Неточные совпадения
А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага
человечества, ни даже для собственного счастия, потому, что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или с
судьбою…
Да, это будет удар, который отразится на
судьбах всей Европы и, конечно, на
судьбе всего
человечества.
Борьба идет на духовных вершинах
человечества, там определяется
судьба человеческого сознания, есть настоящая жизнь мысли, жизнь идей.
Этот дух, совсем не противоположный правде демократических программ, прежде всего требует личного и общественного перевоспитания, внутренней работы воли и сознания, он ставит
судьбу общественности в зависимость от внутренней жизни человеческой личности, нации,
человечества, космоса.
Историческая
судьба народов и всего
человечества есть моя
судьба, я в ней и она во мне.
Другие смотрят на войну с сверхличной, исторической, мировой точки зрения, с точки зрения ценности национальности, государственности, исторических задач, исторической
судьбы народов и всего
человечества.
И очень наивна та философия истории, которая верит, что можно предотвратить движение по этому пути мировой империалистической борьбы, которая хочет видеть в нем не трагическую
судьбу всего
человечества, а лишь злую волю тех или иных классов, тех или иных правительств.
Разочарование связано с
судьбами не только Европы, но и всего
человечества и всего этого мира.
Я переживаю не только трагический конфликт личности и истории, я переживаю также историю, как мою личную
судьбу, я беру внутрь себя весь мир, все
человечество, всю культуру.
Он делит
человечество на замкнутые культурно-исторические типы,
человечество не имеет у него единой
судьбы.
Свобода должна быть возвращена
человечеству и миру актом божественной благодати, вмешательством самого Бога в
судьбы мировой истории.
Таким шагом назад является субъективная мистика переживаний, мистика благополучная, не катастрофическая, не ведающая ответственности за исторические
судьбы народа,
человечества и мира.
И вот
человечество в исторических своих путях должно было пройти безрелигиозный гуманизм, чтобы наступили времена религии богочеловечества, чтобы открылась
человечеству религиозная правда о его окончательной земной
судьбе.
Но великая задача жизни предстоит в том случае, если бессмертие может быть лишь результатом мирового спасения, если моя индивидуальная
судьба зависит от
судьбы мира и
человечества, если для спасения моего должно быть уготовлено воскресение плоти.
Впадали и в общечеловеческое, строго рассуждали о будущей
судьбе Европы и
человечества; докторально предсказывали, что Франция после цезаризма разом ниспадет на степень второстепенного государства, и совершенно были уверены, что это ужасно скоро и легко может сделаться.
Минуя разговоры — потому что не тридцать же лет опять болтать, как болтали до сих пор тридцать лет, — я вас спрашиваю, что вам милее: медленный ли путь, состоящий в сочинении социальных романов и в канцелярском предрешении
судеб человеческих на тысячи лет вперед на бумаге, тогда как деспотизм тем временем будет глотать жареные куски, которые вам сами в рот летят и которые вы мимо рта пропускаете, или вы держитесь решения скорого, в чем бы оно ни состояло, но которое наконец развяжет руки и даст
человечеству на просторе самому социально устроиться, и уже на деле, а не на бумаге?
«
Человечество создано для того, чтобы жить и жить со свободой усовершенствования и улучшения своей
судьбы, своего состояния путем мирного труда. Всеобщее согласие, которого добивается и которое проповедует всемирный конгресс мира, представляет из себя, быть может, только прекрасную мечту, но во всяком случае мечту, самую прекрасную из всех. Человек всегда имеет перед глазами обетованную землю будущего, жатва будет поспевать, не опасаясь вреда от гранат и пушечных колес.
Другое отношение — это отношение трагическое, людей, утверждающих, что противоречие стремления и любви к миру людей и необходимости войны ужасно, но что такова
судьба человека. Люди эти большею частью чуткие, даровитые люди, видят и понимают весь ужас и всю неразумность и жестокость войны, но по какому-то странному повороту мысли не видят и не ищут никакого выхода из этого положения, а, как бы расчесывая свою рану, любуются отчаянностью положения
человечества.
От их верности своей религии зависит — настолько, насколько она зависит от людей, —
судьба мира в
человечестве.
Странно, что в этом случае он поступил точь-в-точь, как с древнейших времен поступает
человечество: Наполеон говаривал, что
судьба — слово, не имеющее смысла, — оттого-то оно так и утешительно.
Нельзя сомневаться, что есть люди, имеющие этот дар, но им воспользоваться может только существо избранное, существо, которого душа создана по образцу их души, которого
судьба должна зависеть от их
судьбы… и тогда эти два созданья, уже знакомые прежде рождения своего, читают свою участь в голосе друг друга; в глазах, в улыбке… и не могут обмануться… и горе им, если они не вполне доверятся этому святому таинственному влечению… оно существует, должно существовать вопреки всем умствованиям людей ничтожных, иначе душа брошена в наше тело для того только, чтоб оно питалось и двигалось — что такое были бы все цели, все труды
человечества без любви?
В евангельской притче о Страшном суде изображается некое разделение
человечества на овец и козлищ [См.: Мф. 25:31–46.]; оно имеет в своей основе относительный перевес добра или зла в человеке, оказывающий влияние на его
судьбу.
И то же самое повторяется и относительно исторических
судеб всего
человечества; за грезами самоупоения и блестящих надежд следует тяжелое отрезвление и горькое разочарование!
Ад представлялся человеческому сознанию в двух формах — или в форме печальной
судьбы и гибели
человечества вообще, потому что спасения нет, спасение не открылось и никто не попадет в Царство Божье, которое есть царство богов, или в форме торжества карательной справедливости над злыми, после того как открылось спасение добрых.
Орфический миф о происхождении и
судьбе души, который так повлиял на Платона, особенно в «Федоне», — один из самых глубоких мифов
человечества.
Она означает, что каждый берет на себя
судьбу мира и
человечества.
Нельзя жить, не решив вопроса о Боге и дьяволе, о бессмертии, о свободе, о зле, о
судьбе человека и
человечества.
— Черт возьми! Я это знаю — одно есть в сто лет. Они на счету, эти исключения. Истинная любовь — это высокое, прекрасное, благородное чувство, удел людей с возвышенным сердцем и умом — так редка, что в продолжение целых веков сохраняются и записываются в народной памяти и истории
человечества наряду с величайшими гениями имена избранников
судьбы, умевших любить всем сердцем, всей душой, умевших жить своею любовью и умереть за нее.
Даже Ахлёстин, — она считала его все-таки защитником сословных взглядов, — казался ей искреннее и цельнее Александра Ильича. Она не могла отличить в нем привычки к известного рода дилетантству от убежденности человека, имеющего свои взгляды, способного вдумываться в
судьбы всего
человечества и своей родины. Брошюр его она не читала.
Совестно мне вслед за рассказом о печальной участи моей героини перенестись тотчас к лицу, погрязшему в омуте бесчестных дел, с клеймом преступника, и между тем довольному своею
судьбою, счастливому. Но не так ли на сцене, где вращается жизнь
человечества, стоят рядом добродетельный человек и злодей, люди с разными оттенками — беленький, черненький и серенький. А роман есть отражение, копия этой жизни. С такою оговоркою приступаю к последнему сказанию о Киноварове-Жучке.