Станция называется Маймакан. От нее двадцать две версты до станции Иктенда. Сейчас едем. На горах не оттаял вчерашний снег; ветер дует осенний; небо скучное, мрачное; речка потеряла веселый вид и опечалилась, как печалится вдруг резвое и милое дитя. Пошли опять то горы, то просеки, острова и долины. До Иктенды проехали в темноте, лежа в каюте, со свечкой, и ничего не видали. От холода коченели ноги.
Неточные совпадения
Потом пойдут вопросы: далеко ли отъехали, скоро ли приедут на
станцию, как
называется вон та деревня, что в овраге?
Колонисты не мучат невольников, покупщики и продавцы негров
называются уже не купцами, а разбойниками; в пустынях учреждаются
станции, отели; через бездонные пропасти вешают мосты.
— Извиняюсь, я первый раз в Москве. Я студент. Меня интересует, почему
станция на пустой площади у Садовой
называется «Триумфальные ворота», а это — «Тверская застава», хотя передо мною Триумфальные ворота во всем их величии… Потом, что значат эти два маленьких домика с колоннами рядом с ними?
Дубечня — так
называлась наша первая
станция — находилась в семнадцати верстах от города.
И представьте себе, никто даже не заметил, как они с Кузьмой Тихонычем в Незнамовку съездили (почтовая
станция так
называется, верстах в четырех от их имения), как там свое дело сделали и обратно оттуда приехали.
Аксинья вошла в долю с Хрымиными, и их фабрика теперь
называется так: «Хрымины Младшие и K°». Открыли около
станции трактир, и уже играют на дорогой гармонике не на фабрике, а в этом трактире, и сюда часто ходит начальник почтового отделения, который тоже завел какую-то торговлю, и начальник
станции тоже. Глухому Степану Хрымины Младшие подарили золотые часы, и он то и дело вынимает их из кармана и подносит к уху.
Козулькой
называется расстояние в 22 версты между
станциями Чернореченской и Козульской (это между городами Ачинском и Красноярском). За две, за три
станции до страшного места начинают уж показываться предвестники. Один встречный говорит, что он четыре раза опрокинулся, другой жалуется, что у него ось сломалась, третий угрюмо молчит и на вопрос, хороша ли дорога, отвечает: «Очень хороша, чёрт бы ее взял!» На меня все смотрят с сожалением, как на покойника, потому что у меня собственный экипаж.