Ключ Судного дня

Джеймс Роллинс, 2009

В Риме в соборе Святого Петра погибает от взрыва археолог из Ватикана. Перед смертью он успевает спрятать среди реликвий собора древний кожаный мешочек, в котором, как он надеется, заключено спасение человечества… В лаборатории Принстонского университета убит известный ученый-генетик… В Африке в лагере Красного Креста застрелен сын американского сенатора… Три убийства на трех континентах, и все три жертвы помечены выжженным на их плоти древним друидическим крестом. Коммандеру Грею Пирсону и его соратникам из спецотряда «Сигма» предстоит выяснить, что связывало этих людей, и попытаться спасти человечество от приближающегося Армагеддона. От автора «Амазонии», «Бездны», «Песчаного дьявола»!

Пролог

Весна 1086 года

Англия

Первым признаком беды стали во́роны.

Крытая повозка, запряженная одной лошадью, катила по ухабистой дороге, петляющей между бесконечными полями ячменя, и вдруг в небо черной тучей взмыла стая воронов. Они устремились в голубое небо, шумными кругами поднимаясь все выше и выше, однако это была не обычная паника спугнутых птиц. Вороны кружили в вышине и резко падали вниз, кувыркаясь в воздухе и судорожно хлопая крыльями. Птицы сталкивались друг с другом в небе и дождем проливались на землю. Маленькие черные комки с силой ударялись о дорогу, ломая крылья и клювы. Искалеченные птицы трепетали, слабо поднимая перебитые крылья.

Но самым пугающим во всем этом была полная тишина.

Ни карканья, ни криков.

Лишь неистовое хлопанье крыльев — после чего мягкий шлепок пернатого тела об утрамбованную землю и камни.

Возница осенил себя крестным знамением и остановил повозку. Его глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, не отрывались от неба. Лошадка, встряхивая головой, тяжело дышала, выпуская в прохладный утренний воздух облачка пара.

— Едем дальше, — сказал путник, сидящий в повозке.

Мартин Борр, младший из королевских коронеров, был направлен сюда тайным эдиктом самого короля Вильгельма.

Кутаясь в теплый шерстяной плащ, Мартин думал о грамоте, скрепленной воском с оттиском большой королевской печати. Казна была обременена тяготами войны, и Вильгельм разослал по всей стране десятки королевских комиссаров, чтобы они составили полную опись его земель и владений. Все собранные сведения заносились в громадную книгу под названием «Земельная опись Англии» одним ученым, писавшим на загадочной разновидности латыни. Делалось это все для того, чтобы точно определить размер податей, которые должны были собираться казной.

По крайней мере, так утверждалось.

Были и те, кто подозревал, что столь подробное изучение всех земель было осуществлено с другой целью. Эти люди сравнивали книгу с библейским описанием Судного дня. В Библии говорится, что Бог ведет учет всех человеческих деяний в Книге жизни. И постепенно молва закрепила за плодом этих великих исследований другое название: «Книга Судного дня».

Скептики, сами того не подозревая, были близки к истине.

Мартин прочитал запечатанную воском грамоту. Он видел, как одинокий писец дотошно заносит сведения, полученные от королевских комиссаров, в огромный том, а в конце ученый вывел по-латыни одно-единственное слово, красными чернилами.

Vastare.

«Опустошенный».

Этим словом были отмечены многие области, в том числе земли, разоренные войной и грабежами. Но две записи были полностью сделаны кроваво-красными чернилами. Одна описывала уединенный остров, затерявшийся между побережьями Ирландии и Англии. И вот теперь Мартин приближался ко второму из этих мест, получив королевский приказ провести подробное исследование. Он дал клятву молчать; в помощь ему были выделены три человека. Сейчас они следовали за повозкой верхом.

Возница дернул поводья, побуждая чудовищно огромного гнедого тяжеловоза ускорить шаг. Повозка двинулась вперед, наезжая колесами на трепещущие тела воронов, с хрустом сокрушая кости и разбрызгивая кровь.

Наконец они поднялись на гребень, откуда открылся вид на раскинувшуюся внизу плодородную долину. Вдалеке приютилась деревушка, зажатая с одной стороны каменным особняком, а с другой — церковью со шпилем. Остальными строениями были десятка два бревенчатых домов и россыпь деревянных овчарен и голубятен.

— Милорд, это про́клятое место, — пробормотал возница. — Помяните мое слово. И разорила здесь все не чума.

— Мы прибыли сюда как раз для того, чтобы все выяснить.

В лиге позади горная дорога была перекрыта королевским отрядом. Дальше не пропускали никого, и все же это не могло остановить ходившие по окрестным деревням и селам слухи о том, что на долину обрушился какой-то странный мор.

— Про́клятое, — повторил возница, направляя повозку вниз по дороге в сторону деревни. — Я слышал рассказы о том, что эти земли когда-то принадлежали безбожникам кельтам. Говорят, для них, язычников, они были священными. По-прежнему в чащах на склонах вон тех холмов можно найти их камни.

Он указал морщинистой рукой на густые леса, которые покрывали вершины высоких холмов, устремленных в небо. Туман, цеплявшийся за верхушки деревьев, превращал зелень крон в грязные оттенки серого и черного.

— Кельты прокляли это место, я вам точно говорю. Принесли погибель тем, кто носит крест.

Мартин Борр не желал слушать эти бредни. Тридцати двух лет от роду, он обретал знания под руководством лучших ученых от Рима до Британии. И сюда вместе со знатоками своего дела явился, чтобы установить истину.

Развернувшись, Мартин махнул рукой, указывая на маленькую деревушку, и трое всадников пришпорили лошадей. Каждый из них знал свою задачу. Мартин последовал за ними, без лишней спешки, изучая и оценивая все, что встречалось на пути. Уединенная деревушка в этой небольшой горной долине, известная под названием Хайглен, славилась в здешних краях своими гончарными изделиями. Глина добывалась из горячих источников, каковыми и объяснялась туманная дымка, затягивающая лес на вершинах. Говорили, что местный способ обжига и состав глины являлись строго оберегаемыми секретами, в которые были посвящены только жители деревни.

И теперь все эти секреты утеряны навсегда.

Повозка, громыхая, катилась по дороге, мимо полей, засаженных рожью, овсом, бобами, мимо грядок овощей. На одних полях, судя по виду, недавно собрали урожай, другие, похоже, были подожжены.

Неужели жители деревни заподозрили правду?

По мере того как повозка спускалась в долину, становились видны ряды овчарен, обрамленных высокими живыми изгородями, которые частично скрывали царящий внутри ужас. Сочные пастбища были испещрены оспинами сотен кучек шерсти, вздутых трупов овец. Ближе к деревне появились также застигнутые смертью свиньи и козы, распростертые на земле, с ввалившимися глазами. В поле валялась пара здоровенных волов, по-прежнему впряженных в плуг.

Повозка подъехала к самой деревушке, спрятанной в зелени деревьев. Вокруг стояла полная тишина. Путников не встретил ни лай собак, ни кудахтанье кур, ни крик осла. Не зазвонил церковный колокол, никто не окликнул чужаков, появившихся в селении.

Тишина была гнетущей.

Как вскоре было установлено, большинство умерших жителей лежали у себя дома, слишком обессиленные перед смертью, чтобы выйти на улицу. Но одно тело застыло на траве, недалеко от каменных ступеней особняка. Мертвый мужчина лежал ничком там, где и упал, возможно, свалившись с лестницы и свернув себе шею. Но даже с высоты повозки Мартин обратил внимание на высохшую кожу, обтянувшую кости, на глубоко запавшие глаза, на неестественную худобу.

То же самое истощение наблюдалось и у домашних животных в поле. Казалось, вся деревня долго была в осаде и все живое в ней умерло от голода.

Послышался приближающийся стук копыт. Реджинальд осадил коня рядом с повозкой.

— Все закрома полны, — доложил он, вытирая руки о штаны. — И еще там крысы и мыши.

Мартин вопросительно посмотрел на высокого, покрытого шрамами воина, пришедшего вместе с королем Вильгельмом с севера Франции.

— Дохлые, как и всё вокруг. В точности как на том проклятом острове.

— Но теперь мор дошел до наших берегов, — пробормотал Мартин. — Пришел к нам на землю.

Вот почему их послали сюда, вот почему дорога в деревню была перекрыта, вот почему все они дали клятву хранить молчание.

— Жирар подыскал вам хороший труп, — продолжал Реджинальд. — Посвежее остальных. Мальчишку. Жирар оттащил его в кузницу.

Он указал на деревянный сарай с каменной трубой.

Кивнув, Мартин вылез из повозки. Он должен был убедиться наверняка, а для этого существовал только один путь. Его долг как королевского коронера заключался в том, чтобы выведать правду у мертвых. Хотя самую кровавую часть работы Мартин решил оставить французскому мяснику.

Мартин шагнул в открытую дверь кузницы. Жирар уже ждал его там, склонившись перед остывшим горнилом. Француз трудился в войске короля Вильгельма, отпиливая воинам изувеченные члены и тем самым спасая им жизнь.

Жирар освободил стол посреди кузницы и уже снял одежду с тела мальчишки и привязал его к столу. Мартин окинул взглядом бледное, исхудавшее тело. Его собственный сын был приблизительно такого же возраста, но жуткая смерть состарила несчастного паренька, покрыла его морщинами, каких не должно быть в его восемь или девять лет.

Пока Жирар готовил ножи, Мартин осмотрел тело внимательнее. Ущипнув кожу, он отметил полное отсутствие жировой прослойки. Затем изучил растрескавшиеся губы, клочки уцелевших на голове волос, распухшие щиколотки и ступни, но наибольшее внимание уделил выступающим костям, водя по ним руками, словно пытаясь прочитать на ощупь карту: ребра, скулы, глазницы, таз.

Что здесь произошло?

Мартин понимал, что ответ не лежит на поверхности.

Жирар подошел к столу, сжимая в руке длинное серебристое лезвие.

— Ну что, сударь, принимаемся за работу?

Мартин молча кивнул.

Через четверть часа тело мальчика походило на выпотрошенную свинью. Кожа, рассеченная от паха до горла, была содрана и приколота к доскам стола. Туго переплетенные внутренности лежали в окровавленной брюшной полости, вздутые и розовые. Из-под ребер торчала распухшая желтовато-бурая печень, слишком большая для такого маленького ребенка, иссушенного до костей и хрящей.

Жирар подошел к вскрытому животу. Его руки исчезли в ледяных глубинах.

Мартин, оставаясь в стороне, прикоснулся рукой ко лбу и беззвучно зашевелил губами, моля усопшего простить за это бесцеремонное вторжение. Конечно, сейчас было слишком поздно ждать от мальчишки прощения. Но его мертвое тело еще могло оказать последнюю услугу — подтвердить худшие опасения.

Жирар вытащил желудок покойного, упругий и белый, от которого свисала распухшая багровая селезенка. Несколькими умелыми движениями ножа француз рассек сплетение кишок и бросил освобожденный желудок на стол. Еще один ловкий разрез — и желудок раскрылся пополам. Словно из испорченного рога изобилия, на доски пролилось густое зеленоватое месиво непереваренного хлеба и зерна.

Тотчас же по всей кузнице распространился зловонный запах, сильный и резкий. Мартин прикрыл рукой рот и нос — защищаясь не от смрада, а от жуткой правды.

— Мальчишка умер от голода, это очевидно, — сказал Жирар. — Однако он умер от голода с полным желудком.

Мартин отступил назад, чувствуя, как леденеет все внутри. Вот оно, неопровержимое доказательство. Конечно, для полной уверенности надо будет еще изучить другие трупы. Но и здесь, похоже, причина смерти была той же самой, что и на острове, обозначенном в «Книге наблюдений» словом «опустошенный».

Мартин не мог оторвать взгляд от выпотрошенного детского тела. Теперь понятно, в чем заключалась истинная причина их секретной миссии. Найти язву, поразившую родную землю, и истребить ее, прежде чем она успеет распространиться. Причина смерти всех жителей деревни была той же, что и на затерянном острове. Люди, пораженные странной болезнью, ели и ели, но в конце концов умирали от голода, не получая питательных веществ, полностью истощенные.

Отвернувшись от стола, Мартин вышел из полумрака кузницы на солнечный свет и жадно глотнул свежий воздух. Он устремил взгляд вдаль, на сплошную гряду холмов, покрытых буйной зеленью. Налетевший порыв ветра зашевелил поля ячменя и овса, пшеницы и ржи. Мартин мысленно представил себе человека, плывущего на плоту посреди океана, умирающего от жажды, окруженного со всех сторон водой, пить которую нельзя.

Здесь было то же самое.

Мартин зябко поежился в бледных лучах весеннего солнца. Ему хотелось оказаться как можно дальше от этой долины, но его внимание привлек крик, донесшийся справа, из противоположного конца деревни. Перед распахнутой дверью стояла фигура, облаченная во все черное. На мгновение Мартин испугался, что это сама Смерть, но затем фигура замахала рукой, разрушая образ. Это был аббат Оррен, последний член маленького отряда, настоятель Келлского аббатства в Ирландии. Он стоял у входа в деревенскую церковь.

— Идите взгляните на это! — крикнул аббат.

Мартин поспешил к нему. Это был скорее интуитивный порыв, чем сознательное усилие. Молодому коронеру не хотелось возвращаться в кузницу. Пусть мальчишкой занимается французский мясник. Пройдя через деревню, Мартин поднялся по ступеням и присоединился к католическому монаху.

— В чем дело, аббат Оррен?

Развернувшись, монах направился внутрь церкви.

— Это самое настоящее богохульство! — в негодовании бросил он на ходу. — Взгляните, как эти люди осквернили святое место! Неудивительно, что всех их сразила кара Господня.

Мартин поспешил следом за аббатом. В своем не по размеру большом теплом плаще тощий как скелет монах казался привидением. Из всех них он один побывал на мертвом острове у берегов Ирландии и стал свидетелем тамошнего опустошения.

— Святой отец, вы нашли то, что искали? — спросил Мартин.

Вместо ответа аббат двинулся в глубь церковного зала. Мартину не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Внутри царил угрюмый полумрак. Земляной пол покрывал слой соломы. Скамей не было, за частыми стропилами виднелась низкая крыша. Единственный свет проникал из пары узких, высоких окон в дальней стене, падая полосами на алтарь — простую каменную плиту. Вероятно, голый камень раньше закрывало алтарное полотно, но сейчас оно было сорвано, отброшено в сторону — по-видимому, это сделал монах, проводивший поиски.

Подойдя к алтарю, аббат Оррен дрожащей рукой указал на каменную глыбу. Его трясло от гнева.

— Это просто богохульство, — повторил он, — вырезать языческие символы в доме Господа.

Мартин подошел ближе и склонился над алтарем. Поверхность плиты была покрыта изображениями солнечных дисков с расходящимися лучами и закрученных спиралей, кругов и странных запутанных узоров, несомненно языческих.

— Почему эти набожные люди совершили подобный грех?

— Я не думаю, что это дело рук жителей Хайглена, — возразил Мартин.

Он провел рукой по алтарю. Его пальцы ощутили древний возраст полустертых изображений. Определенно они были очень старые. Мартин вспомнил слова возницы о том, что это место про́клятое, что для древних кельтов эта земля была священна и их огромные камни по-прежнему можно найти в затянутых туманной дымкой лесах на вершинах окрестных холмов.

Мартин выпрямился. Судя по всему, один из этих камней приволокли в Хайглен и превратили в алтарь деревенской церкви.

— Если жители деревни тут ни при чем, то как еще можно объяснить вот это? — спросил аббат.

Подойдя к стене за алтарем, он махнул рукой, указывая на большое изображение на ней. Оно было нарисовано совсем недавно, судя по красновато-бурому цвету, кровью. Рисунок изображал круг, рассеченный на четыре части крестом.

Мартину уже приходилось видеть подобные изображения на надгробиях и древних развалинах. Кельтские жрецы считали этот символ священным.

— Языческий крест, — пробормотал Мартин.

— Такой же мы нашли на том острове, им были помечены все двери.

— Но что это означает?

Аббат прикоснулся к серебряному кресту, висящему на шее.

— Все так, как и опасался король. Змеи, которыми кишела Ирландия, изгнанные с острова святым Патриком, перебрались на наши берега.

Мартин понял, что монах имел в виду не настоящих лесных змей, а языческих жрецов, носящих изогнутые посохи, похожие на змей, на друидов, предводителей древних кельтов. Святой Патрик обратил язычников в истинную веру или изгнал из Ирландии.

Но это было шесть столетий назад.

Обернувшись, Мартин посмотрел сквозь распахнутую дверь церкви на мертвую деревню. У него в голове прозвучали слова Жирара: «Мальчишка умер от голода с полным желудком».

В этом не было никакого смысла.

— Все это нужно сжечь, — пробормотал у него за спиной аббат. — А землю засеять солью.

Мартин молча кивнул, однако у него в груди росла тревога. Сможет ли пламя уничтожить то, что было сотворено здесь? Он не мог ответить на это наверняка, но не вызывало сомнений одно.

До конца было еще очень далеко.

Настоящее время

8 октября, 23 часа 55 минут

Ватикан

Отец Марко Джованни прятался в темном каменном лесу.

Массивные мраморные колонны, поддерживающие своды собора Святого Петра, разделяли пол на отдельные капеллы, залы, ниши. Священное место украшали работы великих мастеров: «Оплакивание Христа» Микеланджело, балдахин Бернини, бронзовая статуя «Святой Петр на престоле».

Марко знал, что в этом каменном лесу он не один. Где-то здесь, скорее всего в дальней части собора, затаился охотник, выжидая удобного момента.

Три часа назад Джованни получил записку от собрата-археолога, также служителя церкви, своего бывшего наставника во время обучения в Григорианском университете в Риме. Тот пригласил его встретиться здесь, в полночь.

Однако, как оказалось, это была западня.

Прислонившись спиной к колонне, Марко зажимал правой рукой левый бок, стараясь хоть как-то остановить кровотечение. Мягкие ткани были разрезаны до самых ребер. Горячая липкая жидкость струилась между пальцами. В левой руке священник держал доказательство, которое было ему так нужно, — древний кожаный мешочек размером не больше кошеля для монет. Он сжимал мешочек так крепко, словно от этого зависела его жизнь.

Марко чуть сместился вбок, чтобы осторожно выглянуть из-за колонны и осмотреть неф, и кровотечение усилилось. Тяжелые капли упали на мраморный пол. Ждать дальше было нельзя, иначе он слишком ослабеет. Мысленно прочитав молитву, он оттолкнулся от колонны и побежал по нефу по направлению к папскому алтарю. Каждый гулкий шаг отзывался резкой болью в боку. Но рану эту оставил не нож. Стрела, вспоров Марко бок, глубоко впилась в спинку деревянной скамьи. Она была короткая, толстая, черная. И выпустили ее из арбалета. Укрываясь за колонной, отец Джованни внимательно изучил стрелу. У нее на конце светился красный светодиод, подобный огненному глазу во мраке.

Не зная, как ему быть, Марко просто бежал, низко пригнувшись. Он сознавал, что, скорее всего, умрет, однако тайна, которую он узнал, была гораздо важнее его жизни. Надо только продержаться еще совсем немного, добраться до дальнего выхода, найти одного из швейцарских гвардейцев, несущих дежурство, и передать известие Папе.

Не обращая внимания на боль и ужас, Марко бежал.

Папский алтарь был прямо впереди. Над ним на витых колоннах был установлен бронзовый балдахин работы Бернини. Марко взял чуть левее, стремясь попасть в поперечный неф. Он увидел массивную статую Александра VII и спрятанную под ней дверь.

Эта дверь выходит на пьяцца Санта-Марта.

Если только…

Тычок в живот лишил Марко последней надежды. Отшатнувшись назад, он опустил взгляд. Этот удар был нанесен не кулаком. Из рубашки торчал короткий стальной стержень с пластмассовым оперением на конце. Боль пришла со следующим вдохом, разливаясь внутрь. Как и первая стрела, эта тоже светилась горящим глазом. Диод располагался на прямоугольном утолщении у основания стрелы.

Марко нетвердой походкой двинулся назад. Зашевелившиеся у двери тени оказались фигурой в пестром мундире швейцарских гвардейцев — несомненно, это была маскировка. Опустив арбалет, убийца вышел из дверной ниши, где укрылся, подкарауливая свою жертву.

Отступив к алтарю, Марко приготовился бежать обратно в глубь нефа. Но затем он заметил еще одного человека, также в мундире швейцарских гвардейцев. Нагнувшись к скамье, второй убийца выдернул засевшую в дерево стрелу.

Нахлынувшая волна ужаса заставила Марко забыть о боли в животе. Он повернул вправо, к другому поперечному нефу, но обнаружил, что и здесь его уже опередили. Из прячущейся в темноте исповедальни вышла третья фигура, также с арбалетом в руках.

Джованни понял, что он в западне.

Собор имел в плане форму креста, три луча которого были перегорожены убийцами. Бежать оставалось только в одну сторону. В апсиду, к вершине креста. Но это был тупик.

И все же Марко как мог поспешил в апсиду.

Впереди возвышался алтарь Святого Петра, массивное позолоченное сооружение, украшенное фигурами святых и ангелов, в котором хранилась кафедра Святого Петра. Над ним — белоснежное овальное окно с изображением Святого Духа в виде голубя.

Но надежды не было и там.

Повернувшись к окну спиной, Марко огляделся вокруг. Слева от него возвышалась гробница Папы Урбана VIII. Мраморный саркофаг украшало изваяние Смерти в виде скелета, возвещающее о неизбежной судьбе всех людей… и, вероятно, предсказывающее конец самого Марко.

— Lilium et rosa, — прошептал Марко.

Лилия и роза.

В далеком двенадцатом веке одного ирландского священника по имени Малахия, еще при жизни канонизированного в святые, посетило видение: ему явились все папы, начиная от его эпохи и до скончания мира. Согласно видению, всего пап должно быть сто двенадцать. Каждого из них Малахия описал краткой загадочной фразой. Например, Урбан VIII, родившийся через пятьсот лет после смерти Малахии, был определен словами «лилия и роза». И, как и все остальное пророчество, эта характеристика оказалась верной. Папа Урбан VIII родился во Флоренции, на гербе которой красуется алая лилия.

Но самым страшным было то, что нынешний Папа в списке святого Малахии значился предпоследним. Согласно пророчеству, следующий глава католической церкви увидит конец света.

Прежде Марко не придавал значения подобным фантазиям — но сейчас, когда его пальцы крепко сжимали крошечный кожаный мешочек, он гадал, насколько человечество в действительности близко к Армагеддону.

Марко вздрогнул, услышав шаги. Один из убийц приближался к нему. У него осталось время лишь на одно, последнее действие.

Он не раздумывал ни секунды. Зажав кровоточащую рану, чтобы не оставлять следов, Марко переместился в сторону и спрятал то, что должен был сохранить. Покончив с этим, он вернулся в центр апсиды и, не надеясь на спасение, упал на колени в ожидании смерти. Шаги приблизились к алтарю. Показалась человеческая фигура. Мужчина остановился и вгляделся в темноту.

Это был не убийца.

И этого человека Марко хорошо знал.

Джованни застонал, привлекая внимание новоприбывшего. Тот удивленно застыл, затем поспешил к раненому.

— Марко?

Слишком обессиленный, чтобы подняться на ноги, Марко только смотрел на него, на мгновение поколебавшись между надеждой и подозрением. Но вот мужчина бросился к нему с неподдельной тревогой на лице. Это был бывший наставник Марко, человек, назначивший нынешнюю полуночную встречу.

— Монсиньор Верона… — с трудом выдавил Марко, забывая обо всех подозрениях, чувствуя сердцем, что этот человек его никогда не предаст.

Подняв руку, Марко разжал пустую ладонь. Другая его рука схватилась за оперенный конец стрелы, по-прежнему глубоко воткнутой в живот.

Мигнувший отсвет привлек его внимание вниз. У него на глазах красный огонек светодиода на конце стрелы сменился зеленым.

Нет…

Взрыв швырнул Марко на мраморный пол, оставив след крови, дыма и вывалившихся внутренностей. С зияющей дырой на месте живота, отец Джованни повалился на бок у подножия алтаря. Закатившиеся глаза остановились на возвышающемся позолоченном монументе.

В угасающем сознании всплыло имя.

Petrus Romanus.

Петр из Рима.

Это имя было последним в пророческом списке святого Малахии — имя человека, который сменит нынешнего главу католической церкви и станет последним Папой на земле.

И поскольку он, Марко, сегодня потерпел неудачу, предотвратить такой исход уже невозможно.

Перед глазами у Марко все померкло. Он потерял слух. У него не осталось сил, чтобы говорить. Лежа на боку, он смотрел через апсиду на гробницу Папы Урбана, на бронзовый скелет, выбирающийся из склепа. На костлявом пальце у скелета висел крошечный мешочек, который отец Джованни так оберегал. Марко представил себе древний символ, выжженный на коже.

В нем была единственная надежда для мира.

С последним вздохом Марко помолился, чтобы этого оказалось достаточно.