Неточные совпадения
Над Ирбитом
стояла зимняя февральская ночь: все небо залито мириадами
звезд;
под полозьями звонко хрустел снег, точно кто хватался за железо закоченевшими на морозе руками.
Чертопханов снова обратился к Вензору и положил ему кусок хлеба на нос. Я посмотрел кругом. В комнате, кроме раздвижного покоробленного стола на тринадцати ножках неровной длины да четырех продавленных соломенных стульев, не было никакой мебели; давным-давно выбеленные стены, с синими пятнами в виде
звезд, во многих местах облупились; между окнами висело разбитое и тусклое зеркальце в огромной раме
под красное дерево. По углам
стояли чубуки да ружья; с потолка спускались толстые и черные нити паутин.
Я не отомстил: гвардия и трон, алтарь и пушки — все осталось; но через тридцать лет я
стою под тем же знаменем, которого не покидал ни разу» («Полярная
звезда» на 1855).
Сенатор в это время, по случаю беспрерывных к нему визитов и представлений, сидел в кабинете за рабочим столом, раздушенный и напомаженный, в форменном с камергерскими пуговицами фраке и в
звезде. Ему делал доклад его оглоданный правитель дел,
стоя на ногах, что, впрочем, всегда несколько стесняло сенатора, вежливого до нежности с подчиненными, так что он каждый раз просил Звездкина садиться, но тот, в силу, вероятно, своих лакейских наклонностей, отнекивался
под разными предлогами.
Множество раз я его слыхал, и теперь вот он предо мною жив
стоит: сухонький, юркий, бородёнка в три волоса, весь оборванный, рожа маленькая, клином, а лоб большой, и
под ним воровские развесёлые глаза часто мигают, как две тёмные
звезды.
Теперича взять так примерно: женихов поезд въезжает в селенье; дружка сейчас, коли он ловкий, соскочит с саней и бежит к невестиной избе
под окошко с таким приговором: «
Стоят наши добрые кони во чистом поле, при пути, при дороженьке,
под синими небесами,
под чистыми
под звездами,
под черными облаками; нет ли у вас на дворе, сват и сватьюшка, местечка про наших коней?» Из избы им откликаются: «Милости просим; про ваших коней есть у нас много местов».
Музыканты, дворовые люди предводителя,
стоя в буфете, очищенном на случай бала, уже заворотив рукава сюртуков, по данному знаку заиграли старинный польский «Александр, Елисавета», и при ярком и мягком освещении восковых свеч по большой паркетной зале начинали плавно проходить: екатерининский генерал-губернатор, со
звездой,
под руку с худощавой предводительшей, предводитель
под руку с губернаторшей и т. д. — губернские власти в различных сочетаниях и перемещениях, когда Завальшевский, в синем фраке с огромным воротником и буфами на плечах, в чулках и башмаках, распространяя вокруг себя запах жасминных духов, которыми были обильно спрыснуты его усы, лацкана и платок, вместе с красавцем-гусаром в голубых обтянутых рейтузах и шитом золотом красном ментике, на котором висели владимирский крест и медаль двенадцатого года, вошли в залу.
— Ну, с богом! — Перекрестились, пошли. Прошли через двор
под кручь к речке, перешли речку, пошли лощиной. Туман густой, да низом
стоит, а над головой ввезды виднешеньки. Жилин по
звездам примечает, в какую сторону идти. В тумане свежо, идти легко, только сапоги неловки — стоптались, Жилин снял свои, бросил, пошел босиком. Попрыгивает с камушка на камушек да ва
звезды поглядывает. Стал Костылин отставать.
А было то в ночь на светлое Христово воскресенье, когда,
под конец заутрени,
Звезда Хорасана, потаенная христианка, первая с иереем христосовалась. Дворец сожгли, останки его истребили, деревья в садах порубили. Запустело место. А речку, что возле дворца протекала, с тех пор прозвали речкою Царицей. И до сих пор она так зовется. На Волге с одной стороны устья Царицы город Царицын
стоит, с другой — Казачья слободка, а за ней необъятные степи, и на них кочевые кибитки калмыков.
В это время из залы донеслись звуки рояля, двери бесшумно распахнулись, и мы ахнули… Посреди залы, вся сияя бесчисленными огнями свечей и дорогими, блестящими украшениями,
стояла большая, доходящая до потолка елка. Золоченые цветы и
звезды на самой вершине ее горели и переливались не хуже свечей. На темном бархатном фоне зелени красиво выделялись повешенные бонбоньерки, мандарины, яблоки и цветы, сработанные старшими.
Под елкой лежали груды ваты, изображающей снежный сугроб.
У кофейни
стояло несколько мажар. Старуха жена и дочь поддерживали
под руки тяжело хрипящего о. Воздвиженского, сидевшего на ступеньке крыльца. Маленький и толстый Бубликов, с узелком в руке, блуждал глазами и откровенно дрожал. С бледною ласковостью улыбался Агапов рядом с хорошенькими своими дочерьми. Болгары сумрачно толпились вокруг и молчали. Яркие
звезды сверкали в небе. Вдали своим отдельным, чуждо ласковым шумом шумело в темноте море.
С заходом солнца канонада замолкла. Всю ночь по колонным дорогам передвигались с запада на восток пехотные части, батареи, парки.
Под небом с мутными
звездами далеко разносился в темноте шум колес по твердой, мерзлой земле. В третьем часу ночи взошла убывающая луна, — желтая, в мутной дымке, как будто размазанная. Части всё передвигались, и в воздухе
стоял непрерывный, ровно-рокочущий шум колес.
За ними в возвышении, на престоле
под зеленым балдахином, усеянном
звездами,
стоял великий магистр.
Когда русалки полощутся в нем и чешут его своими серебряными гребнями, летишь по нем, как лебедь белокрылый; а залягут с лукавством на дне и ухватятся за судно,
стоишь на одном месте, будто прикованный: ни ветерок не вздохнет, ни волна не всплеснет; днем над тобою небо горит и
под тобою море горит; ночью господь унижет небо
звездами, как золотыми дробницами, и русалки усыплют воду такими ж
звездами.