Неточные совпадения
Нам должно было
спускаться еще верст пять по обледеневшим скалам и топкому снегу, чтоб достигнуть станции Коби.
Лошади измучились, мы продрогли; метель гудела сильнее и сильнее, точно наша родимая, северная; только ее дикие напевы были печальнее, заунывнее. «И ты, изгнанница, — думал я, — плачешь о своих широких, раздольных степях! Там есть где развернуть холодные крылья, а здесь тебе душно и тесно, как орлу, который
с криком бьется о решетку железной своей клетки».
— В сущности, город — беззащитен, — сказал Клим, но Макарова уже не было на крыше, он незаметно ушел. По улице, над серым булыжником мостовой,
с громом скакали черные
лошади, запряженные в зеленые телеги, сверкали медные головы пожарных, и все это было странно, как сновидение. Клим Самгин
спустился с крыши, вошел в дом, в прохладную тишину. Макаров сидел у стола
с газетой в руке и читал, прихлебывая крепкий чай.
Из-за стволов берез осторожно вышел старик, такой же карикатурный, как
лошадь: высокий, сутулый, в холщовой, серой от пыли рубахе, в таких же портках, закатанных почти по колено, обнажавших ноги цвета заржавленного железа. Серые волосы бороды его — из толстых и странно прямых волос, они
спускались с лица, точно нитки, глаза — почти невидимы под седыми бровями. Показывая Самгину большую трубку, он медленно и негромко, как бы нехотя, выговорил...
Иногда им приходится лепиться по косогору налево, а экипаж
спускается с двумя другими
лошадьми в рытвину направо и колышется, как челнок, на гладких, округленных волнах.
Когда после долгого пути вдруг перед глазами появляются жилые постройки, люди,
лошади и собаки начинают идти бодрее.
Спустившись с террасы, мы прибавили шагу.
Пробираться сквозь заросли горелого леса всегда трудно. Оголенные от коры стволы деревьев
с заостренными сучками в беспорядке лежат на земле. В густой траве их не видно, и потому часто спотыкаешься и падаешь. Обыкновенно после однодневного пути по такому горелому колоднику ноги у
лошадей изранены, у людей одежда изорвана, а лица и руки исцарапаны в кровь. Зная по опыту, что гарь выгоднее обойти стороной, хотя бы и
с затратой времени, мы
спустились к ручью и пошли по гальке.
Спускаться по таким оврагам очень тяжело. В особенности трудно пришлось
лошадям. Если графически изобразить наш спуск
с Сихотэ-Алиня, то он представился бы в виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа. По дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти не было видно.
С веселым шумом бежала вода вниз по долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли на свободу. Ниже течение ручья становилось спокойнее.
Спустившись с дерева, я присоединился к отряду. Солнце уже стояло низко над горизонтом, и надо было торопиться разыскать воду, в которой и люди и
лошади очень нуждались. Спуск
с куполообразной горы был сначала пологий, но потом сделался крутым.
Лошади спускались, присев на задние ноги. Вьюки лезли вперед, и, если бы при седлах не было шлей, они съехали бы им на голову. Пришлось делать длинные зигзаги, что при буреломе, который валялся здесь во множестве, было делом далеко не легким.
Но вот укутали и отца. На дворе уж
спустились сумерки, но у нас и люди и
лошади привычные, и впотьмах дорогу сыщут. Свежий, крепительный воздух
с непривычки волнует нам кровь. Но ощущенье это скоро уляжется, потому что через минуту нас затискают в крытый возок и так, в закупоренном виде, и доставят по назначению.
Так мы прошли версты четыре и дошли до деревянного моста, перекинутого через речку в глубоком овраге. Здесь Крыштанович
спустился вниз, и через минуту мы были на берегу тихой и ласковой речушки Каменки. Над нами, высоко, высоко, пролегал мост, по которому гулко ударяли копыта
лошадей, прокатывались колеса возов, проехал обратный ямщик
с тренькающим колокольчиком, передвигались у барьера силуэты пешеходов, рабочих, стран пиков и богомолок, направлявшихся в Почаев.
Даже сидя в коляске, старик продолжал дичиться и ежиться; но тихий, теплый воздух, легкий ветерок, легкие тени, запах травы, березовых почек, мирное сиянье безлунного звездного неба, дружный топот и фыркание
лошадей — все обаяния дороги, весны, ночи
спустились в душу бедного немца, и он сам первый заговорил
с Лаврецким.
Я думал, что мы уж никогда не поедем, как вдруг, о счастливый день! мать сказала мне, что мы едем завтра. Я чуть не сошел
с ума от радости. Милая моя сестрица разделяла ее со мной, радуясь, кажется, более моей радости. Плохо я спал ночь. Никто еще не вставал, когда я уже был готов совсем. Но вот проснулись в доме, начался шум, беготня, укладыванье, заложили
лошадей, подали карету, и, наконец, часов в десять утра мы
спустились на перевоз через реку Белую. Вдобавок ко всему Сурка был
с нами.
Дядя Зотей еще раз навалился на упрямый запор и зашлепал по дощатому мокрому полу босыми ногами. Михалко не торопясь
спустился с тяжело дышавшей
лошади, забрызганной липкой осенней грязью по самые уши.
Сказав сии слова, оба боярина, в которых читатели, вероятно, узнали уже Лесуту-Храпунова и Замятню-Опалева, слезли
с коней и пошли в избу. Краснощекий толстяк
спустился также
с своей
лошади, и когда подошел к воротам, то Кирша, заступя ему дорогу, сказал, улыбаясь...
Дорожка зигзагами опускалась ниже, к воде, и скоро мост уже был высоко за нами.
Спускаться было нелегко, осыпь, миллионы мелких осколочков выветрившихся скал сплошь сползали под ногами,
лошади со всадником приходилось делать много усилий, чтобы не сползти вместе
с осыпью. Буруны пены были как раз под нами, и некоторое время
лошади шли по мокрой осыпи, и нас слегка приятно охлаждало туманом мелких брызг.
Ага, не останавливаясь, у самой скалы, загромоздившей нам путь, свернул молча, как всегда, направо в кустарник — и перед нами открылась бездна Черека
с висящими стремнинами того берега. Он остановил
лошадь, обернулся ко мне и, указывая вниз, объяснил, что «пайдем вниз, там мост, а там», указывая в небо, выше противоположной стены берега, — там и аул Безенги. Стал
спускаться, откинувшись телом назад и предоставив
лошади свою жизнь и дав ей полную свободу.
Лавина саней сверху продолжала
спускаться. Показался большой возок на четверке вороных
лошадей цугом
с форейтором в монашеской скуфейке вместо шапки.
Только что я своротил
с дороги и стал
спускаться к уреме, как вдруг кучер мой, как-то оглянувшись назад, закричал: «Волки, волки!» — и осадил
лошадей.
Больница, новая, недавно построенная,
с большими окнами, стояла высоко на горе; она вся светилась от заходившего солнца и, казалось, горела внутри. Внизу был поселок. Липа
спустилась по дороге и, не доходя до поселка, села у маленького пруда. Какая-то женщина привела
лошадь поить, и
лошадь не пила.
Прежде чем
спуститься с уступистой кручи на берег, Антон остановил
лошадь и указал племяннику на мельницу.
И потому, когда пришел час к отъезду купцов восвояси, Фотей очутился на передке рядом
с кучером, и скинуть его было невозможно до лежавшего на их пути села Крутого. Здесь был в то время очень опасный спуск
с одной горы и тяжелый подъем на другую, и потому случались разные происшествия
с путниками: падали
лошади, переворачивались экипажи и прочее в этом роде. Село Крутое непременно надо было проследовать засветло, иначе надо заночевать, а в сумерки никто не рисковал
спускаться.
Он ударил
лошадь и, проехав по широкой улице,
спустился с луга. Там мне еще некоторое время виднелась телега
с двумя темными фигурами, постепенно утопавшими в сумерках.
С горы
спускалась линейка. Подъехала к фонтану. Высокий болгарин сошел, чтобы попоить
лошадей. Катя
с удивлением и радостью узнала Афанасия Ханова. И он ее тоже узнал.
Наташа
спустилась с лесенки и стала отвязывать от загородки
лошадь. Сергей Андреевич, задумчиво теребя бороду, молча смотрел, как Наташа взнуздывала
лошадь, как Даев подтягивал на седле подпруги. Наташа перекинула поводья на луку.
Помните, когда гонят
лошадь и приводят в движение ворот, то по блоку одна бадья
спускается в рудник, а другая поднимается, когда же начнут поднимать первую, тогда опускается вторая — всё равно, как в колодце
с двумя ушатами.
Садясь на зады и скользя,
лошади спускались с своими седоками в лощину.
Генерал, за которым скакал Пьер,
спустившись под гору, круто повернул влево и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вперед, то влево, то вправо; но везде были солдаты,
с одинаково-озабоченными лицами, занятыми каким-то невидным, но очевидно важным делом. Все
с одинаково-недовольно-вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею
лошадью.
Чиновнику без жалования, для того чтобы существовать, нужно тратить или запасы или продавать вещи, и каждый день жизни приближает его к полной погибели, точно так же крестьянина, принужденного покупать дорогой хлеб свыше обычного, обеспеченного определенным заработком количества,
с той разницей, что,
спускаясь ниже и ниже, чиновник, пока он жив, не лишается возможности получить место и восстановить свое положение, крестьянин же, лишаясь
лошади, поля, семян, лишается окончательно возможности поправиться.