Чай, все губернии исходил
с топором за поясом и сапогами на плечах, съедал на грош хлеба да на два сушеной рыбы, а в мошне, чай, притаскивал всякий раз домой целковиков по сту, а может, и государственную [Государственная — ассигнация в тысячу рублей.] зашивал в холстяные штаны или затыкал в сапог, — где тебя прибрало?
Тишина идеальная; пройдет разве солдат какой-нибудь по улице или кучка мужиков,
с топорами за поясом. Редко-редко заберется в глушь разносчик и, остановясь перед решетчатым забором, с полчаса горланит: «Яблоки, арбузы астраханские» — так, что нехотя купишь что-нибудь.
Благодаря беготне дело сошло с рук благополучно; но затем предстояли еще и еще дела. Первое издание азбуки разошлось быстро, надо было готовиться к другому — уже без промахов. «Дивчину» заменили старухой и подписали: Домна; «Пана» заменили мужичком
с топором за поясом и подписали: Потап-плотник. Но как попасть в мысль и намерения «критики»? Пожалуй, будут сравнивать второе издание с первым и скажут: а! догадались! думаете, что надели маску, так вас под ней и не узнают!
— Чего ж ругать-то, — послышался мужской голос, и в дверь вошел
с топором за поясом черноватый мужик, такой же, как был Корней сорок лет тому назад, только поменьше и похудее, но с такими же черными блестящими глазами.
Это был тот самый Федька, которому он семнадцать лет тому назад подарил книжку с картинками. Это он упрекнул мать за то, что она не пожалела нищего. С ним вместе вошел, и тоже
с топором за поясом, немой племянник. Теперь это был взрослый, с редкой бородкой, морщинистый, жилистый человек, с длинной шеей, решительным и внимательно пронизывающим взглядом. Оба мужика только позавтракали и шли в лес.
Неточные совпадения
К Вихрову сейчас подошел голова, а
за ним шло человек девять довольно молодых мужиков
с топорами в руках и
за поясом.
— Выходите и убивайте меня, если только сам я дамся вам живой! — прибавил он и, выхватив у стоящего около него мужика заткнутый у него
за поясом топор, остановился молодцевато перед толпой; фуражка
с него спала в эту минуту, и курчавые волосы его развевались по ветру.
Помню только, что выхватил я
топор из-за
пояса и бил им, куда попало, бил дотоле, доколе сам
с ног не свалился.
Дразнила она меня таким манером долго, и все я себя перемогал; однако бог попутал. Узнал я как-то, что Параня в лес по грибы идет. Пошел и я, а
за поясом у меня
топор, не то чтоб у меня в то время намерение какое было, а просто потому, что мужику без
топора быть нельзя. Встретился я
с ней, а она — верно, забыла, как я ее у колодца-то трепал, — опять надо мной посмеивается...
Все это богатство принадлежало графу Шувалову и охранялось плохо; кунавинское мещанство смотрело на него как на свое, собирало валежник, рубило сухостой, не брезгуя при случае и живым деревом. По осени, запасая дрова на зиму, в лес снаряжались десятки людей
с топорами и веревками
за поясом.
Он представлял совершеннейший тип тех приземистых, но дюжесплоченных парней
с румянцем во всю щеку, вьющимися белокурыми волосами, белой короткой шеей и широкими, могучими руками, один вид которых мысленно переносит всегда к нашим столичным щеголям и возбуждает по поводу их невольный вопрос: «Чем только живы эти господа?» Парень этот, которому, мимоходом сказать, не стоило бы малейшего труда заткнуть
за пояс десяток таких щеголей, был, однако ж, вида смирного, хотя и веселого; подле него лежало несколько кусков толстой березовой коры, из которой вырубал он
топором круглые, полновесные поплавки для невода.
Они были без шапок,
с заткнутыми
за пояса топорами.
Какой-то молодой человек, без сюртука, одетый в одну рубашку и панталоны,
с студентской фуражкой на голове,
с топором за кожаным
поясом, предводительствуя небольшой группой своих товарищей-студентов, просто поражал толпу, смотревшую на пожар, чудесами неимоверного мужества.
Мерик (молча снимает сермягу и остается в поддевке.
За поясом топор). Кому холодно, а медведю да не помнящему родства всегда жарко. Взопрел! (Кладет на пол
топор и снимает поддевку.) Покеда из грязи ногу вытащишь, так
с тебя ведро пота стечет. Одну ногу вытащил, а другая вязнет.
Дикий, угрюмый взор, по временам сверкающий, как блеск кинжала, отпущенного на убийство; по временам коварная, злая усмешка, в которой выражались презрение ко всему земному и ожесточение против человечества; всклокоченная голова, покрытая уродливою шапкою; худо отращенная борода; бедный охабень [Охабень — старинная верхняя одежда.], стянутый ремнем, на ногах коты, кистень в руках,
топор и четки
за поясом, сума
за плечами — вот в каком виде вышел Владимир
с мызы господина Блументроста и прошел пустыню юго-восточной части Лифляндии.
Не было зова новым гостям, не было и отказа; но без того и другого вошли они в избу. Это были русские раскольники. Впереди брел сутуловатый старичок; в глазах его из-под густых седых бровей просвечивала радость.
За ним следовал чернец
с ужимками смирения. Трое суровых мужиков, при
топорах и фонаре
за поясом, остановились у двери.
По лесу, между деревьев большими легкими шагами шел на длинных ногах,
с длинными мотающимися руками человек в куртке, лаптях и казанской шляпе
с ружьем через плечо и
топором за поясом.