Неточные совпадения
Знаю только то, что он с пятнадцатого года стал известен как юродивый, который зиму и лето ходит босиком, посещает монастыри, дарит образочки тем, кого полюбит, и говорит загадочные слова, которые некоторыми принимаются за предсказания, что никто никогда не знал его в другом виде, что он изредка хаживал к
бабушке и что одни говорили, будто он несчастный
сын богатых родителей и чистая душа, а другие, что он просто мужик и лентяй.
Клим был слаб здоровьем, и это усиливало любовь матери; отец чувствовал себя виноватым в том, что дал
сыну неудачное имя,
бабушка, находя имя «мужицким», считала, что ребенка обидели, а чадолюбивый дед Клима, организатор и почетный попечитель ремесленного училища для сирот, увлекался педагогикой, гигиеной и, явно предпочитая слабенького Клима здоровому Дмитрию, тоже отягчал внука усиленными заботами о нем.
Отец рассказывал лучше
бабушки и всегда что-то такое, чего мальчик не замечал за собой, не чувствовал в себе. Иногда Климу даже казалось, что отец сам выдумал слова и поступки, о которых говорит, выдумал для того, чтоб похвастаться
сыном, как он хвастался изумительной точностью хода своих часов, своим умением играть в карты и многим другим.
У него был свой
сын, Андрей, почти одних лет с Обломовым, да еще отдали ему одного мальчика, который почти никогда не учился, а больше страдал золотухой, все детство проходил постоянно с завязанными глазами или ушами да плакал все втихомолку о том, что живет не у
бабушки, а в чужом доме, среди злодеев, что вот его и приласкать-то некому, и никто любимого пирожка не испечет ему.
— Викентьев: их усадьба за Волгой, недалеко отсюда. Колчино — их деревня, тут только сто душ. У них в Казани еще триста душ. Маменька его звала нас с Верочкой гостить, да
бабушка одних не пускает. Мы однажды только на один день ездили… А Николай Андреич один
сын у нее — больше детей нет. Он учился в Казани, в университете, служит здесь у губернатора, по особым поручениям.
— За то, что Марфенька отвечала на его объяснение, она сидит теперь взаперти в своей комнате в одной юбке, без башмаков! — солгала
бабушка для пущей важности. — А чтоб ваш
сын не смущал бедную девушку, я не велела принимать его в дом! — опять солгала она для окончательной важности и с достоинством поглядела на гостью, откинувшись к спинке дивана.
Это щебечут внуки и внучки Сашеньки (и она, в свою очередь, овдовела), дети двоих ее
сыновей, которые сами устроились в Петербурге, а детей покинули на руки
бабушке.
После святок мать отвела меня и Сашу,
сына дяди Михаила, в школу. Отец Саши женился, мачеха с первых же дней невзлюбила пасынка, стала бить его, и, по настоянию
бабушки, дед взял Сашу к себе. В школу мы ходили с месяц времени, из всего, что мне было преподано в ней, я помню только, что на вопрос: «Как твоя фамилия?» — нельзя ответить просто: «Пешков», — а надобно сказать: «Моя фамилия — Пешков». А также нельзя сказать учителю: «Ты, брат, не кричи, я тебя не боюсь…»
Не помню, как относился дед к этим забавам
сыновей, но
бабушка грозила им кулаком и кричала...
А
бабушка, тоже нетрезвая, уговаривала
сына, ловя его руки...
И вот, по праздникам, стали являться гости: приходила сестра
бабушки Матрена Ивановна, большеносая крикливая прачка, в шелковом полосатом платье и золотистой головке, с нею —
сыновья: Василий — чертежник, длинноволосый, добрый и веселый, весь одетый в серое; пестрый Виктор, с лошадиной головою, узким лицом, обрызганный веснушками, — еще в сенях, снимая галоши, он напевал пискляво, точно Петрушка...
Отцу было не до
сына в это время, и он согласился, а мать была рада, что
бабушка увезет ее сокровище из дома, который с часу на час более и более наполнялся революционерами.
После этих похорон в жизни Райнеров произошла большая перемена. Старик как-то осунулся и неохотно занимался с
сыном. В дом переехала старушка-бабушка, забывшая счет своим годам, но отсутствие Марьи Михайловны чувствовалось на каждом шагу. Более всех отдавалось оно в сердце молодого Райнера.
Но я неотступными просьбами выпросил позволение подержать на своих руках моего крестного
сына — разумеется, его придерживала бабушка-повитушка, — и я долго оставался в приятном заблуждении, что братец мой крестный
сын, и даже, прощаясь, всегда его крестил.
С мельчайшими подробностями рассказывали они, как умирала, как томилась моя бедная
бабушка; как понапрасну звала к себе своего
сына; как на третий день, именно в день похорон, выпал такой снег, что не было возможности провезти тело покойницы в Неклюдово, где и могилка была для нее вырыта, и как принуждены была похоронить ее в Мордовском Бугуруслане, в семи верстах от Багрова.
Сверх всякого ожидания,
бабушка Прасковья Ивановна подарила мне несколько книг, а именно: «Кадм и Гармония», «Полидор,
сын Кадма и Гармонии», «Нума, или Процветающий Рим», «Мои безделки» и «Аониды» — и этим подарком много примирила меня с собой.
Она с большим чувством и нежностью вспоминала о покойной
бабушке и говорила моему отцу: «Ты можешь утешаться тем, что был всегда к матери самым почтительным
сыном, никогда не огорчал ее и всегда свято исполнял все ее желания.
У ней было предчувствие, что она более не увидит своего
сына, и она, даже еще здоровая, постоянно об этом говорила; когда же сделалась больна, то уже не сомневалась в близкой смерти и сказала: «Не видать мне Алеши!» Впрочем, причина болезни была случайная и, кажется, от жирной и несвежей пищи, которую
бабушка любила.
— Так-то-с, Николай Петрович, — говорил мне старик, следуя за мной по комнате, в то время как я одевался, и почтительно медленно вертя между своими толстыми пальцами серебряную, подаренную
бабушкой, табакерку, — как только узнал от
сына, что вы изволили так отлично выдержать экзамен — ведь ваш ум всем известен, — тотчас прибежал поздравить, батюшка; ведь я вас на плече носил, и бог видит, что всех вас, как родных, люблю, и Иленька мой все просился к вам. Тоже и он привык уж к вам.
— Ах, Петька, Петька! — говорил он, — дурной ты
сын! нехороший! Ведь вот что набедокурил… ах-ах-ах! И что бы, кажется, жить потихоньку да полегоньку, смирненько да ладненько, с папкой да бабушкой-старушкой — так нет! Фу-ты! ну-ты! У нас свой царь в голове есть! своим умом проживем! Вот и ум твой! Ах, горе какое вышло!
«Полно, варварка, проказничать со мной; я старый воробей, меня не обманешь, — сказал он, смеясь, — вставай-ка, я новые карточки привез, — и подойдя к постели и подсунув карты под подушку, он прибавил: — вот на зубок новорожденному!» — «Друг мой, Андрей Михайлыч, — говорила Софья Николавна, — ей-богу, я родила: вот мой
сын…» На большой пуховой подушке, тоже в щегольской наволочке, под кисейным, на розовом атласе, одеяльцем в самом деле лежал новорожденный, крепкий мальчик; возле кровати стояла бабушка-повитушка, Алена Максимовна.
По смерти старика должны остаться шестеро сводных детей от двух браков; должны были учредиться две опеки, и последние трое детей от Александры Петровны поступали к родной
бабушке, Е. Д. Рычковой, под опеку
сына ее, В. П. Рычкова.
— Степан Михайлович, узнав, что все живы и здоровы, светел и радостен вошел в свой господский дом, расцеловал свою Аришеньку, дочерей и
сына и весело спросил: «Да где же Параша?» Ободрившись ласковостью супруга, Арина Васильевна отвечала ему с притворной улыбкой: «Где, доподлинно не знаю; может, у
бабушки.
— Это все
бабушка, Феня… А у ней известная песня: «Пазухинская природа хорошая; выйдешь за единственного
сына, значит, сама большая в доме — сама и маленькая… Ни тебе золовок, ни других снох да деверьев!» Потолкуй с ней, ступай… А, да мне все равно! Выйду за Алешку, так он у меня козырем заходит.
Из Нижнего Гордей Евстратыч действительно привез всем по гостинцу:
бабушке — парчи на сарафан и настоящего золотого позумента,
сыновьям — разного платья и невесткам — тоже. Самые лучшие гостинцы достались Нюше и Арише; первой — бархатная шубка на собольем меху, а второй — весь золотой «прибор», то есть серьги, брошь и браслет. Такая щедрость удивила Татьяну Власьевну, так что она заметила Гордею Евстратычу...
Почтительное и теплое письмо, присланное
бабушке Александрою Ярославовною, когда она рекомендовалась свекрови в качестве избранницы ее
сына, было сочинено самим дядею, которому вдобавок стоило изрядных усилий убедить свою невесту переписать и послать это письмо княгине Варваре Никаноровне.
Встретив в княгине большое сочувствие, они давали ей читать получаемые ими от Сперанского «дружеские письма», которые
бабушка собственноручно списывала себе в особую тетрадь, и один из них вздумал черкнуть что-то Сперанскому о благоговеющей пред ним княгине и о ее заботах о воспитании своих
сыновей.
Дядя был совсем иной: если папа более брата напоминал
бабушку прекрасною внешностью и умом, то дядя Яков был ее
сыном по духу и характеру.
Бабушка опять отвечала
сыну, чтобы он учился и никого не смел любить без ее позволения, а в противном случае грозила ему сообщить об этом его начальству. Дядя примолк и напугал мать безвестностью, которая разрешилась тем, что (не окончено).
У них был
сын Николай, которого
бабушка застала уже по пятнадцатому году писарем в конторе.
И они вышли, немало походили и, придя назад, тогда только застали Александру Ярославовну за чаем: она была в свежем утреннем туалете, сделанном ей в Париже, и, встав приветствовать
бабушку, поцеловала ее сжатыми губами не в уста, а в щеку. Для простой и прямой во всех своих действиях княгини все эти чопорности были не по нутру, и она только крепилась ради
сына, чтобы не дать заметить, как ей все это неприятно.
И я этому верю: в душе княгини Варвары Никаноровны было слишком много артистического, что, вероятно, влекло ее к даровитому
сыну. Притом же, может быть, она, по дальновидности своего ума, и предусматривала с материнскою чуткостью искушения и опасности, которые были уделом моего отца. С выборами воспитателя для князей у
бабушки была большая возня, составившая целый эпизод в ее жизни.
Неизвестно, как именно она выражала ему свои извинения, но слова ее подействовали, и Патрикей после этого разговора просиял и утешился. Но, однако, он был за свою слабость наказан:
сына его с этих пор за стол не сажали, но зато сам Патрикей, подавая
бабушке ее утренний кофе, всегда получал из ее рук налитую чашку и выпивал ее сидя на стуле перед самою княгинею. В этом случае он мог доставлять себе только одно облегчение, что садился у самой двери.
Отец мой, сколько я могу о нем судить не по рассказам Ольги и Патрикея и других людей, обожавших в нем своего кумира, а по словам самой
бабушки, которая была очень скромна в суждении о своих
сыновьях, был одарен необыкновенными способностями и чарующею красотой.
Бабушка, посмотрев на невестку, которая как вошла, так, повидавшись, тотчас же попросила позволения удалиться привести в порядок свой туалет, сказала
сыну...
А тут еще, как нарочно, подвернись другой знакомый нам гимназист,
сын городского доктора — и начни хвастаться новыми, и не серебряными, а томпаковыми часами [Томпаковые часы — часы с крышкой из томпака, дешевого сплава меди и цинка.], которые подарила ему его
бабушка…
Рассказывали при этом, что приезжавшая
бабушка была его мать, которая затем нарочно и появилась из самой России, чтоб воспретить своему
сыну брак с m-lle de Cominges, а за ослушание лишить его наследства, и так как он действительно не послушался, то графиня, в его же глазах, нарочно и проиграла все свои деньги на рулетке, чтоб так уже ему и не доставалось ничего. «Diese Russen!» [Уж эти русские! (нем.)] — повторял обер-кельнер с негодованием, качая головой.
На обратном пути с кладбища
бабушка и Варвара долго толковали о том, куда теперь деть мальчика. Он, конечно, солдатский
сын, и надо сделать ему определение по закону, куда следует; но как это сделать? К кому надо обратиться? Кто, наконец, станет бегать и хлопотать? На это могли утвердительно ответить только досужие и притом практические люди. Мальчик продолжал жить, треплясь по разным углам и старухам. И неизвестно, чем бы разрешилась судьба мальчика, если б снова не вступилась прачка Варвара.
Анисья Ивановна моя — несмотря ни на что, все-таки «моя» — так она-то хитро поступила, несмотря на то, что в Санкт-Петербурге не была. Ей очень прискорбно было видеть
сыновей наших женившихся; а как пошли у них дети, так тут истерика чуть и не задушила ее."Как, дескать, я позволю, чтобы у меня были внуки?., неужели я допущу, чтобы меня считали старухою? Я умру от истерики, когда услышу, что меня станут величать
бабушкою!"
— Да погоди, блудный
сын! — убеждала
бабушка почему-то шепотом, — седьмого числа свадьба!
В доме Шуминых только что кончилась всенощная, которую заказывала
бабушка Марфа Михайловна, и теперь Наде — она вышла в сад на минутку — видно было, как в зале накрывали на стол для закуски, как в своем пышном шелковом платье суетилась
бабушка; отец Андрей, соборный протоиерей, говорил о чем-то с матерью Нади, Ниной Ивановной, и теперь мать при вечернем освещении сквозь окно почему-то казалась очень молодой; возле стоял
сын отца Андрея, Андрей Андреич, и внимательно слушал.
Когда эта жена явилась с тем, чтобы донести на него, — его ударил паралич,
бабушка сейчас же отдала претендентке свое именьице в Курляндии и осталась при разбитом и была его ангелом, а потом удивительно воспитала
сына Андрея и дочерей — Генриету и Августу, которая была матерью кузины Авроры и жила за Митавой.
Узнав об этом, она приняла выговаривать мужу за то, что он солгал, так что он принужден был ответить ей: «Совестно было сказать, что ты не хочешь быть их барыней и не хочешь их видеть; в чем же они перед тобой виноваты?» Потом на вопрос
сына, отчего она не вышла к крестьянам, мать отвечала, что от этого
бабушке и тетушке было бы грустно.
— Про это бабушка-то надвое сказала, — ляпнул подгулявший Макар Тихоныч. — Хоть седа борода, а за молодого еще постою. Можно разве Евграшку со мной равнять? Да он ногтя моего не стоит!.. А гляди, какую королеву за себя брать вздумал… Не по себе, дурак, дерево клонишь — выбирай сортом подешевле, — прибавил он, обратясь к оторопевшему
сыну.
Зато
бабушка Маремьяна, как дослушала конец питерской цидулки, прочтенной ей ее крестником соседским
сыном Ванюшей, так и опрокинулась на лавку, почернела как уголь и уже больше не поднялась.
Император, племянник ее, был еще очень молод,
бабушка его, царица Авдотья Федоровна, не могла питать нежных чувств к дочери своей соперницы, которую считала причиною своих злоключений и плачевной кончины своего
сына.
Это серьезнейшим образом. Долго потом все с любовным смехом вспоминали, как
бабушка выходила к
сыновьям и извинялась, что не умерла.
«Боже! Спаси папу, маму, братьев, сестер, дедушку,
бабушку и всех людей. Упокой, боже, души всех умерших. Ангел-хранитель, не оставь нас. Помоги нам жить дружно. Во имя отца и
сына и святого духа. Аминь».
«Он принял отставку (от генерал-губернаторства) потому единственно, что
сын, десятилетний мальчик, воспитывавшийся у
бабушки (в Малороссии) сделался нездоров, так что надо было лечить его путешествием. Посему генерал целый год ездил с ним по Германии и Италии».
Оказалось, что этот будто бы нежно любимый
сын целые «девять лет не видал отца», ибо находился у старой
бабушки в амишках.