Неточные совпадения
Ни дать ни взять юродивый,
Стоит,
вздыхает, крестится,
Жаль было нам глядеть,
Как он перед
старухою,
Перед Ненилой Власьевой,
Вдруг на колени пал!
— Ох, батюшка, осьмнадцать человек! — сказала
старуха,
вздохнувши. — И умер такой всё славный народ, всё работники. После того, правда, народилось, да что в них: всё такая мелюзга; а заседатель подъехал — подать, говорит, уплачивать с души. Народ мертвый, а плати, как за живого. На прошлой неделе сгорел у меня кузнец, такой искусный кузнец и слесарное мастерство знал.
— Как? — спросил Самгин, уверенный, что она оговорилась, но
старуха,
вздохнув, повторила то же слово...
— А — провизии нет, —
вздохнула старуха. — Охо-хо. Не знаю, чем кормить.
Старуха перекрестилась,
вздохнула и знаком показала, что не может говорить, чтобы дали ей пить.
Тут Григорий Григорьевич еще
вздохнул раза два и пустил страшный носовой свист по всей комнате, всхрапывая по временам так, что дремавшая на лежанке
старуха, пробудившись, вдруг смотрела в оба глаза на все стороны, но, не видя ничего, успокоивалась и засыпала снова.
Баушка Лукерья сама вышла за ворота и уговорила Кожина ехать домой. Он молча ее выслушал, повернул лошадей и пропал в темноте.
Старуха постояла,
вздохнула и побрела в избу. Мыльников уже спал как зарезанный, растянувшись на лавке.
— Этак вечерком лежу я в формовочной, — рассказывал Никитич таинственным полуголосом, — будто этак прикурнул малость… Лежу и слышу: кто-то как дохнет всею пастью! Ей-богу, Петр Елисеич… Ну, я выскочил в корпус, обошел все, сотворил молитву и опять спать. Только-только стану засыпать, и опять дохнет… Потом уж я догадался, что это моя-то
старуха домна
вздыхала. Вот сейчас провалиться…
Не любила кабатчица вечно канючившую
старуху, но слушает-слушает и пожалеет: то хлеба даст, то деньгами ссудит, а сама только
вздохнет.
Старуха сощипнула со свечи, потом потянула губы, потом
вздохнула и проговорила...
Старуха поправила лампаду,
вздохнула и пошла в свою комнату.
Абрамовна не пошла на указанный ей парадный подъезд, а отыскала черную лестницу и позвонила в дверь в третьем этаже.
Старуха сказала девушке свое имя и присела на стульце, но не успела она
вздохнуть, как за дверью ей послышался радостный восклик Женни, и в ту же минуту она почувствовала на своих щеках теплый поцелуй Вязмитиновой.
— Этакая аларма, право! — произнесла
старуха, направляясь к двери, и,
вздохнув, добавила: — наслал же господь на такого простодушного барина да этакого — прости господи — черта с рогами.
Старухи замолчали, няня
вздохнула, тарантас остановился у крыльца перед кельею матери Агнии.
— Господи, Мати Пресвятыя Богородицы! — говорила в себя и
вздыхая старуха, глядя на бомбы, которые, как огненные мячики, беспрестанно перелетали с одной стороны на другую: — страсти-то, страсти какие! И-и-хи-хи. Такого и в первую бандировку не было. Вишь, где лопнула проклятая — прямо над нашим домом в слободке.
Старуха замолчала,
вздыхая.
— Наши в степу ночуют… —
вздыхала старуха, пока он ел. — Страсти господни… Свечечку бы перед образом засветить, да не знаю, куда Степанида девала. Кушай, батюшка, кушай…
— Спи, внучек, спи… —
вздохнула старуха.
Старуха,
вздыхая, вышла и скоро вернулась с арбузом и дыней.
Егорушка вошел в избу. Его встретила тощая, горбатая
старуха с острым подбородком. Она держала в руках сальную свечку, щурилась и протяжно
вздыхала.
— Ложись, батюшка, ложись… —
вздохнула старуха, зевая. — Господи Иисусе Христе! Сама и сплю, и слышу, как будто кто стучит. Проснулась, гляжу, а это грозу бог послал. Свечечку бы засветить, да не нашла.
Старуха несколько раз тяжело
вздохнула под полатями и как будто читала молитву.
Протяжно и громко
вздыхая,
Старуха на печку легла,
А Дарья, вдова молодая,
Проведать ребяток пошла.
— Ох, батюшки! —
вздыхала за дверью
старуха. — Пропала твоя головушка! Быть беде, родимые мои, быть беде!
— Трое-с. В живых только вот она одна, ненаглядное солнышко, осталась, — отвечала Елизавета Петровна и
вздохнула даже при этом, а потом, снимая шляпку, обратилась к дочери. — Ну, так я извозчика, значит, отпущу; ночевать, впрочем, не останусь, а уеду к себе: где мне,
старухе, по чужим домам ночевать… И не засну, пожалуй, всю ночь.
— Телочку принесла… пестренькую! — радовалась
старуха Матрена, но вдруг словно спохватилась,
вздохнула и прибавила: — А по-настоящему, лучше, кабы бычка принесла!
— Здравствуй, кормилец ты мой, — отвечала,
вздыхая,
старуха и тотчас же наклонила голову и явила во всей своей наружности признаки величайшей немощи и скорби.
Это обращалось к хозяйке дома, невзрачной бабенке, молчаливо сидевшей в углу на скамейке поодаль от
старухи. Она не принимала до сих пор никакого участия в разговоре и только изредка поглядывала на мужа. Услыша слова его, она повернула к нему изнуренное, бледное лицо свое,
вздохнула и сказала...
— Ой, погоди, касатик, дай
вздохнуть… надыть еще в овраг спущаться, — сказала
старуха.
— Что ж делать! Видно, моя доля такая, —
вздохнула старуха.
— Ой, доню, молчи уже, моя смирная сиротинка! — сокрушенно
вздохнув, опять промолвила
старуха. — А вы, пан мельник, не взыщите на глупой девке. Молодой разум с молодым сердцем — что молодое пиво на хмелю: и мутно, и бурлит. А устоится, так станет людям на усладу.
— Молчи уже, молчи, моя доню, — прибавила старая мать, тяжко
вздохнувши.
Старуха боялась, видно, рассердить мельника. Видно, у
старухи нечем было заплатить в этот срок.
О чем была его кручина?
Рыдал ли он рыданьем сына,
Давно отчаявшись обнять
Свою тоскующую мать,
И невеселая картина
Ему являлась: старый дом
Стоит в краю деревни бедной,
И голова
старухи бледной
Видна седая под окном.
Вздыхает, молится, гадает
и смотрит, смотрит, и двойной
В окошко рамы не вставляет
Старушка позднею зимой.
А сколько, глядя на дорогу,
Уронит слез — известно богу!
Но нет! и бог их не считал!
А то бы радость ей послал!
Пуще прежнего заплакали
старухи, закрыла платком лицо и вся трепетно задрожала от сдерживаемых рыданий нарядно одетая молодая красивая женщина, стоявшая почти возле Василия Борисыча.
Вздыхали и творили молитвы мужчины.
— Батюшка-доктор, все соромилась девка, —
вздохнула старуха. — Месяц целый хворает, — думала, бог даст, пройдет: сначала вот какой всего желвачок был… Говорила я ей: «Танюша, вон у нас доктор теперь живет, все за него бога молят, за помощь его, — сходи к нему». — «Мне, — говорит, — мама, стыдно…» Известно, девичье дело, глупое… Вот и долежалась!
— Ну, Нюта! —
вздохнул майор. — Теперь не моя, а Божья… Бог дал, Бог и взял. Не хорошо, сударыня моя, — прибавил он с какой-то горькой улыбкой, обращаясь к
старухе, — не хорошо на старости лет детей хоронить.
— Помер… —
вздыхает старуха.
И
вздохнул.
Старуха все время лежала молча с закрытыми глазами. Но вечером, когда стемнело, она вдруг позвала старика.
— Езжай! с богом! —
вздохнула старуха. — Не бросать же из-за меня дело… Я отдохну часик и пойду назад… Тебе, Алешенька, кланяется Вася с детками…
— Спасибо, матушка, красоточка моя, что приласкала меня,
старуху… — растроганно произнесла Матенька и, заботливо укрыв меня одеялом, поплелась к себе, покашливая и чуть слышно
вздыхая.
Обе
старухи переглянулись. Фифина снова опустила голову, и руки ее замелькали. Катерина Петровна медленно прошлась из угла в угол, раза два
вздохнула и легла на кровать.
— Ах, милые тютьки! — громко
вздохнула старуха на кровати, потом зевнула и перекрестила рот. — Pardon de t'avoir dérangée [Извини, что я тебя потревожила… (фр.).], — прибавила она хорошим французским произношением.
— Охо-хо-хо… Господи, прости нас грешных! —
вздохнула старуха, когда часы в зале пробили два. — Не спится!
— Оне сию минуту-с… —
вздохнула старуха, тоже жмурясь.
— Я и сама об этом думала, —
вздохнула старуха. — Спаси и сохрани, царица небесная. А дождь-то, дождь!
— Ох, ох, ох, грехи, грехи… — вместо ответа
вздохнула старуха. — Прощенья просим, батюшка Семен Аникич.