Неточные совпадения
— Так, усыновила. Он теперь не Landau больше, а граф Беззубов. Но дело не в том, а Лидия — я ее очень
люблю, но у нее голова не на месте — разумеется, накинулась теперь на этого Landau, и без него ни у нее, ни у Алексея Александровича ничего не решается, и поэтому
судьба вашей сестры теперь в руках этого Landau, иначе графа Беззубова.
А счастье было так возможно,
Так близко!.. Но
судьба моя
Уж решена. Неосторожно,
Быть может, поступила я:
Меня с слезами заклинаний
Молила мать; для бедной Тани
Все были жребии равны…
Я вышла замуж. Вы должны,
Я вас прошу, меня оставить;
Я знаю: в вашем сердце есть
И гордость, и прямая честь.
Я вас
люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна».
«Или отказаться от жизни совсем! — вскричал он вдруг в исступлении, — послушно принять
судьбу, как она есть, раз навсегда, и задушить в себе все, отказавшись от всякого права действовать, жить и
любить!»
Такие мысли являлись у нее неожиданно, вне связи с предыдущим, и Клим всегда чувствовал в них нечто подозрительное, намекающее. Не считает ли она актером его? Он уже догадывался, что Лидия, о чем бы она ни говорила, думает о любви, как Макаров о
судьбе женщин, Кутузов о социализме, как Нехаева будто бы думала о смерти, до поры, пока ей не удалось вынудить любовь. Клим Самгин все более не
любил и боялся людей, одержимых одной идеей, они все насильники, все заражены стремлением порабощать.
— Отечество в опасности, — вот о чем нужно кричать с утра до вечера, — предложил он и продолжал говорить, легко находя интересные сочетания слов. — Отечество в опасности, потому что народ не
любит его и не хочет защищать. Мы искусно писали о народе, задушевно говорили о нем, но мы плохо знали его и узнаем только сейчас, когда он мстит отечеству равнодушием к
судьбе его.
Она искала, отчего происходит эта неполнота, неудовлетворенность счастья? Чего недостает ей? Что еще нужно? Ведь это
судьба — назначение
любить Обломова? Любовь эта оправдывается его кротостью, чистой верой в добро, а пуще всего нежностью, нежностью, какой она не видала никогда в глазах мужчины.
Ольга не знала этой логики покорности слепой
судьбе и не понимала женских страстишек и увлечений. Признав раз в избранном человеке достоинство и права на себя, она верила в него и потому
любила, а переставала верить — переставала и
любить, как случилось с Обломовым.
«И пусть, пусть она располагает, как хочет,
судьбой своей, пусть выходит за своего Бьоринга, сколько хочет, но только пусть он, мой отец, мой друг, более не
любит ее», — восклицал я. Впрочем, тут была некоторая тайна моих собственных чувств, но о которых я здесь, в записках моих, размазывать не желаю.
Русская женщина все разом отдает, коль полюбит, — и мгновенье, и
судьбу, и настоящее, и будущее: экономничать не умеют, про запас не прячут, и красота их быстро уходит в того, кого
любят.
«Одно из двух: или она полюбила Симонсона и совсем не желала той жертвы, которую я воображал, что приношу ей, или она продолжает
любить меня и для моего же блага отказывается от меня и навсегда сжигает свои корабли, соединяя свою
судьбу с Симонсоном», подумал Нехлюдов, и ему стало стыдно. Он почувствовал, что краснеет.
Если бы Нехлюдов тогда ясно сознал бы свою любовь к Катюше и в особенности если бы тогда его стали бы убеждать в том, что он никак не может и не должен соединить свою
судьбу с такой девушкой, то очень легко могло бы случиться, что он, с своей прямолинейностью во всем, решил бы, что нет никаких причин не жениться на девушке, кто бы она ни была, если только он
любит ее. Но тетушки не говорили ему про свои опасения, и он так и уехал, не сознав своей любви к этой девушке.
У нее для всех обиженных
судьбой и людьми всегда было в запасе ласковое, теплое слово, она умела и утешить, и погоревать вместе, а при случае и поплакать; но Верочка умела и не
любить, — ее трудно было вывести из себя, но раз это произошло, она не забывала обиды и не умела прощать.
— То-то брат, такие такими и остаются, они не смиряются пред
судьбой. Так ты думаешь, что я не буду ее вечно
любить?
Но она
любила мечтать о том, как завидна
судьба мисс Найтингель, этой тихой, скромной девушки, о которой никто не знает ничего, о которой нечего знать, кроме того, за что она любимица всей Англии: молода ли она? богата ли она, или бедна? счастлива ли она сама, или несчастна? об этом никто не говорит, этом никто не думает, все только благословляют девушку, которая была ангелом — утешителем в английских гошпиталях Крыма и Скутари, и по окончании войны, вернувшись на родину с сотнями спасенных ею, продолжает заботиться о больных…
«Теперь уже поздно противиться
судьбе моей; воспоминание об вас, ваш милый, несравненный образ отныне будет мучением и отрадою жизни моей; но мне еще остается исполнить тяжелую обязанность, открыть вам ужасную тайну и положить между нами непреодолимую преграду…» — «Она всегда существовала, — прервала с живостию Марья Гавриловна, — я никогда не могла быть вашею женою…» — «Знаю, — отвечал он ей тихо, — знаю, что некогда вы
любили, но смерть и три года сетований…
Снегурочка, обманщица, живи,
Люби меня! Не призраком лежала
Снегурочка в объятиях горячих:
Тепла была; и чуял я у сердца,
Как сердце в ней дрожало человечье.
Любовь и страх в ее душе боролись.
От света дня бежать она молила.
Не слушал я мольбы — и предо мною
Как вешний снег растаяла она.
Снегурочка, обманщица не ты:
Обманут я богами; это шутка
Жестокая
судьбы. Но если боги
Обманщики — не стоит жить на свете!
И так они живут себе лет пятнадцать. Муж, жалуясь на
судьбу, — сечет полицейских, бьет мещан, подличает перед губернатором, покрывает воров, крадет документы и повторяет стихи из «Бахчисарайского фонтана». Жена, жалуясь на
судьбу и на провинциальную жизнь, берет все на свете, грабит просителей, лавки и
любит месячные ночи, которые называет «лунными».
Вот один раз Пидорка схватила, заливаясь слезами, на руки Ивася своего: «Ивасю мой милый, Ивасю мой любый! беги к Петрусю, мое золотое дитя, как стрела из лука; расскажи ему все:
любила б его карие очи, целовала бы его белое личико, да не велит
судьба моя.
У меня есть острое чувство
судеб истории, и для меня это противоречие, потому что я мучительно не
люблю истории.
— Мне суждена другая доля… Меня манит недостижимое. Жизнь моя пройдет бурно… Уничтожая все на своем пути, принося страдания всем, кого роковая
судьба свяжет со мною. И прежде всего тем, кого я
люблю.
Вскоре от Кордецкого я тоже услышал туманные намеки. Конахевича угнетало мрачное будущее. Кордецкого томило ужасное прошлое… Если бы я узнал все, то отшатнулся бы от него с отвращением и ужасом. Впрочем, и теперь еще не поздно. Мне следует его оставить на произвол
судьбы, хотя я единственный человек, которого он
любит…
Иду я домой во слезах — вдруг встречу мне этот человек, да и говорит, подлец: «Я, говорит, добрый,
судьбе мешать не стану, только ты, Акулина Ивановна, дай мне за это полсотни рублей!» А у меня денег нет, я их не
любила, не копила, вот я, сдуру, и скажи ему: «Нет у меня денег и не дам!» — «Ты, говорит, обещай!» — «Как это — обещать, а где я их после-то возьму?» — «Ну, говорит, али трудно у богатого мужа украсть?» Мне бы, дурехе, поговорить с ним, задержать его, а я плюнула в рожу-то ему да и пошла себе!
— Я сама себя осудила, Родион Потапыч, и горше это было мне каторги. Вот сыночка тебе родила, и его совестно. Не корил ты меня худым словом,
любил, а я все думала, как бы мы с тобой век свековали, ежели бы не моя злосчастная
судьба.
Крепкий был старик Ефим Андреич и не
любил жаловаться на свою
судьбу, а тут не утерпел. Он даже прослезился, прощаясь с Петром Елисеичем.
Рассказывать о своем несчастии Полинька не
любила и уклонялась от всякого разговора, имеющего что-нибудь общее с ее
судьбою. Поэтому, познакомясь с Розановым, она тщательно избегала всякой речи о его положении и не говорила о себе ничего никому, кроме Лизы, да и той сказала только то, что мы слышали, что невольно сорвалось при первом свидании.
И вот я беспечно брожу по городам и весям, ничем не связанный, знаю и
люблю десятки ремесл и радостно плыву всюду, куда угодно
судьбе направить мой парус…
Без слез, без жалоб я склонилась пред
судьбою…
Не знаю, сделав мне так много в жизни зла,
Любил ли ты меня? но если бы с тобою
Я встретиться могла!
Ах, если б я хоть встретиться могла!
Да, слезы о бедной Нелли, хотя я в то же время чувствовал непримиримое негодование: она не от нужды просила; она была не брошенная, не оставленная кем-нибудь на произвол
судьбы; бежала не от жестоких притеснителей, а от друзей своих, которые ее
любили и лелеяли.
— Да, брат, я счастлив, — прервал он, вставая с дивана и начиная ходить по комнате, — ты прав! я счастлив, я
любим, жена у меня добрая, хорошенькая… одним словом, не всякому дает
судьба то, что она дала мне, а за всем тем, все-таки… я свинья, брат, я гнусен с верхнего волоска головы до ногтей ног… я это знаю! чего мне еще надобно! насущный хлеб у меня есть, водка есть, спать могу вволю… опустился я, брат, куда как опустился!
Разумеется, я не говорю здесь о графе ТвэрдоонтС, который едва ли даже понимает значение слова"родина", но средний русский"скиталец"не только страстно
любит Россию, а положительно носит ее с собою везде, куда бы ни забросила его капризом
судьба.
Муж ее неутомимо трудился и все еще трудится. Но что было главною целью его трудов? Трудился ли он для общей человеческой цели, исполняя заданный ему
судьбою урок, или только для мелочных причин, чтобы приобресть между людьми чиновное и денежное значение, для того ли, наконец, чтобы его не гнули в дугу нужда, обстоятельства? Бог его знает. О высоких целях он разговаривать не
любил, называя это бредом, а говорил сухо и просто, что надо дело делать.
Мужа с женой связывают общие интересы, обстоятельства, одна
судьба, — вот и живут вместе; а нет этого, так и расходятся,
любят других, — иной прежде, другой после: это называется изменой!..
Эта таинственность только раздражала любопытство, а может быть, и другое чувство Лизы. На лице ее, до тех пор ясном, как летнее небо, появилось облачко беспокойства, задумчивости. Она часто устремляла на Александра грустный взгляд, со вздохом отводила глаза и потупляла в землю, а сама, кажется, думала: «Вы несчастливы! может быть, обмануты… О, как бы я умела сделать вас счастливым! как бы берегла вас, как бы
любила… я бы защитила вас от самой
судьбы, я бы…» и прочее.
— Мы очень умны: как нам заниматься такими мелочами? Мы ворочаем
судьбами людей. Смотрят что у человека в кармане да в петлице фрака, а до остального и дела нет. Хотят, чтоб и все были такие! Нашелся между ними один чувствительный, способный
любить и заставить
любить себя…
Нужно было даже поменьше
любить его, не думать за него ежеминутно, не отводить от него каждую заботу и неприятность, не плакать и не страдать вместо его и в детстве, чтоб дать ему самому почувствовать приближение грозы, справиться с своими силами и подумать о своей
судьбе — словом, узнать, что он мужчина.
— Ну, прощай, Лиза (в голосе Варвары Петровны послышались почти слезы), — верь, что не перестану
любить тебя, что бы ни сулила тебе
судьба отныне… Бог с тобою. Я всегда благословляла святую десницу его…
Все в романе этом было удивительно просто и ясно, как будто некий свет, скрытый между строк, освещал доброе и злое, помогая
любить и ненавидеть, заставляя напряженно следить за
судьбами людей, спутанных в тесный рой.
Он не многословил в объяснениях, а отдал кому следовало все, чем мог располагать, и жалостно просил исхлопотать отцу Туберозову немедленно разрешение. Но хлопоты не увенчались успехом: начальство на сей раз показало, что оно вполне обладает тем, в чем ему у нас так часто
любят отказывать. Оно показало, что обладает характером, и решило, что все определенное Туберозову должно с ним совершиться, как должно совершиться все определенное высшими
судьбами.
Судьба, как нарочно, после двухлетнего моего напряжения мысли всё в одном и том же направлении, натолкнула меня в первый раз в жизни на это явление, показавшее мне с полной очевидностью на практике то, что для меня давно выяснилось в теории, а именно то, что всё устройство нашей жизни зиждется не на каких-либо, как это
любят себе представлять люди, пользующиеся выгодным положением в существующем порядке вещей, юридических началах, а на самом простом, грубом насилии, на убийствах и истязаниях людей.
— Так, значит, окончательно, Надежда Васильевна? Эх! Коли так, — сказал он, махнув рукою, — ну, так давай вам бог всего хорошего, Надежда Васильевна. Значит, уж такая моя горемычная
судьба. Эх!
Любил парень девицу, а она не
любила. Видит бог! Ну, что ж, поплачу, да и все.
— Понимаю и даже надеюсь вас несколько заинтересовать, потому что, вижу, вы
любите вашего дядюшку и принимаете большое участие в его
судьбе насчет брака. Но перед этой просьбой я имею к вам еще другую просьбу, предварительную.
Это вдвойне меня огорчило: во-первых, потому, что я искренно
любил Феденьку и мне всегда казалось, что он может сделать свою карьеру только на либеральной почве, а во-вторых, и потому, что меня в это время уже сильно начали смущать будущие
судьбы русского либерализма.
«Чего бог не дал, того негде взять», часто говаривала она сама, и признавая разумность такой мысли, она покорилась бы своей
судьбе; но, к несчастью, страстная, восторженная любовь Алексея Степаныча, когда он был женихом, убедила ее, что он способен пламенно
любить и вечно
любил бы ее точно так же, если б не охладел почему-то в своих чувствах…
Там у тебя дом барский, диковинный сад с родниками, много богатых соседей, все тебя
любят, все живут весело; а может быть, бог пошлет тебе счастливую
судьбу; охотников будет много».
— Нет, нет, нельзя… нельзя… — зашептала она с суеверным страхом. —
Судьбу нельзя два раза пытать… Не годится… Она узнает, подслушает…
Судьба не
любит, когда ее спрашивают. Оттого все ворожки несчастные.
Он был, по их речам, и страшен и злонравен. И, верно, Душенька с чудовищем жила. Советы скромности в сей час она забыла, Сестры ли в том виной,
судьба ли то, иль рок, Иль Душенькин то был порок, Она, вздохнув, сестрам открыла, Что только тень одну в супружестве
любила, Открыла, как и где приходит тень на срок, И происшествия подробно рассказала, Но только лишь сказать не знала, Каков и кто ее супруг, Колдун, иль змей, иль бог, иль дух.
Довольно, я ошибся!.. возмечтал,
Что я могу быть счастлив… думал снова
Любить и веровать… но час
судьбы настал,
И всё прошло, как бред больного!
Не мучь меня, прелестная Марина,
Не говори, что сан, а не меня
Избрала ты. Марина! ты не знаешь,
Как больно тем ты сердце мне язвишь —
Как! ежели… о страшное сомненье! —
Скажи: когда б не царское рожденье
Назначила слепая мне
судьба;
Когда б я был не Иоаннов сын,
Не сей давно забытый миром отрок, —
Тогда б… тогда б
любила ль ты меня?..
Верю,
Что
любишь ты; но слушай: я решилась
С твоей
судьбой и бурной и неверной
Соединить
судьбу мою; то вправе
Я требовать, Димитрий, одного...
Орлов брезгливо отбрасывал от себя женские тряпки, детей, кухню, медные кастрюли, а я подбирал все это и бережно лелеял в своих мечтах,
любил, просил у
судьбы, и мне грезились жена, детская, тропинки в саду, домик…