Неточные совпадения
Дух, свободный в своем внутреннем опыте,
становится навязчивым и насильническим; он открывается
относительной, внешней жизни не как живой опыт, а как извне навязанный, безжизненный принцип или норма.
Бытие заболело: все
стало временным, т. е. исчезающим и возникающим, умирающим и рождающимся; все
стало пространственным, т. е. ограниченным и отчужденным в своих частях, тесным и далеким;
стало материальным, т. е. тяжелым, подчиненным необходимости; все
стало ограниченным и
относительным, подчиненным законам логики.
Болезнь эта прежде всего выразилась в том, что все
стало временным, т. е. исчезающим и возникающим, умирающим и рождающимся; все
стало пространственным и отчужденным в своих частях, тесным и далеким, требующим того же времени для охватывания полноты бытия;
стало материальным, т. е. тяжелым, подчиненным необходимости; все
стало ограниченным и
относительным; третье
стало исключаться, ничто уже не может быть разом А и не-А, бытие
стало бессмысленно логичным.
В столовой наступила
относительная тишина; меланхолически звучала гитара. Там
стали ходить, переговариваться; еще раз пронесся Гораций, крича на ходу: «Готово, готово, готово!» Все показывало, что попойка не замирает, а развертывается. Затем я услышал шум ссоры, женский горький плач и — после всего этого — хоровую песню.
«При невозможности полного успеха в подражании природе оставалось бы только самодовольное наслаждение
относительным успехом этого фокус-покуса; но и это наслаждение
становится тем холоднее, чем больше бывает наружное сходство копии с оригиналом, и даже обращается в пресыщение или отвращение.
Я не
стану давать отчета в ходе этого прекрасного спектакля и в
относительном совершенстве многих московских артистов.
Абсолютное тем самым делается Богом и из безусловно Абсолютного
становится относительно Абсолютным, или Абсолютным для
относительного, которое является постольку как бы зеркалом абсолютности божественной.
Проблема реальности
относительного при абсолютизировании бытия как единого здесь
становится безысходною и неразрешимою.].
И наоборот, если принять, что Абсолютное, полагая в себе
относительное, или бытие,
становится «Отцом всяческих», то и ничто, не-сущая основа творения,
становится Матернею, меоном, содержащим в себе все, потенциальным всеединством мира.
Так называемая терпимость может быть добродетелью, и
становится даже высшею добродетелью, чем нетерпимость, лишь тогда, когда она питается не индифферентным «плюрализмом», т. е. неверием, но когда она синтетически (или, если угодно, «диалектически») вмещает в себе
относительные и ограниченные полуистины и снисходит к ним с высоты своего величия, однако отнюдь не приравниваясь к ним, не сводя себя на положение одной из многих возможностей в «многообразии религиозного опыта».
Оно само
становится тем самым своей собственной потенцией (или «меоном»), давая в себе и через себя место
относительному, но не утрачивая в то же время и абсолютности своей.
Переход от Абсолютного к
относительному недоступен пониманию, ибо оно упирается в антиномию, которая хотя и может быть осознана, но оттого не
становится понятной для непрерывного мышления.
Творение мира Богом, самораздвоение Абсолютного, есть жертва Абсолютного ради
относительного, которое
становится для него «другим» (θάτερον), творческая жертва любви.
Тем самым вносится двойственность в единстве неразличимости, и в нем воцаряется coincidentia oppositorum: в Абсолютном появляется различение Бога и мира, оно
становится соотносительно самому себе как
относительному, ибо Бог соотносителен миру, Deus est vox relativa [Бог есть понятие соотносительное (лат.).] [Цит. Schelling. Darstellung des philophischen Empirismus, Ausgew. Werke, Bd.
Быстро пробежал корвет южные тропики, и чудное благодатное плавание в тропиках кончилось. Пришлось снять летнее платье и надевать сукно.
Относительная близость южного полюса давала себя знать резким холодным ветром. Чем южнее спускался корвет, тем
становилось холоднее, и чаще встречались льдины. Ветер все делался свежее и свежее.
Тогда человек
станет не
относительной, релятивистической предпосылкой философского познания, а его абсолютной предпосылкой, сообщающей познанию твердость и незыблемость.
Но антропологизм философии из
относительного и полусознательного
станет сознательным и абсолютным.