Неточные совпадения
Катерина Ивановна трудно и
хрипло дышала и была, казалось, в
страшном изнеможении.
В дверях стоял Харитон Артемьич. Он прибежал из дому в одном халате. Седые волосы были всклокочены, и старик имел
страшный вид. Он подошел к кровати и молча начал крестить «отходившую».
Хрипы делались меньше, клокотанье остановилось. В дверях показались перепуганные детские лица. Аграфена продолжала причитать, обхватив холодевшие ноги покойницы.
Гордей Евстратыч был бледен как полотно; он смотрел на отекшее лицо Маркушки
страшными, дикими глазами, выжидая, не вырвется ли еще какое-нибудь признание из этих посиневших и растрескавшихся губ. Но Маркушка умолк и лежал с закрытыми глазами как мертвый, только тряпье на подмостках продолжало с
хрипом подниматься неровными взмахами, точно под ним судорожно билась ослабевшими крыльями смертельно раненная птица.
Глухо стала ворчать она и начала выговаривать мертвыми устами
страшные слова;
хрипло всхлипывали они, как клокотанье кипящей смолы.
Задыхаясь под тяжестью
страшных слов, которые он поднимал все выше и выше, чтобы бросить их оттуда на головы судей, Иуда
хрипло спросил...
В этом почти невменяемом состоянии он пришёл позади деда в сборную, слышал глухое гудение, разобрать которое не мог и не хотел, точно сквозь туман видел, как из котомки деда высыпали куски на большой стол, и эти куски, падая глухо и мягко, стучали о стол… Затем над ними склонилось много голов в высоких шапках; головы и шапки были хмуры и мрачны и сквозь туман, облекавший их, качаясь, грозили чем-то
страшным… Потом вдруг дед,
хрипло бормоча что-то, как волчок завертелся в руках двух дюжих молодцов…
Попадья глухо заволновалась; вероятно, она пришла в себя, и ей нужно было что-то сказать, но вместо слов из горла ее выходил глухо отрывистый
хрип. О. Василий отнял руки от лица: на нем не было слез, оно было вдохновенно и строго, как лицо пророка. И когда он заговорил, раздельно и громко, как говорят с глухими, в голосе его звучала непоколебимая и
страшная вера. В ней не было человеческого, дрожащего и в силе своей; так мог говорить только тот, кто испытывал неизъяснимую и ужасную близость Бога.