Неточные совпадения
«Я не ропщу, — сказала я, —
Что Бог прибрал младенчика,
А больно то, зачем они
Ругалися над ним?
Зачем, как черны
вороны,
На части
тело белое
Терзали?.. Неужли
Ни Бог, ни царь не вступится...
Палашами и копьями копали могилы; шапками, полами выносили землю; сложили честно козацкие
тела и засыпали их свежею землею, чтобы не досталось во́ронам и хищным орлам выклевывать им очи.
У ворот покойницы уже стояла полиция и расхаживали купцы, как
вороны, почуя мертвое
тело.
Левко стал пристально вглядываться в лицо ей. Скоро и смело гналась она за вереницею и кидалась во все стороны, чтобы изловить свою жертву. Тут Левко стал замечать, что
тело ее не так светилось, как у прочих: внутри его виделось что-то черное. Вдруг раздался крик:
ворон бросился на одну из вереницы, схватил ее, и Левку почудилось, будто у ней выпустились когти и на лице ее сверкнула злобная радость.
Согласилась со мной, что мы при третьем коне,
вороном, и при всаднике, имеющем меру в руке своей, так как всё в нынешний век на мере и на договоре, и все люди своего только права и ищут: «мера пшеницы за динарий и три меры ячменя за динарий»… да еще дух свободный и сердце чистое, и
тело здравое, и все дары божии при этом хотят сохранить.
Возле меня, по запыленной крапиве, лениво перепархивали белые бабочки; бойкий воробей садился недалеко на полусломанном красном кирпиче и раздражительно чирикал, беспрестанно поворачиваясь всем
телом и распустив хвостик; все еще недоверчивые
вороны изредка каркали, сидя высоко, высоко на обнаженной макушке березы; солнце и ветер тихо играли в ее жидких ветках; звон колоколов Донского монастыря прилетал по временам, спокойный и унылый — а я сидел, глядел, слушал — и наполнялся весь каким-то безымянным ощущением, в котором было все: и грусть, и радость, и предчувствие будущего, и желание, и страх жизни.
— По ночам горели дома, и дул ветер, и от ветра качались черные
тела на виселицах, и над ними кричали
вороны.
Скажите им, что не будут наши
тела лежать в могилах, а растаскают и оглодают наши кости жадные волки и выклюют глаза нам черные
вороны».
Часто бывало так, что, любуясь работой француза, девушка погружалась в дремотное самозабвение, не слышала злых криков хозяйки и подруг; тогда они, сердитые с похмелья, бросались на нее, точно кошки на
ворону, и трепали девицу, вытирая ее
телом пыль и грязь зала.
Лошадь, зябко встряхивая кожей, потопталась на месте и тихонько пошла, верховой покачнулся, сквозь дрёму ему показалось, что он поворотил назад, но не хотелось открыть глаза, было жалко нарушить сладкое ощущение покоя, ласково обнявшее
тело, сжатое утренней свежестью. Он ещё плотнее прикрыл глаза. Он слышал насмешливый свист дрозда, щёлканье клестов, тревожный крик иволги, густое карканье
ворон, и, всё поглощая, звучал в ушах масляный голос Христины...
Думала прежде Настя, что Алеша ее ровно сказочный богатырь: и
телом силен, и душою могуч, и что на целом свете нет человека ему по плечу… вдруг он плачет, рыдает и, еще ничего не видя, трусит Патапа Максимыча, как старая баба домового… Где же удаль молодецкая, где сила богатырская?.. Видно, у него только обличье соколье, а душа-то
воронья…
Я не ропщу,
Что бог прибрал младенчика,
А больно то, зачем они
Ругалися над ним?
Зачем, как черны
вороны,
На части
тело белое
Терзали?.. Неужли
Ни бог, ни царь не вступятся?
— Негодяй! — прошептала она и чуть не слетела с седла, когда Цвибуш, оглушенный ударом, покачнулся и, падая на землю, своим большим, плотным
телом ударился о передние ноги
вороной лошади. Он не мог не упасть.
Дождь его мочил, снег засыпал, клевали
вороны, — он все молился; в каждой руке он держал на весу по тяжелому камню, вериги на
теле от многого труда сделались блестящими, как золото…
Отворили храмы святые, подняли образа чудотворные, служители Божии преклонили колена и начали упрашивать силы небесные о здоровье матушки нашей великой княгини, но знать Богу не угодно было ниспослать ей милостей Своих —
тело ее почернело, как
вороново крыло, и отекло так, что и рассказать невозможно.
Какая же можешь ты быть Аленушка, когда у меня она одна была кралечка… как налетели вороги, взяли ее силком от меня и стали, как злые
вороны, клевать
тело ее белое…