Неточные совпадения
— В первый раз, как я увидел твоего коня, — продолжал Азамат, — когда он под тобой крутился и прыгал, раздувая ноздри, и кремни брызгами летели из-под копыт его, в моей душе сделалось что-то
непонятное, и
с тех пор все мне опостылело: на лучших скакунов моего отца смотрел я
с презрением, стыдно было мне на них показаться, и тоска овладела мной; и, тоскуя, просиживал я на утесе
целые дни, и ежеминутно мыслям моим являлся вороной скакун твой
с своей стройной поступью,
с своим гладким, прямым, как стрела, хребтом; он смотрел мне в глаза своими бойкими глазами, как будто хотел слово вымолвить.
Ее слезы казались неуместными: о чем же плакать? Ведь он ее не обидел, не отказался любить.
Непонятное Климу чувство, вызывавшее эти слезы, пугало его. Он
целовал Нехаеву в губы, чтоб она молчала, и невольно сравнивал
с Маргаритой, — та была красивей и утомляла только физически. А эта шепчет...
Каждый год отец мой приказывал мне говеть. Я побаивался исповеди, и вообще церковная mise en scene [постановка (фр.).] поражала меня и пугала;
с истинным страхом подходил я к причастию; но религиозным чувством я этого не назову, это был тот страх, который наводит все
непонятное, таинственное, особенно когда ему придают серьезную торжественность; так действует ворожба, заговаривание. Разговевшись после заутрени на святой неделе и объевшись красных яиц, пасхи и кулича, я
целый год больше не думал о религии.
Припоминается беспрерывный детский плач, раздававшийся за классным столом; припоминается
целая свита гувернанток, следовавших одна за другой и
с непонятною для нынешнего времени жестокостью сыпавших колотушками направо и налево.
Но тут незнакомец удивил его своим
непонятным поведением: «Сняв
с головы свой странный головной убор (по-видимому, из бараньего меха), он согнул стан таким образом, что голова его пришлась вровень
с поясом Гопкинса, и, внезапно поймав одной рукой его руку, потянулся к ней губами
с неизвестною
целью.
Побывав у мещанина и возвращаясь к себе домой, он встретил около почты знакомого полицейского надзирателя, который поздоровался и прошел
с ним по улице несколько шагов, и почему-то это показалось ему подозрительным, дома
целый день у него не выходили из головы арестанты и солдаты
с ружьями, и
непонятная душевная тревога мешала ему читать и сосредоточиться.
Задача эта многим представлялась весьма темною и даже вовсе
непонятною, но тем не менее члены терпеливо выслушивали, как Зайончек, стоя в конце стола перед составленною им картою «христианского мира», излагал мистические соображения насчет «рокового разветвления христианства по свету,
с таинственными божескими
целями, для осуществления которых Господь сзывает своих избранных».
Холодна, равнодушна лежала Ольга на сыром полу и даже не пошевелилась, не приподняла взоров, когда взошел Федосей; фонарь
с умирающей своей свечою стоял на лавке, и дрожащий луч, прорываясь сквозь грязные зеленые стекла, увеличивал бледность ее лица; бледные губы казались зеленоватыми; полураспущенная коса бросала зеленоватую тень на круглое, гладкое плечо, которое, освободясь из плена, призывало
поцелуй; душегрейка, смятая под нею, не прикрывала более высокой, роскошной груди; два мягкие шара, белые и хладные как снег, почти совсем обнаженные, не волновались как прежде: взор мужчины беспрепятственно покоился на них, и ни малейшая краска не пробегала ни по шее, ни по ланитам: женщина, только потеряв надежду, может потерять стыд, это
непонятное, врожденное чувство, это невольное сознание женщины в неприкосновенности, в святости своих тайных прелестей.
С товарищами по общежитию Славянов-Райский держался надменно и был презрительно неразговорчив. По
целым дням он лежал на кровати, молчал и без перерыва курил огромные самодельные папиросы. Иногда же, внезапно вскочив, он принимался ходить взад и вперед по зале, от окон к дверям и обратно, мелкими и быстрыми шагами. И во время этой лихорадочной беготни он делал руками перед лицом короткие негодующие движения и отрывисто бормотал
непонятные фразы…
Оттого истинный художник, совершая свое создание, имеет его в душе своей
целым и полным,
с началом и концом его,
с его сокровенными пружинами и тайными последствиями,
непонятными часто для логического мышления, но открывшимися вдохновенному взору художника.
По
непонятному влечению контрастов, Глафира страстно любила Подозерова: это продолжалось уже
целые два года, и к концу того периода,
с которого началась наша история, чувства Глафиры дошли до неодолимой страсти.
Они все дышали, казалось, искренним чувством, хотя в плследних звучала какая-то
непонятная ему, неприятная нотка. Он, впрочем, объяснил это неосновательной ревностью. Последние письма были получены после того, как он в одном из своих име неосторожность восторженно отозваться о приемной дочери его родителей — Зине, он назвал ее своим другом, который утешает его в одиночестве и
с которым он по
целым дням беседует о ней, о «ненаглядной Марго».
Для нас осталось
непонятным движение народов
с запада на восток, без всякой
цели, без предводительства,
с толпой бродяг,
с Петром Пустынником.
Но баранам стòит только перестать думать, чтò всё, чтò делается
с ними, происходит только для достижения их бараньих
целей; стòит допустить, что происходящие
с ними события могут иметь и
непонятные для них
цели, и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, чтò происходит
с откармливаемым бараном.