Неточные совпадения
Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы.
Луна спокойно с высоты
Над Белой-Церковью сияет
И пышных гетманов сады
И
старый замок озаряет.
И тихо, тихо всё кругом;
Но в замке шепот и смятенье.
В одной из
башен, под окном,
В глубоком, тяжком размышленье,
Окован, Кочубей сидит
И мрачно на небо глядит.
В то время, как Нехлюдов подъезжал к месту жительства
старого генерала, куранты часов на
башне сыграли тонкими колокольчиками «Коль славен Бог», а потом пробили два часа.
Обогнув гору Даютай, Алчан, как уже выше было сказано, входит в
старое русло Бикина и по пути принимает в себя с правой стороны еще три обильных водой притока: Ольду (по-китайски Култухе), Таудахе [Да-ю-тай — большая старинная
башня.] и Малую Лултухе. Алчан впадает в Бикин в 10 км к югу от станции железной дороги того же имени. Долина его издавна славится как хорошее охотничье угодье и как место женьшеневого промысла.
Умер старик, прогнали Коську из ночлежки, прижился он к подзаборной вольнице, которая шайками ходила по рынкам и ночевала в помойках, в пустых подвалах под Красными воротами, в
башнях на
Старой площади, а летом в парке и Сокольниках, когда тепло, когда «каждый кустик ночевать пустит».
Налево она тянется далеко и, пересекая овраг, выходит на Острожную площадь, где крепко стоит на глинистой земле серое здание с четырьмя
башнями по углам —
старый острог; в нем есть что-то грустно красивое, внушительное.
Теперь
старые башни осыпались, стены кое-где заменились простым частоколом, защищавшим лишь монастырские огороды от нашествия предприимчивой мужицкой скотины, а в глубине широких рвов росло просо.
И вот, так же как это было утром, на эллинге, я опять увидел, будто только вот сейчас первый раз в жизни, увидел все: непреложные прямые улицы, брызжущее лучами стекло мостовых, божественные параллелепипеды прозрачных жилищ, квадратную гармонию серо-голубых шеренг. И так: будто не целые поколения, а я — именно я — победил
старого Бога и
старую жизнь, именно я создал все это, и я как
башня, я боюсь двинуть локтем, чтобы не посыпались осколки стен, куполов, машин…
Как в последнем действии мелодрамы, рушатся
старые башни и подземелья, и из-за них уже видится ослепительное сияние.
Против Кононова на козлах стоял бочонок
старой водки, выписанной им из Польши; в огромной раковине, окованной серебром, лежали устрицы, и выше всех яств возвышался какой-то разноцветный паштет, сделанный в виде
башни.
Громадные волны, ударяясь об отвесные скалы, всплескивали наверх до подножия Генуэзской
башни — двадцать сажен высоты! — и омывали ее серые
старые стены.
Послушай: расскажу тебе
Я повесть о самом себе.
Давно, давно, когда Дунаю
Не угрожал еще москаль
(Вот видишь: я припоминаю,
Алеко,
старую печаль) —
Тогда боялись мы султана;
А правил Буджаком паша
С высоких
башен Аккермана —
Я молод был; моя душа
В то время радостно кипела,
И ни одна в кудрях моих
Еще сединка не белела;
Между красавиц молодых
Одна была… и долго ею,
Как солнцем, любовался я
И наконец назвал моею.
Не без некоторого опасения скосила я глаза в сторону
башни, отыскивая взглядом амбразуру окна, того самого окна, в котором Николай видел призрак
старой княгини.
Ее-то, неосторожно высунувшуюся из окна
башни,
старый Николай и принял за призрак покойной княгини.
— Там, в этой
башне, была комната покойной княгини Джавахи, сестры нашей госпожи, — начал старик, — она жила в Гори и умерла там же, в доме своего сына, пораженная припадком безумия. — Голос
старого Николая, по мере того как он говорил, делался все глуше и глуше и, наконец, понизился до шепота, когда он, почти вплотную приблизив губы к моему уху, произнес...
— Вчера ночью я видел в окне
башни старую княгиню, да хранит Господь от этого призрака всякого христианина!
И староцерковное и гражданское зодчество привлекало: одна из кремлевских церквей, с царской вышкой в виде узкого балкончика, соборная колокольня, «Строгановская» церковь на Нижнебазарской улице, единственный каменный дом конца XVII столетия на Почайне, где останавливался Петр Великий, все
башни и самые стены кремля, его великолепное положение на холмах, как ни у одной
старой крепости в Европе.
И вот, в одной из его прославленных драм"La Tour de Nesle"("Нельская
башня") мне еще привелось видеть Мелэнга, тогда уже
старого, в роли героя.
Надо вспомнить, что между монастырем Малого Николая и крепостною
башнею, под которой ныне проходят Никольские ворота, был только один
старый, но преудобный дом с двором, окруженным тополями.
На углу купол
башни в новом заграничном стиле прихорашивал всю эту кучу тяжелых, приземистых каменных ящиков, уходил в небо, напоминая каждому, что
старые времена прошли, пора пускать и приманку для глаз, давать архитекторам хорошие деньги, чтобы весело было господам купцам платить за трактиры и лавки.
Слышно было, как внизу вошли в
башню, и через минуту на валу показалась черная собака,
старая знакомая Подгорина. Она остановилась и, глядя вверх, в ту сторону, где сидел Подгорин, дружелюбно замахала хвостом. А потом, немного погодя, из черной канавы, как тень, поднялась белая фигура и тоже остановилась на валу. Это была Надежда.
Мы узнали, что Антон — сын баронессы Эренштейн. Скажем еще более: отец его жив, богат, знатен, занимает важную должность при императоре Фридерике III; но в замке богемском знают эту тайну баронесса да
старый Ян, никто более. Прочие жители
башни, сам Антон почитают его умершим. Но для чего это? Зачем, в каком звании ехал молодой Эренштейн на Русь?
Вправо, против мельницы, на отвесной вышине, одиноко стоит полуразвалившаяся
башня, которая, как
старый, изувеченный инвалид, не хочет еще сойти со своего сторожевого поста.