Не ответила Дуня, но крепко прижалась к отцу. В то время
толпа напирала, и прямо перед Дуней стал высокий, чуть не в косую сажень армянин… Устремил он на нее тупоумный сладострастный взор и от восторга причмокивал даже губами. Дрогнула Дуня — слыхала она, что армяне у Макарья молоденьких девушек крадут. Потому и прижалась к отцу. Протеснился Марко Данилыч в сторону, стал у прилавка, где были разложены екатеринбургские вещи.
Неточные совпадения
«Ребята, вязать!» — закричал тот же голос, — и
толпа стала
напирать… «Стойте, — крикнул Дубровский. — Дураки! что вы это? вы губите и себя и меня. Ступайте по дворам и оставьте меня в покое. Не бойтесь, государь милостив, я буду просить его. Он нас не обидит. Мы все его дети. А как ему за вас будет заступиться, если вы станете бунтовать и разбойничать».
Старик даже головы не повернул на дерзкий вызов и хотел уйти, но его не пустили.
Толпа все росла. Пока ее сдерживали только старики, окружавшие Тита. Они видели, что дело принимает скверный оборот, и потихоньку проталкивались к волости, которая стояла на горке сейчас за базаром. Дело праздничное, народ подгуляет, долго ли до греха, а на Тита так и
напирали, особенно молодые.
Между тем Никита Романович вместе с своими перешел речку вброд и врезался в
толпу врагов, на которых в то же время
наперла с другой стороны вновь пришедшая подмога.
— Ну? — спросил он. Двери распахнулись, и первое, что появилось в дверях, — это спина военного с малиновым шевроном и звездой на левом рукаве. Он отступал из двери, в которую
напирала яростная
толпа, спиной и стрелял из револьвера. Потом он бросился бежать мимо Персикова, крикнув ему...
К ним-то
толпа и
напирала сильнее всего.
Жандармы стараются оттереть
толпу от огня — масса пятится, опрокидывается на груды вещей, ломает себе шеи, руки и ноги, падает, давит друг друга, а сзади, между тем,
напирают другие массы, которые не видят, что творится впереди, и лезут к огню с неудержимой силой.
Клики громче и громче. Сильней и сильней
напирают рабочие на Марка Данилыча. Приказчик, конторщик, лоцман, водоливы, понурив головы, отошли в сторону. Смолокуров был окружен шумевшей и галдевшей
толпой. Рабочий, что первый завел речь о расчете, картуз надел и фертом подбоченился. Глядя́ на него, другой надел картуз, третий, четвертый — все… Иные стали рукава засучивать.