Я зачитался этим романом. Неведомый Никитушка Ломов, Рахметов, который пошел в бурлаки и
спал на гвоздях, чтобы закалить себя, стал моей мечтой, моим вторым героем. Первым же героем все-таки был матрос Китаев.
Неточные совпадения
Он подумал немного, потупившись, крупные складки показались у него
на лбу, потом запер дверь, медленно засучил рукава и, взяв старую вожжу, из висевших
на гвозде, начал отвешивать медленные, но тяжелые удары по чему ни
попало.
Рахметов отпер дверь с мрачною широкою улыбкою, и посетитель увидел вещь, от которой и не Аграфена Антоновна могла развести руками: спина и бока всего белья Рахметова (он был в одном белье) были облиты кровью, под кроватью была кровь, войлок,
на котором он
спал, также в крови; в войлоке были натыканы сотни мелких
гвоздей шляпками с — исподи, остриями вверх, они высовывались из войлока чуть не
на полвершка...
На Сухаревке жулью в одиночку делать нечего. А сколько сортов всякого жулья! Взять хоть «играющих»: во всяком удобном уголку садятся прямо
на мостовую трое-четверо и открывают игру в три карты — две черные, одна красная. Надо угадать красную. Или игра в ремешок: свертывается кольцом ремешок, и надо
гвоздем попасть так, чтобы
гвоздь остался в ремешке. Но никогда никто не угадает красной, и никогда
гвоздь не остается в ремне. Ловкость рук поразительная.
Я, сонный, ударился бровью об круглую медную шляпку
гвоздя,
на котором висела сумка, и, сверх того, едва не задохся, потому что Параша, сестрица и множество подушек
упали мне
на лицо, и особенно потому, что не скоро подняли опрокинутый возок.
Сахар в пакете, в бумаге колбаса, сыр и калачи или булки, которые рвали руками. Вешали пальто
на гвозди, вбитые в стену, где
попало. Приходили Антоша Чехонте, Е. Вернер, М. Лачинов, тогда еще студент Петровской академии, Н. Кичеев, П. Кичеев, Н. Стружкин и еще кое-кто.
Было боязно видеть, как цепкий человечек зачем-то путешествует по крутой и скользкой крыше амбара, висит между голых сучьев деревьев, болтая ногами, лезет
на забор, утыканный острыми
гвоздями,
падает и — ругается...
— В прошлый раз она наступила
на гвоздь, — сказал Тоббоган, подвигая мне сковороду и начиная есть сам. — Она, знаете, неосторожна; как-то чуть не
упала за борт.
Не думая о получаемых ударах, я стал
гвоздить своего противника кулаками без разбора сверху вниз; тогда и он, забыв о нападении, только широко раздвинув пальцы обеих рук, держал их как щиты перед своею головой, а я продолжал изо всех сил бить,
попадая кулаками между пальцами противника, при общих одобрительных криках товарищей: «Валяй, Шеншин, валяй!» Отступающий противник мой уперся наконец спиною в классный умывальник и, схватив
на нем медный подсвечник, стал острием его бить меня по голове.
Или
на гвоздяхЕго заставить
спать.
Разбойники его пытать — уж чего они над ним не творили: и били-то его всячески, и арапником-то стегали, и подошвы-то
на бересте
палили, и гвозди-то под ногти забивали…