголовья и безучастно качал головой. Штык-юнкер стучал в углу топором, готовя, с помощью нескольких
темных личностей, гробик из старых
досок, сорванных с крыши часовни. Лавровский, трезвый и с выражением полного сознания, убирал Марусю собранными им самим осенними цветами. Валек спал в углу, вздрагивая сквозь сон всем телом, и по временам нервно всхлипывал.
Когда он пришел домой, то застал Гайнана в его
темном чулане перед бюстом Пушкина. Великий поэт был весь вымазан маслом, и горевшая перед ним свеча бросала глянцевитые пятна на нос, на толстые губы и на жилистую шею. Сам же Гайнан, сидя по-турецки на трех
досках, заменявших ему кровать, качался взад и вперед и бормотал нараспев что-то тягучее и монотонное.
В самом
темном углу покривившегося забора Петр Степанович вынул
доску; образовалось отверстие, в которое он тотчас же и пролез.
Его трудно понять; вообще — невеселый человек, он иногда целую неделю работает молча, точно немой: смотрит на всех удивленно и чуждо, будто впервые видя знакомых ему людей. И хотя очень любит пение, но в эти дни не поет и даже словно не слышит песен. Все следят за ним, подмигивая на него друг другу. Он согнулся над косо поставленной иконой,
доска ее стоит на коленях у него, середина упирается на край стола, его тонкая кисть тщательно выписывает
темное, отчужденное лицо, сам он тоже
темный и отчужденный.
Едва кончилось вешанье штор, как из
темных кладовых полезла на свет божий всякая другая галантерейщина, на стенах появились картины за картинами, встал у камина роскошнейший экран, на самой
доске камина поместились черные мраморные часы со звездным маятником, столы покрылись новыми, дорогими салфетками; лампы, фарфор, бронза, куколки и всякие безделушки усеяли все места спальни и гостиной, где только было их ткнуть и приставить.
Мальчик поднял голову: перед ним, широко улыбаясь, стоял отец; качался солдат,
тёмный и плоский, точно из старой
доски вырезанный; хохотал круглый, как бочка, лекарь, прищурив калмыцкие глаза, и дрожало в смехе топорное лицо дьячка.
Савка пополз вдоль забора, цапаясь за
доски тёмно-красными руками; его кровь, смешавшись со взрытой землёй, стала грязью, он был подобен пню, который только что выкорчевали: ноги, не слушаясь его усилий, волоклись по земле, как два корня, лохмотья рубахи и портков казались содранной корой, из-под них, с пёстрого тела, струился
тёмный сок.
Отворив дверь харчевни, приемыш вступил в крошечную
темную каморку, стены которой, живьем сколоченные из
досок, не доходили до потолка. На полу шипел самовар, распространявший вокруг себя огненную вычурную звезду. Труба самовара, наполненная пылающими угольями, освещала раздутое лицо батрака Герасима.
Надо мной расстилалось голубое небо, по которому тихо плыло и таяло сверкающее облако. Закинув несколько голову, я мог видеть в вышине
темную деревянную церковку, наивно глядевшую на меня из-за зеленых деревьев, с высокой кручи. Вправо, в нескольких саженях от меня, стоял какой-то незнакомый шалаш, влево — серый неуклюжий столб с широкою дощатою крышей, с кружкой и с
доской, на которой было написано...
Странно и забавно было видеть, с каким увлечением и ловкостью действовал умный старик, пробиваясь сквозь толпу матросов-речников, отражая их кулаки, сбивая с ног толчками плеча. Дрались беззлобно, весело, ради удальства, от избытка сил;
темная куча тел сбилась у ворот, прижав к ним фабричных; потрескивали
доски, раздавались задорные крики...
Из сумрака, из угла откуда-то лениво выплыл Егор, с трубкой в зубах; вспыхивая, огонь освещал его
темное лицо, наскоро вытесанное из щелявой и суковатой
доски; блестела серьга в толстой мочке красного уха.
Два больших зала, один — столовая, другой — общее помещение для спокойных больных, широкий коридор со стеклянною дверью, выходившей в сад с цветником, и десятка два отдельных комнат, где жили больные, занимали нижний этаж; тут же были устроены две
темные комнаты, одна обитая тюфяками, другая
досками, в которые сажали буйных, и огромная мрачная комната со сводами — ванная.
Тут Севастьян сейчас взял его и вклеил на старую
доску в средину краев, а на долонь набрал какой знал
темной красочной грязи, замесил ее пальцами со старою олифою и шафраном вроде замазки и ну все это долонью в тот потерханный списочек крепко-накрепко втирать…
На маленьком балкончике смутно
темнели две человеческие фигуры, и ночь и вода окружали их. В
досках пола ощущалось легкое, едва уловимое содрогание, и казалось, что весь старый и грешный домишко трясется от скрытых слез и заглушенных рыданий.
В начале шестого часа, когда совсем уже
стемнело, Свитка привез Хвалынцева на угол Канонерской улицы и поднялся в ту хорошо знакомую ему квартиру, на дверях которой сияла медная
доска с надписью: «Типография И. Колтышко». Тот же самый рыженький Лесницкий на высоком табурете сидел за высокой конторкой и сводил какие-то счеты.
Посадив птиц в
темный прохладный подвал, он аккуратно всякое утро спускался туда с мальчиком, который нес на
доске кусочки сырого мяса.
И были превосходнейшие места для всяких игр; под папиным балконом, например:
темное, низкое помещение, где нужно было ходить нагнувшись, где сложены были садовые лопаты, грабли, носилки, цветочные горшки и где в щели меж
досок ярко светило с улицы солнце, прорезывая темноту пыльно-золотыми пластинами.
Под
темным сводом этого моста, в чулане из забранных
досок к стене, собирались всякую ночь шайки мошенников, не имевших приюта.
На
доске, под стеклом, в ореховой рамке, он прочел:"Юлия Федоровна Патера"и очень скромно ткнул в пуговицу электрического звонка. Ему отворила горничная, уже не молодая, с худощавым, тонким лицом, в
темном платье. Таких горничных ему еще не приводилось видеть. Он скорее принял бы ее за гувернантку, если б на ней не было
темного же фартука.