Неточные совпадения
Настал полдень. Солнце жгло из-за тонкой завесы сплошных беловатых
облаков. Все молчало, одни петухи задорно перекликались на деревне, возбуждая в каждом, кто их слышал,
странное ощущение дремоты и скуки; да где-то высоко в верхушке деревьев звенел плаксивым призывом немолчный писк молодого ястребка. Аркадий и Базаров лежали в тени небольшого стога сена, подостлавши под себя охапки две шумливо-сухой, но еще зеленой и душистой травы.
День был неприятный. Тревожно метался ветер, раздувая песок дороги, выскакивая из-за углов. В небе суетились мелко изорванные
облака, солнце тоже беспокойно суетилось, точно заботясь как можно лучше осветить
странную фигуру китайца.
И ночь была
странная, рыскал жаркий ветер, встряхивая деревья, душил все запахи сухой, теплой пылью, по небу ползли
облака, каждую минуту угашая луну, все колебалось, обнаруживая жуткую неустойчивость, внушая тревогу.
Первое следствие этих открытий было отдаление от моего отца — за сцены, о которых я говорил. Я их видел и прежде, но мне казалось, что это в совершенном порядке; я так привык, что всё в доме, не исключая Сенатора, боялось моего отца, что он всем делал замечания, что не находил этого
странным. Теперь я стал иначе понимать дело, и мысль, что доля всего выносится за меня, заволакивала иной раз темным и тяжелым
облаком светлую, детскую фантазию.
Когда же от неправедно нажитого сокровища уж ничего не осталось, Божий человек опять явился, но уже не в
странном виде, а в виде светлого
облака.
Крыша мастерской уже провалилась; торчали в небо тонкие жерди стропил, курясь дымом, сверкая золотом углей; внутри постройки с воем и треском взрывались зеленые, синие, красные вихри, пламя снопами выкидывалось на двор, на людей, толпившихся пред огромным костром, кидая в него снег лопатами. В огне яростно кипели котлы, густым
облаком поднимался пар и дым,
странные запахи носились по двору, выжимая слезы из глаз; я выбрался из-под крыльца и попал под ноги бабушке.
По небу, бледно-голубому, быстро плыла белая и розовая стая легких
облаков, точно большие птицы летели, испуганные гулким ревом пара. Мать смотрела на
облака и прислушивалась к себе. Голова у нее была тяжелая, и глаза, воспаленные бессонной ночью, сухи.
Странное спокойствие было в груди, сердце билось ровно, и думалось о простых вещах…
Вдруг —
облако, быстрая косая тень, лед свинцовеет, набухает, как весной, когда стоишь на берегу и ждешь: вот сейчас все треснет, хлынет, закрутится, понесет; но минута за минутой, а лед все стоит, и сам набухаешь, сердце бьется все беспокойней, все чаще (впрочем, зачем пишу я об этом и откуда эти
странные ощущения?
«Культ?» — повторял Матвей смешное слово с недоумением и досадой, а в уши ему назойливо садились всё новые слова: культура, легенда, мистика. Их становилось всё больше, они окружали рассказчицу скучным
облаком, затемняли лицо её и, точно отодвигая куда-то в сторону, делали
странной и чужой.
В голове Кожемякина бестолково, как мошки в луче солнца, кружились мелкие серые мысли, в небе неустанно и деловито двигались на юг
странные фигуры
облаков, напоминая то копну сена, охваченную синим дымом, или серебристую кучу пеньки, то огромную бородатую голову без глаз с открытым ртом и острыми ушами, стаю серых собак, вырванное с корнем дерево или изорванную шубу с длинными рукавами — один из них опустился к земле, а другой, вытянувшись по ветру, дымит голубым дымом, как печная труба в морозный день.
Он сидел уже часа полтора, и воображение его в это время рисовало московскую квартиру, московских друзей, лакея Петра, письменный стол; он с недоумением посматривал на темные, неподвижные деревья, и ему казалось
странным, что он живет теперь не на даче в Сокольниках, а в провинциальном городе, в доме, мимо которого каждое утро и вечер прогоняют большое стадо и при этом поднимают страшные
облака пыли и играют на рожке.
Облака это, или леса, или
странные животные?..
На дворе меня охватил сырой холодок. Солнце еще только собиралось подняться где-то за
облаками. Был тот неопределенный промежуток между ночью и зарей, когда свет смешан с тьмою и сон с пробуждением… И все кажется иным, необычным и
странным.
Но что было всего
страннее, —
облако ползло совсем низко над землей, вздрагивая, как будто теряя силы в своем полете и готовое упасть на слободу всей своей грузной массой…
Хмурая ночь окутала всю степь тяжёлым мраком, и в небе неподвижно стояли ещё серые
облака. В одном месте их было белесоватое,
странное пятно — это луна хотела пробиться сквозь тучи и не могла. Приехали к плотине.
Облака, принимая причудливые формы гигантов-людей,
странных волшебных предметов и животных, медленно проплывали по небу.
По чистому, глубоко синему небу плыли белые
облака. Над сжатыми полями большими стаями носились грачи и особенно громко, не по-летнему, кричали. Пролетка взъехала на гору. Вдали, на конце равнины, среди густого сада серел неуклюжий фасад изворовского дома с зеленовато-рыжею, заржавевшею крышею. С
странным чувством, как на что-то новое, Токарев смотрел на него.
Пошли по заросшей дороге, — она тянулась по косогору к верховью лощины. Сбогар, слабо повизгивая, оглядывался по сторонам и жался к их ногам. Как раз над лощиною низко стояло большое, черное
облако с расходившимися в стороны отрогами. Как будто гигантское,
странное насекомое повисло в воздухе и пристально, победно следило за шедшими по лощине. Угрюмые и молчаливые зарницы вспыхивали в темноте.
Тучи — низкие, причудливо-лохматые — горели по всему небу яркими красками. Над головою тянулось большое, расплывающееся по краям,
облако ярко-красного цвета, далеко на востоке нежно розовели круглые облачка, а их перерезывала черно-лиловая гряда туч.
Облако над головою все краснело, как будто наливалось кроваво-красным светом. Небо, покрытое
странными, клубящимися тучами, выглядело необычно и грозно.
Он рисовал в воображении своего Сережу почему-то с громадной, аршинной папироской, в
облаках табачного дыма, и эта карикатура заставляла его улыбаться; в то же время серьезное, озабоченное лицо гувернантки вызвало в нем воспоминания о давно прошедшем, наполовину забытом времени, когда курение в школе и в детской внушало педагогам и родителям
странный, не совсем понятный ужас.
Вечером, воротившись от Маши, я сидел в темноте у окна. Тихо было на улице и душно. Над забором сада, как окаменевшие черные змеи, темнели средь дымки молодой листвы извилистые суки ветел. По небу шли черные
облака странных очертаний, а над ними светились от невидимого месяца другие
облака, бледные и легкие.
Облака все время шевелились, ворочались, куда-то двигались, а на земле было мертво и тихо, как в глубокой могиле. И тишина особенно чувствовалась оттого, что
облака наверху непрерывно двигались.
Острый, как нож, смех; продолжительные, жалобные вопли; кривые полеты, как у летучей мыши,
странная, дикая пляска при багровом свете факелов, кутающих свои кривые огненные языки в красных
облаках дыма; человеческая кровь и мертвые белые головы с черными бородами…