Неточные совпадения
Хотя распоряжения капитана были вполне толковы, помощник вытаращил глаза и беспокойно помчался с тарелкой
к себе в каюту, бормоча: «Пантен, тебя озадачили. Не хочет ли он попробовать контрабанды? Не выступаем ли мы под черным флагом пирата?» Но здесь Пантен запутался в самых диких предположениях. Пока он нервически уничтожал рыбу, Грэй
спустился в каюту, взял деньги и, переехав бухту, появился в торговых кварталах Лисса.
Казалось также, что, намагничивая Диомидова своим молчаливым и напряженным вниманием, люди притягивают его
к себе, а он скользит,
спускается к ним.
«Вот как? — оглушенно думал он, идя домой, осторожно
спускаясь по темной, скупо освещенной улице от фонаря
к фонарю. — Но если она ненавидит, значит — верит, а не забавляется словами, не обманывает
себя надуманно. Замечал я в ней что-нибудь искусственное?» — спросил он
себя и ответил отрицательно.
«Дурачок», — думал он,
спускаясь осторожно по песчаной тропе. Маленький, но очень яркий осколок луны прорвал облака; среди игол хвои дрожал серебристый свет, тени сосен собрались у корней черными комьями. Самгин шел
к реке, внушая
себе, что он чувствует честное отвращение
к мишурному блеску слов и хорошо умеет понимать надуманные красоты людских речей.
Он продолжал шагать и через полчаса сидел у
себя в гостинице, разбирая бумаги в портфеле Варвары. Нашел вексель Дронова на пятьсот рублей, ключ от сейфа, проект договора с финской фабрикой о поставке бумаги, газетные вырезки с рецензиями о каких-то книгах, заметки Варвары. Потом
спустился в ресторан, поужинал и, возвратясь
к себе, разделся, лег в постель с книгой Мережковского «Не мир, но меч».
Самгин
спустился вниз
к продавцу каталогов и фотографий. Желтолицый человечек, в шелковой шапочке, не отрывая правый глаз от газеты, сказал, что у него нет монографии о Босхе, но возможно, что они имеются в книжных магазинах. В книжном магазине нашлась монография на французском языке. Дома, после того, как фрау Бальц накормила его жареным гусем, картофельным салатом и карпом, Самгин закурил, лег на диван и, поставив на грудь
себе тяжелую книгу, стал рассматривать репродукции.
Они воротились домой. Вера передала некоторые покупки бабушке, другие велела отнести
к себе в комнату и позвала опять Райского гулять по роще, по полю и
спуститься к Волге, на песок.
— Да что это вы идете, как черепаха! Пойдемте
к обрыву,
спустимся к Волге, возьмем лодку, покатаемся! — продолжала она, таща его с
собой, то смеясь, то вдруг задумываясь.
Лес кончился, и опять потянулась сплошная гарь. Та
к прошли мы с час. Вдруг Дерсу остановился и сказал, что пахнет дымом. Действительно, минут через 10 мы
спустились к реке и тут увидели балаган и около него костер. Когда мы были от балагана в 100 шагах, из него выскочил человек с ружьем в руках. Это был удэгеец Янсели с реки Нахтоху. Он только что пришел с охоты и готовил
себе обед. Котомка его лежала на земле, и
к ней были прислонены палка, ружье и топор.
Из крупных млекопитающих в верховьях Бягаму встречаются лось, рысь, бурый медведь и росомаха; ниже по течению — изюбр, кабан и тигр. Из царства пернатых я встретил на снегу следы глухарей, затем несколько раз видел большеклювых ворон, соек, ореховок, ронж, пестрых дятлов, желн, поползней и снегирей. Дерсу сообщил мне, что зимой, когда начинают замерзать реки, все крупные пернатые хищники
спускаются к низовьям рек, где им легче найти
себе пропитание.
Выбрав один из них, мы стали взбираться на хребет. По наблюдениям Дерсу, дождь должен быть затяжным. Тучи низко ползли над землей и наполовину окутывали горы. Следовательно, на вершине хребта мы увидели бы только то, что было в непосредственной от нас близости.
К тому же взятые с
собой запасы продовольствия подходили
к концу. Это принудило нас на другой день
спуститься в долину.
Клесты часто
спускались вниз, что-то клевали на земле и подпускали
к себе так близко, что можно было в деталях рассмотреть их оперение.
С перевала мы
спустились к реке Папигоузе, получившей свое название от двух китайских слов: «папи» — то есть береста, и «гоуз» — долинка [Или «река, по которой много леса».]. Речка эта принимает в
себя справа и слева два горных ручья. От места слияния их начинается река Синанца, что значит — Юго-западный приток. Дальше долина заметно расширяется и идет по отношению
к Сихотэ-Алиню под углом в 10°. Пройдя по ней 4 км, мы стали биваком на берегу реки.
С рассветом казалось, что день будет пасмурный и дождливый, но
к 10 часам утра погода разгулялась. Тогда мы увидели то, что искали. В 5 км от нас река собирала в
себя все протоки. Множество сухих релок давало возможность подойти
к ней вплотную. Но для этого надо было обойти болота и
спуститься в долину около горы Кабарги.
Однажды она явилась
к «старому барину» и доложила, что Сатир просит навестить его. Отец, однако, сам
собой идти не решился, а сообщил о желании больного матушке, которая сейчас же собралась и
спустилась вниз.
Из первых учеников я давно
спустился к середине и нахожу это наиболее для
себя подходящим: честолюбие меня не мучит, тройки не огорчают… А зато на пруду в эти лунные ночи грудь дышит так полно, и под свободные движения так хорошо работает воображение… Луна подымается, заглядывает в пустые окна мертвого замка, выхватывает золотой карниз, приводит в таинственное осторожное движение какие-то неясные тени… Что-то шевелится, что-то дышит, что-то оживает…
Вместо ответа, Семеныч привлек
к себе бойкую девушку и поцеловал прямо в губы. Марья вся дрожала, прижавшись
к нему плечом. Это был первый мужской поцелуй, горячим лучом ожививший ее завядшее девичье сердце. Она, впрочем, сейчас же опомнилась, помогла
спуститься дорогому гостю с крутой лестницы и проводила до ворот. Машинист, разлакомившись легкой победой, хотел еще раз обнять ее, но Марья кокетливо увернулась и только погрозила пальцем.
В ответ слышалось легкое ворчанье Окси или какой-нибудь пикантный ответ. Окся научилась огрызаться, а на дне дудки чувствовала
себя в полной безопасности от родительских кулаков. Когда требовалась мужицкая работа, в дудку на канате
спускался Яша Малый и помогал Оксе что нужно. Вылезала из дудки Окся черт чертом, до того измазывалась глиной, и сейчас же отправлялась
к дедушке на Рублиху, чтобы обсушиться и обогреться. Родион Потапыч принимал внучку со своей сердитой ласковостью.
Захватив с
собой топор, Родион Потапыч
спустился один в шахту. В последний раз он полюбовался открытой жилой, а потом поднялся
к штольне. Здесь он прошел
к выходу в Балчуговку и подрубил стойки, то же самое сделал в нескольких местах посредине и у самой шахты, где входила рудная вода. Земля быстро обсыпалась, преграждая путь стекавшей по штольне воде. Кончив эту работу, старик спокойно поднялся наверх и через полчаса вел Матюшку на Фотьянку, чтобы там передать его в руки правосудия.
После этого мы пили вдвоем с ним очень много рому, до того, что он раскраснелся и говорит, как умел: «Ну, теперь, мол, открывай, что ты с конем делал?» А я отвечаю: «Вот что…» — да глянул на него как можно пострашнее и зубами заскрипел, а как горшка с тестом на ту пору при
себе не имел, то взял да для примеру стаканом на него размахнул, а он вдруг, это видя, как нырнет — и
спустился под стол, да потом как шаркнет
к двери, да и был таков, и негде его стало и искать.
Бутлер быстро повел по указанному направлению свою роту, но не успел
спуститься к балке, как услышал сзади
себя один за другим два орудийные выстрела.
Я скоро овладеваю
собой, привыкаю
к высоте и через какие-нибудь четверть часа стою внизу и задираю голову на отвесную желтую стену, с которой мы
спустились.
Но вот наконец, когда солнце стало
спускаться к западу, степь, холмы и воздух не выдержали гнета и, истощивши терпение, измучившись, попытались сбросить с
себя иго.
— Приветствую вас у
себя, дорогие гости, — грассировал «барин», обращаясь
к К. С. Станиславскому и обводя глазами других. — Вы с высоты своего театрального Олимпа
спустились в нашу театральную преисподнюю. И вы это сделали совершенно правильно, потому что мы тоже, как и вы, люди театра. И вы и мы служим одному великому искусству — вы как боги, мы как подземные силы… Ол pайт!
Вечером в этот день Даша в первый раз была одна. В первый раз за все время Долинский оставил ее одну надолго. Он куда-то совершенно незаметно вышел из дома тотчас после обеда и запропастился.
Спустился вечер и угас вечер, и темная, теплая и благоуханная ночь настала, и в воздухе запахло спящими розами, а Долинский все не возвращался. Дору это, впрочем, по-видимому, совсем не беспокоило, она проходила часов до двенадцати по цветнику, в котором стоял домик, и потом пришла
к себе и легла в постель.
Чтобы пробраться в подвальный этаж белого угольного дома, надобно было пройти через двор, переполненный всякого рода зловониями, мусором, грязью, и
спуститься ступеней десять вниз, что сделав, Бегушев очутился в совершенной темноте и, схватив наугад первую попавшуюся ему под руку скобку, дернул дверь
к себе.
— В таком случае, — заявил спутник высокого человека, — не
спуститься ли в кубрик? Эй, юнга, посади нас
к себе, и мы поговорим, здесь очень сыро.
Я не успел еще отлежаться и прийти в
себя, когда увидал, что в овраг,
к нашей бане,
спускается человек десять «богачей», впереди их — староста, а сзади его двое сотских ведут под руки Ромася. Он — без шапки, рукав мокрой рубахи оторван, в зубах стиснута трубка, лицо его сурово нахмурено и страшно. Солдат Костин, размахивая палкой, неистово орет...
Он взбирался наверх опять тем же самым способом, как и
спускался, то есть Ферапонт шел на ногах по бревну, притягивая
себя к верху крепко завязанной концом снаружи веревки.
А барин Ардальон Павлыч катил
себе на злобинском рысаке как ни в чем не бывало. Он по утрам чувствовал
себя всегда хорошо, а сегодня в особенности. От злобинского дома нужно было
спуститься к плотине, потом переехать ее и по набережной пруда, — это расстояние мелькнуло слишком быстро, так что Смагин даже удивился, когда его пролетка остановилась у подъезда генеральского дома. Встречать гостя выскочил верный раб Мишка.
— А неизвестно… На свадьбе, как Поликарп Тарасыч женились, он и объявил
себя. Точно из-под земли вынырнул… А теперь обошел всех, точно клад какой. Тарас Ермилыч просто жить без него не может. И ловок только Ардальон Павлыч: медведь у нас в саду в яме сидит, так он
к нему за бутылку шампанского прямо в яму
спустился. Удалый мужик, нечего сказать: все на отличку сделает. А пить так впереди всех… Все лоском лежат, а он и не пошатнется. У нас его все даже весьма уважают…
Ольга пошла в церковь и взяла с
собою Марью. Когда они
спускались по тропинке
к лугу, обеим было весело. Ольге нравилось раздолье, а Марья чувствовала в невестке близкого, родного человека. Восходило солнце. Низко над лугом носился сонный ястреб, река была пасмурна, бродил туман кое-где, но по ту сторону на горе уже протянулась полоса света, церковь сияла, и в господском саду неистово кричали грачи.
Чем глубже
спускается человек в самого
себя и чем ничтожнее он представляется
себе, тем выше он поднимается
к богу.
Всю свою жизнь князь Андрей ощущал над
собою что-то «грозное, вечное, неведомое и далекое». Теперь оно стало ему близко, — но не тем, что
спустилось к нему, а тем, что унесло его
к себе, в ледяное свое царство, куда не достигнуть ни одному звуку жизни.
Все пространство между реками Хуту, Тумнином и Копи заполнено базальтом. Этот лавовый поток двигался с запада
к востоку и вклинился в море длинными языками, благодаря чему здесь образовалось много полуостровов, бухт и заливов. Императорская гавань представляла
собой глубокий провал. Берега ее тоже слагаются из базальтов. Лес, состоящий из лиственицы, аянской ели и белокорой пихты, густо покрывает все мысы и по распадкам
спускается до самого моря.
Генеральша сообразила, что она верно зажгла спичку, наступив на нее и быстро отбросила ее от
себя дальше ногой; но чуть лишь блеснул на полете этот слабый огонь, она с ужасом ясно увидела очень странную вещь: скрытый портрет Флоры, с выколотыми глазами, тихо
спускался из-под кутавшей его занавесы и, качаясь с угла на угол, шел
к ней…
— Ну, думаю, конец! Вдруг он говорит: «Дядя, не бойтесь ничего, это я». Вглядываюсь в темноте: «Леонид! Ты?» — «Тише! Идите скорей!».
Спустились под откос, он развязал мне руки. Наверху зашумел приближающийся автомобиль, загудел призывной гудок. — «Не пугайтесь, — говорит, — я сейчас выстрелю. С час посидите тут, а потом идите
к себе, в Арматлук. В город не показывайтесь, пока мы еще здесь». Выстрелил из револьвера в кусты и пошел наверх.
Ему хотелось поглядеть
себе в лицо — нет ли в нем явного расстройства. Он желал войти
к ней вполне овладев
собою. Лицо было серьезное, немного жесткое, без особенной бледности или румянца. Он остался им доволен и медленно
спустился по ступенькам лесенки.
Спускался он с высокой паперти совсем разбитый, не от телесной усталости, не от ходьбы, а от расстройства чисто душевного. Оно точно кол стояло у него в груди… Вся эта поездка
к «Троице-Сергию» вставала перед ним печальной нравственной недоимкой, перешла в тяжкое недовольство и
собою, и всем этим монастырем, с его базарной сутолокой и полным отсутствием, на его взгляд, смиряющих, сладостных веяний, способных всякого настроить на неземные помыслы.
Его внезапно подхватило хозяйское чувство и понесло
к своему детищу. Почти бегом стал он
спускаться по горе
к пристани, точно ища спасения от самого
себя…
На берегу реки, под откосом, лежал, понурив голову, отставший от гурта вол. У главного врача разгорелись глаза. Он остановил обоз,
спустился к реке, велел прирезать быка и взять с
собой его мясо. Новый барыш ему рублей в сотню. Солдаты ворчали и говорили...
И оттолкнула от
себя меч ногою, поспешно
спустилась со ступеней лестницы, быстрыми шагами вышла на балкон, оттуда в сад дворцовый и, приблизившись
к зеленому деревцу, росшему в углу сада, сорвала небольшую веточку с него и шепнула...
Говорили, что в полночь на трубу избушки, в которой жил патер Вацлав,
спускается черный ворон и издает зловещий троекратный крик. На крыльце избушки появляется сам «чародей» и отвечает своему гостю таким же криком. Ворон слетает с трубы и
спускается на руку патера Вацлава, который и уносит его
к себе. Некоторые обыватели, заселявшие окраины Васильевского острова, клялись и божились, что видели эту сцену собственными глазами.
Вдруг зашумело что-то вверху; поднял голову Яков Потапович и видит — коршун громадный из поднебесья круги задает и прямо на княжну Евпраксию
спускается. Выступил вперед Яков Потапович, заслонил
собою дорогую спутницу и ждет врага, прямо на него глядючи. Как камень падает коршун сверху
к нему на грудь, клювом ударяет в самое сердце, да не успел глубоко острого клюва запустить, как схватил его добрый молодец за самую шею и сжал, что есть силы, правой рукой.
Так он
себя еще не чувствовал в Москве. Осенью все его раздражало и бесило. Теперь все покоило взгляд, и тишина зимы убаюкивала нервы. Сколько живописных пунктов было по его пути, когда он
спускался от Покровки
к городу, а потом Кремлем и вдоль Москвы-реки! Ничто ему не мешало ценить своеобразную красивость панорамы. Нечто подобное переживал он только в Италии, в таких старых городах, как Флоренция."Ужасная"Москва заново привлекала его, и он не пугался такого чувства.
Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за
собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал
спускаться к драгунам под гору.
Еще не становясь на ноги, он заползал на четвереньках в самые отдаленные углы огромной бакши;
спускался по скользкому илу
к самой воде глубокой речки; засыпал в траве под черемухой, где всегда вертелись безвредные ужи, но где зато не один раз было убито и несколько гадюк, и не утянула
к себе Малвошку синяя глубина вод, не положило кровавой ранки на его чистое тело ядовитое жало пресмыкающейся гадины.
Он пошел пешком обедать
к Лебедянцеву, и этот конец, — даже и по-московски не маленький, — не утомлял его. Он бодрым шагом
спустился к Пречистенке. Зима принесла с
собой полное освобождение от ревматических болей, чего он никак не ожидал. Сухой холод выносил он прекрасно.
Он выпил еще залпом, один за другим, два стакана шампанского, взял с камина флакон со скипидаром и стал
спускаться с лестницы. Он не чувствовал
себя пьяным, и в самом деле он не был пьян. Он ни скоро, ни тихо подошел
к жениной спальне, которая действительно оказалась запертою, спокойно тронул ручку двери и произнес спокойным голосом...