Неточные совпадения
Долго терпел народ; наконец какой-то тобольский мещанин решился довести до сведения государя о положении дел. Боясь обыкновенного пути, он отправился на Кяхту и оттуда пробрался с караваном чаев через сибирскую границу. Он нашел случай в Царском Селе подать Александру свою просьбу, умоляя его прочесть ее. Александр был удивлен, поражен
страшными вещами, прочтенными им. Он позвал мещанина и, долго говоря с ним, убедился в печальной
истине его доноса. Огорченный и несколько смущенный, он сказал ему...
…А между тем я тогда едва начинал приходить в себя, оправляться после ряда
страшных событий, несчастий, ошибок. История последних годов моей жизни представлялась мне яснее и яснее, и я с ужасом видел, что ни один человек, кроме меня, не знает ее и что с моей смертью умрет
истина.
Дети вообще проницательнее, нежели думают, они быстро рассеиваются, на время забывают, что их поразило, но упорно возвращаются, особенно ко всему таинственному или
страшному, и допытываются с удивительной настойчивостью и ловкостью до
истины.
До сих пор, гг. эксперты, я скрывал
истину, но теперь обстоятельства вынуждают меня открыть ее. И, узнав ее, вы поймете, что дело вовсе не так просто, как это может показаться профанам: или горячечная рубашка, или кандалы. Тут есть третье — не кандалы и не рубашка, а, пожалуй, более
страшное, чем то и другое, вместе взятое.
На что нам знать твои мечты?
Не для того пред нами ты!
В другом ты ныне обвинен,
И хочет
истины закон.
Открой же нам друзей своих,
Убийц, разбойников ночных,
Которых
страшные дела
Смывает кровь и кроет мгла,
С которыми, забывши честь,
Ты мнил несчастную увезть.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей… Но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную
истину, — он узнал, что на свете нет ничего
страшного.
«В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом… Но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную
истину, — он узнал, что на свете нет ничего
страшного».
Принесла ли я этим пользу и поступила ли осмотрительно и честно, пусть об этом судит Бог и те люди, которым жизнь моя будет известна во всей ее
истине, как я ее нынче исповедую, помышляя день смертный и день
страшного суда, на котором обнажатся все совести и обнаружатся все помышления.
При этом он подмигнул мне — и так неловко подмигнул, что матушка это заметила. Впрочем, научась в один день наблюдать ее
страшную проницательность, я видел, что она еще во время самого рассказа Пенькновского ему уже не верила и читала
истину в моих потупленных глазах; но она, разумеется, прекрасно совладала собою — и с спокойствием, которое могло бы ввести в заблуждение и не такого дипломата, как Пенькновский, сказала...
Духовный подъем, творчество, служение
истине или правде делает все менее
страшным, освобождает.
Кузьма злобно сверкнул глазами, но не отвечал ничего.
Страшный остаток дня и ночи провел он после встречи в роще с Дарьей Николаевной. Недоверие к ее словам, появившееся было в его уме первое время, сменилось вскоре полной увереностью в
истине всего ею сказанного. Наглый обман со стороны так беззаветно любимого им существа, превратил кровь в его жилах в раскаленный свинец.
Мы знаем, какое
страшное употребление сделано было из добытого Фимкой через Кузьму снадобья, и хотя медленное действие зелья заставило Дарью Николаевну прибегнуть к решительной мере, но болезнь Глафиры Петровны все была последствием отравления ее изделием «немца-аптекаря». Болезнь эта сделала смерть ее в глазах московских властей вполне естественной. Сплетня, как мы видели, работала сильно, но
истину знали только три человека: сама Дарья Николаевна Салтыкова, Афимья и Кузьма Терентьев.
Егора Егоровича, напротив, этот приказ ударил, как бы обухом по лбу — милость к нему графа, обманываемого им в его собственном доме, казалась ему тяжелей его гнева,
страшнее всякого наказания, которое могло быть придумано Алексеем Андреевичем, если бы он узнал
истину.
Ой, только ж памятуй, божий рабе, и блюди себе во явлении
истины, а не бреши, бо зде при нас есть и ангелы предстоящи невидимо, и они словеса твои записуют, о них же и истязани будете во второе и
страшное пришествие.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных, человеческих потребностей, и что всё несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную
истину — он узнал, что на свете нет ничего
страшного.