Неточные совпадения
Стародум. А! Сколь
великой душе надобно быть в государе, чтоб
стать на стезю истины и никогда с нее не совращаться! Сколько сетей расставлено к уловлению души человека, имеющего в руках своих судьбу себе подобных! И во-первых, толпа скаредных льстецов…
По случаю бывшего в слободе Негоднице
великого пожара собрались ко мне, бригадиру, на двор всякого звания люди и
стали меня нудить и на коленки становить, дабы я перед теми бездельными людьми прощение принес.
— Я не понимаю, как они могут так грубо ошибаться. Христос уже имеет свое определенное воплощение в искусстве
великих стариков.
Стало быть, если они хотят изображать не Бога, а революционера или мудреца, то пусть из истории берут Сократа, Франклина, Шарлоту Корде, но только не Христа. Они берут то самое лицо, которое нельзя брать для искусства, а потом…
Но вообще они были народ добрый, полны гостеприимства, и человек, вкусивший с ними хлеба-соли или просидевший вечер за вистом, уже
становился чем-то близким, тем более Чичиков с своими обворожительными качествами и приемами, знавший в самом деле
великую тайну нравиться.
Я не спускал глаз с Катеньки. Я давно уже привык к ее свеженькому белокуренькому личику и всегда любил его; но теперь я внимательнее
стал всматриваться в него и полюбил еще больше. Когда мы подошли к большим, папа, к
великой нашей радости, объявил, что, по просьбе матушки, поездка отложена до завтрашнего утра.
Уже не видно было за
великим дымом, обнявшим то и другое воинство, не видно было, как то одного, то другого не ставало в рядах; но чувствовали ляхи, что густо летели пули и жарко
становилось дело; и когда попятились назад, чтобы посторониться от дыма и оглядеться, то многих недосчитались в рядах своих.
И если
стала я
великою рекой,
Так это от того, что, кинувши покой,
Последую сему уставу.
Ты, сказывают, петь
великий мастерище:
Хотел бы очень я
Сам посудить, твоё услышав пенье,
Велико ль подлинно твоё уменье?»
Тут Соловей являть свое искусство
стал:
Защёлкал, засвистал
На тысячу ладов, тянул, переливался...
— Да, — проговорил он, ни на кого не глядя, — беда пожить этак годков пять в деревне, в отдалении от
великих умов! Как раз дурак дураком
станешь. Ты стараешься не забыть того, чему тебя учили, а там — хвать! — оказывается, что все это вздор, и тебе говорят, что путные люди этакими пустяками больше не занимаются и что ты, мол, отсталый колпак. [Отсталый колпак — в то время старики носили ночные колпаки.] Что делать! Видно, молодежь, точно, умнее нас.
Самгин
стал слушать сбивчивую, неясную речь Макарова менее внимательно. Город
становился ярче, пышнее; колокольня Ивана
Великого поднималась в небо, как палец, украшенный розоватым ногтем. В воздухе плавал мягкий гул, разноголосо пели колокола церквей, благовестя к вечерней службе. Клим вынул часы, посмотрел на них.
Он был так
велик, что Самгину показалось: человек этот, на близком от него расстоянии, не помещается в глазах, точно колокольня. В ограде пред дворцом и даже за оградой, на улице,
становилось все тише, по мере того как Родзянко все более раздувался, толстое лицо его набухало кровью, и неистощимый жирный голос ревел...
Стали они жить с самого первого дня в
великом и нелицемерном согласии, опасно соблюдая свое супружество, и как единая душа в двух телесах.
Петру Валерьянычу я, однако, не признался, что еще допреж сего, с лишком тридцать пять лет тому, это самое чудо видел, потому вижу от
великого удовольствия показывает человек, и
стал я, напротив, дивиться и ужасаться.
И вдруг Нехлюдов вспомнил, что точно так же он когда-то давно, когда он был еще молод и невинен, слышал здесь на реке эти звуки вальков по мокрому белью из-за равномерного шума мельницы, и точно так же весенний ветер шевелил его волосами на мокром лбу и листками на изрезанном ножом подоконнике, и точно так же испуганно пролетела мимо уха муха, и он не то что вспомнил себя восемнадцатилетним мальчиком, каким он был тогда, но почувствовал себя таким же, с той же свежестью, чистотой и исполненным самых
великих возможностей будущим и вместе с тем, как это бывает во сне, он знал, что этого уже нет, и ему
стало ужасно грустно.
Молодой человек всё вертел бумажку, и лицо его
становилось всё более и более злым, — так
велики были усилия, которые он делал, чтобы не заразиться чувством матери.
Мещанская жизнь в Париже
стала столь душной, столь убийственной для души, что только
великие катастрофы и
великие испытания могут очистить и освободить человека от мещанства.
В
статьях этих я жил вместе с войной и писал в живом трепетании события. И я сохраняю последовательность своих живых реакций. Но сейчас к мыслям моим о судьбе России примешивается много горького пессимизма и острой печали от разрыва с
великим прошлым моей родины.
Из монахов находились, даже и под самый конец жизни старца, ненавистники и завистники его, но их
становилось уже мало, и они молчали, хотя было в их числе несколько весьма знаменитых и важных в монастыре лиц, как например один из древнейших иноков,
великий молчальник и необычайный постник.
— Не совсем шутили, это истинно. Идея эта еще не решена в вашем сердце и мучает его. Но и мученик любит иногда забавляться своим отчаянием, как бы тоже от отчаяния. Пока с отчаяния и вы забавляетесь — и журнальными
статьями, и светскими спорами, сами не веруя своей диалектике и с болью сердца усмехаясь ей про себя… В вас этот вопрос не решен, и в этом ваше
великое горе, ибо настоятельно требует разрешения…
Встречаясь со взволнованными из иноков, отец Паисий
стал даже выговаривать им: «Таковое и столь немедленное ожидание чего-то
великого, — говорил он, — есть легкомыслие, возможное лишь между светскими, нам же неподобающее».
Кроткий отец иеромонах Иосиф, библиотекарь, любимец покойного,
стал было возражать некоторым из злословников, что «не везде ведь это и так» и что не догмат же какой в православии сия необходимость нетления телес праведников, а лишь мнение, и что в самых даже православных странах, на Афоне например, духом тлетворным не столь смущаются, и не нетление телесное считается там главным признаком прославления спасенных, а цвет костей их, когда телеса их полежат уже многие годы в земле и даже истлеют в ней, «и если обрящутся кости желты, как воск, то вот и главнейший знак, что прославил Господь усопшего праведного; если же не желты, а черны обрящутся, то значит не удостоил такого Господь славы, — вот как на Афоне, месте
великом, где издревле нерушимо и в светлейшей чистоте сохраняется православие», — заключил отец Иосиф.
— Совершенно обратно изволите понимать! — строго проговорил отец Паисий, — не церковь обращается в государство, поймите это. То Рим и его мечта. То третье диаволово искушение! А, напротив, государство обращается в церковь, восходит до церкви и
становится церковью на всей земле, что совершенно уже противоположно и ультрамонтанству, и Риму, и вашему толкованию, и есть лишь
великое предназначение православия на земле. От Востока звезда сия воссияет.
На таинственного же посетителя моего
стал я наконец смотреть в восхищении, ибо, кроме наслаждения умом его, начал предчувствовать, что питает он в себе некий замысел и готовится к
великому, может быть, подвигу.
— О, я настоятельно просила, я умоляла, я готова была на колени
стать и стоять на коленях хоть три дня пред вашими окнами, пока бы вы меня впустили. Мы приехали к вам,
великий исцелитель, чтобы высказать всю нашу восторженную благодарность. Ведь вы Лизу мою исцелили, исцелили совершенно, а чем? — тем, что в четверг помолились над нею, возложили на нее ваши руки. Мы облобызать эти руки спешили, излить наши чувства и наше благоговение!
Намеднись отец Алексей, священник,
стал меня причащать, да и говорит: «Тебя, мол, исповедовать нечего: разве ты в твоем состоянии согрешить можешь?» Но я ему ответила: «А мысленный грех, батюшка?» — «Ну, — говорит, а сам смеется, — это грех не
великий».
Итак, Вера Павловна занялась медициною; и в этом, новом у нас деле, она была одною из первых женщин, которых я знал. После этого она, действительно,
стала чувствовать себя другим человеком. У ней была мысль: «Через несколько лет я уж буду в самом деле стоять на своих ногах». Это
великая мысль. Полного счастья нет без полной независимости. Бедные женщины, немногие из вас имеют это счастие!
В глазах Веры Павловны
стало выражаться недоумение; ей все яснее думалось: «я не знаю, что это? что же мне думать?» О, Рахметов, при всей видимой нелепости своей обстоятельной манеры изложения, был мастер,
великий мастер вести дело! Он был
великий психолог, он знал и умел выполнять законы постепенного подготовления.
Если у таких людей ум замечательно силен, они
становятся преобразователями общих идей, а в старину делались
великими философами: Кант, Фихте, Гегель не разработали никакого частного вопроса, им было это скучно.
Если бы, Верочка, во мне был какой-нибудь зародыш гениальности, я с этим чувством
стал бы
великим гением.
Молодой хозяин сначала
стал следовать за мною со всевозможным вниманием и прилежностию; но как по счетам оказалось, что в последние два года число крестьян умножилось, число же дворовых птиц и домашнего скота нарочито уменьшилось, то Иван Петрович довольствовался сим первым сведением и далее меня не слушал, и в ту самую минуту, как я своими разысканиями и строгими допросами плута старосту в крайнее замешательство привел и к совершенному безмолвию принудил, с
великою моею досадою услышал я Ивана Петровича крепко храпящего на своем стуле.
Кирила Петрович с
великим удовольствием
стал рассказывать подвиг своего француза, ибо имел счастливую способность тщеславиться всем, что только ни окружало его. Гости со вниманием слушали повесть о Мишиной смерти и с изумлением посматривали на Дефоржа, который, не подозревая, что разговор шел о его храбрости, спокойно сидел на своем месте и делал нравственные замечания резвому своему воспитаннику.
Веселое гулянье! Сердцу радость
Глядеть на вас. Играйте, веселитесь,
Заботы прочь гоните: для заботы
Своя пора. Народ великодушный
Во всем
велик, — мешать с бездельем дело
Не
станет он; трудиться, так трудиться,
Плясать и петь, так вдоволь, до упаду.
Взглянув на вас разумным оком, скажешь,
Что вы народ честной и добрый; ибо
Лишь добрые и честные способны
Так громко петь и так плясать отважно.
Спасибо вам на песнях и на пляске!
Уж тешиться, так тешиться!
Великий царь, стыдливость наблюдая
Обычную, могла бы я, конечно,
Незнанием отговориться; но
Желание служить для пользы общей
Стыдливостью пожертвовать велит.
Из юношей цветущих, берендеев,
Известных мне, один лишь только может
Внушить любовь девице, сердце жен
Поколебать, хотя бы наша верность
Крепка была, как
сталь, — и это Лель.
Свечи потушены, лица у всех посинели, и черты колеблются с движением огня. А между тем в небольшой комнате температура от горящего рома
становится тропическая. Всем хочется пить, жженка не готова. Но Joseph, француз, присланный от «Яра», готов; он приготовляет какой-то антитезис жженки, напиток со льдом из разных вин, a la base de cognac; [на коньяке (фр.).] неподдельный сын «
великого народа», он, наливая французское вино, объясняет нам, что оно потому так хорошо, что два раза проехало экватор.
Все это очень кстати случилось как раз во время
великого поста, и хотя великопостные дни, в смысле крепостной страды и заведенных порядков, ничем не отличались в нашем доме от обыкновенных дней, кроме того, что господа кушали «грибное», но все-таки как будто
становилось посмирнее.
Периодически являются люди, которые с большим подъемом поют: «От ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови, уведи меня в
стан умирающих за
великое дело любви».
На последней неделе
Великого поста грудной ребенок «покрикастее» ходил по четвертаку в день, а трехлеток — по гривеннику. Пятилетки бегали сами и приносили тятькам, мамкам, дяденькам и тетенькам «на пропой души» гривенник, а то и пятиалтынный. Чем больше
становились дети, тем больше с них требовали родители и тем меньше им подавали прохожие.
Вид первой извозчичьей пролетки, запах кожи, краски и лошадиного пота, а также
великое преимущество держать в руках вожжи и управлять движением лошадей вызвали у меня желание
стать извозчиком.
Лучшее утешение в несчастии, как известно, — чужие несчастия. За этим дело не
стало. В
великом посту приехал в Заполье старик Колобов и завернул навестить Харитона Артемьича.
Несмотря на то, что я учился сносно, мне скоро было сказано, что меня выгонят из школы за недостойное поведение. Я приуныл, — это грозило мне
великими неприятностями: мать,
становясь всё более раздражительной, всё чаще поколачивала меня.
Я помню эту «беду»: заботясь о поддержке неудавшихся детей, дедушка
стал заниматься ростовщичеством, начал тайно принимать вещи в заклад. Кто-то донес на него, и однажды ночью нагрянула полиция с обыском. Была
великая суета, но всё кончилось благополучно; дед молился до восхода солнца и утром при мне написал в святцах эти слова.
— Ты этого еще не можешь понять, что значит — жениться и что — венчаться, только это — страшная беда, ежели девица, не венчаясь, дитя родит! Ты это запомни да, как вырастешь, на такие дела девиц не подбивай, тебе это будет
великий грех, а девица
станет несчастна, да и дитя беззаконно, — запомни же, гляди! Ты живи, жалеючи баб, люби их сердечно, а не ради баловства, это я тебе хорошее говорю!
Славянофилы не поняли неизбежности реформы Петра для самой миссии России в мире, не хотели признать, что лишь в петровскую эпоху
стали возможны в России мысль и слово, и мысль самих славянофилов,
стала возможна и
великая русская литература.
Почему
великая, святая идея теократии, Града Божьего,
стала ненавистной новому человечеству, почему оно отказалось от томления по небу, почему ничего не вышло с грандиозным опытом охристианить мир без остатка?
Человечество перестало верить в Бога и тем пламеннее
стало верить в прогресс человеческий, в свое
великое будущее.
Сивка гораздо больше скворца, гораздо его шире в груди и мясистее, хотя она так же имеет куриный склад, как и куропатка, но не так кругла и
стан ее длинен относительно к величине, а голова
велика; нос куриный, обыкновенного темного, рогового цвета, ножки бледно-зеленоватые.
По совершенному сходству в
статях и отчасти даже в перьях должно полагать, что дворовые, или домашние, утки произошли от породы кряковных; везде найти посреди пегих, разнопестрых, белых стай русских уток некоторых из них, совершенно схожих пером с дикими кряковными утками и даже селезнями, а различающихся только какими-нибудь небольшими отступлениями найдется
великое множество; с другими же дикими породами уток дворовые, или русские, в величине и перьях сходства имеют гораздо менее.
Старинная речь: кто может
стать против бога и
великого Новагорода — служить может доказательством его могущества.
— Это… это генерала-с. Действительно не пускал, и ему к вам не
стать. Я, князь, человека этого глубоко уважаю; это… это
великий человек-с; вы не верите? Ну, вот увидите, а все-таки… лучше бы, сиятельнейший князь, вам не принимать его у себя-с.
Поклонник Баха и Генделя, знаток своего дела, одаренный живым воображением и той смелостью мысли, которая доступна одному германскому племени, Лемм со временем — кто знает? —
стал бы в ряду
великих композиторов своей родины, если б жизнь иначе его повела; но не под счастливой звездой он родился!