Неточные совпадения
Хлестаков. А
соуса почему нет?
Хлестаков. Канальи! подлецы! и даже хотя бы какой-нибудь
соус или пирожное. Бездельники! дерут только с проезжающих.
— С кореньями, знаешь? Потом тюрбо под густым
соусом, потом…. ростбифу; да смотри, чтобы хорош был. Да каплунов, что ли, ну и консервов.
— А я стеснен и подавлен тем, что меня не примут в кормилицы, в Воспитательный Дом, — опять сказал старый князь, к великой радости Туровцына, со смеху уронившего спаржу толстым концом в
соус.
Левин покорно положил себе
соуса, но не дал есть Степану Аркадьичу.
Но Степан Аркадьич, хотя и привыкший к другим обедам, всё находил превосходным; и травник, и хлеб, и масло, и особенно полоток, и грибки, и крапивные щи, и курица под белым
соусом, и белое крымское вино — всё было превосходно и чудесно.
— Были, ma chère. Они нас звали с мужем обедать, и мне сказывали, что
соус на этом обеде стоил тысячу рублей, — громко говорила княгиня Мягкая, чувствуя, что все ее слушают, — и очень гадкий
соус, что-то зеленое. Надо было их позвать, и я сделала
соус на восемьдесят пять копеек, и все были очень довольны. Я не могу делать тысячерублевых
соусов.
Сергей Иванович — Москвич и философ, Алексей Александрович — Петербуржец и практик; да позовет еще известного чудака энтузиаста Песцова, либерала, говоруна, музыканта, историка и милейшего пятидесятилетнего юношу, который будет
соус или гарнир к Кознышеву и Каренину.
— Постой,
соуса возьми, — сказал он, удерживая руку Левина, который отталкивал от себя
соус.
Чичиков, чинясь, проходил в дверь боком, чтоб дать и хозяину пройти с ним вместе; но это было напрасно: хозяин бы не прошел, да его уж и не было. Слышно было только, как раздавались его речи по двору: «Да что ж Фома Большой? Зачем он до сих пор не здесь? Ротозей Емельян, беги к повару-телепню, чтобы потрошил поскорей осетра. Молоки, икру, потроха и лещей в уху, а карасей — в
соус. Да раки, раки! Ротозей Фома Меньшой, где же раки? раки, говорю, раки?!» И долго раздавалися всё — раки да раки.
Один полковник подал даме тарелку с
соусом на конце обнаженной шпаги.
Книга эта читалась вместе с супом,
соусом, жарким и даже с пирожным, так что иные блюда оттого стыли, а другие принимались вовсе нетронутыми.
— Как мир, — согласился Безбедов, усмехаясь. — Как цивилизация, — добавил он, подмигнув фарфоровым глазом. — Ведь цивилизация и родит анархистов. Вожди цивилизации — или как их там? — смотрят на людей, как на стадо баранов, а я — баран для себя и не хочу быть зарезанным для цивилизации, зажаренным под
соусом какой-нибудь философии.
— В нашей воле дать политику парламентариев в форме объективного рассказа или под
соусом критики.
Соус, конечно, будет политикой. Мораль — тоже. Но о том, что литераторы бьют друг друга, травят кошек собаками, тоже можно говорить без морали. Предоставим читателю забавляться ею.
Вот он кончил наслаждаться телятиной, аккуратно, как парижанин, собрал с тарелки остатки
соуса куском хлеба, отправил в рот, проглотил, запил вином, благодарно пошлепал ладонями по щекам своим. Все это почти не мешало ему извергать звонкие словечки, и можно было думать, что пища, попадая в его желудок, тотчас же переваривается в слова. Откинув плечи на спинку стула, сунув руки в карманы брюк, он говорил...
Когда Обломов обедал дома, хозяйка помогала Анисье, то есть указывала, словом или пальцем, пора ли или рано вынимать жаркое, надо ли к
соусу прибавить немного красного вина или сметаны, или что рыбу надо варить не так, а вот как…
Но не о себе, не о своем кофе вздыхает она, тужит не оттого, что ей нет случая посуетиться, похозяйничать широко, потолочь корицу, положить ваниль в
соус или варить густые сливки, а оттого, что другой год не кушает этого ничего Илья Ильич, оттого, что кофе ему не берется пудами из лучшего магазина, а покупается на гривенники в лавочке; сливки приносит не чухонка, а снабжает ими та же лавочка, оттого, что вместо сочной котлетки она несет ему на завтрак яичницу, заправленную жесткой, залежавшейся в лавочке же ветчиной.
Но главною заботою была кухня и обед. Об обеде совещались целым домом; и престарелая тетка приглашалась к совету. Всякий предлагал свое блюдо: кто суп с потрохами, кто лапшу или желудок, кто рубцы, кто красную, кто белую подливку к
соусу.
— У нас, в Обломовке, этак каждый праздник готовили, — говорил он двум поварам, которые приглашены были с графской кухни, — бывало, пять пирожных подадут, а
соусов что, так и не пересчитаешь! И целый день господа-то кушают, и на другой день. А мы дней пять доедаем остатки. Только доели, смотришь, гости приехали — опять пошло, а здесь раз в год!
За обедом подают по два супа, по два холодных блюда, по четыре
соуса и по пяти пирожных. Вина — одно кислее другого — всё как следует в открытом доме в провинции.
Яков был в черном фраке и белом галстуке, а Егорка, Петрушка и новый, только что из деревни взятый в лакеи Степка, не умевший стоять прямо на ногах, одеты были в старые, не по росту каждому, ливрейные фраки, от которых несло затхлостью кладовой. Ровно в полдень в зале и гостиной накурили шипучим куревом с запахом какого-то сладкого
соуса.
Райский вошел в гостиную после всех, когда уже скушали пирог и приступили к какому-то
соусу. Он почувствовал себя в том положении, в каком чувствует себя приезжий актер, первый раз являясь на провинциальную сцену, предшествуемый толками и слухами. Все вдруг смолкло и перестало жевать, и все устремило внимание на него.
Попадалось мне что-то сладкое, груша кажется, облитая красным, сладким
соусом, потом хрустело на зубах соленое и моченое: соленое — редька, заменяющая японцам соль.
Далее была похлебка из грибов, варенных целиком, рыба с бульоном и под
соусами, вареная зелень, раки и вареные устрицы, множество соленых и моченых овощей: все то же, что в первый раз, но со многими прибавлениями.
В самом деле, рыба под белым
соусом — хоть куда.
Перед одним кусок баранины, там телятина, и почти все au naturel, как и любят англичане, жаркое, рыба, зелень и еще карри, подаваемое ежедневно везде, начиная с мыса Доброй Надежды до Китая, особенно в Индии; это говядина или другое мясо, иногда курица, дичь, наконец, даже раки и особенно шримсы, изрезанные мелкими кусочками и сваренные с едким
соусом, который составляется из десяти или более индийских перцев.
Я опять с удовольствием поел красной прессованной икры, рыбы под
соусом, съел две чашки горячего рису.
В целой чашке лежит маленький кусочек рыбы, в другой три гриба плавают в горячей воде, там опять под
соусом рыбы столько, что мало один раз в рот взять.
Каких
соусов нет тут! все это варится, жарится, печется, кипит, трещит и теплым, пахучим паром разносится повсюду.
— Петр Александрович, как же бы я посмел после того, что случилось! Увлекся, простите, господа, увлекся! И, кроме того, потрясен! Да и стыдно. Господа, у иного сердце как у Александра Македонского, а у другого — как у собачки Фидельки. У меня — как у собачки Фидельки. Обробел! Ну как после такого эскапада да еще на обед,
соусы монастырские уплетать? Стыдно, не могу, извините!
— Именно тебя, — усмехнулся Ракитин. — Поспешаешь к отцу игумену. Знаю; у того стол. С самого того времени, как архиерея с генералом Пахатовым принимал, помнишь, такого стола еще не было. Я там не буду, а ты ступай,
соусы подавай. Скажи ты мне, Алексей, одно: что сей сон значит? Я вот что хотел спросить.
— Ну, так
соусу у нас нынче не будет, — решает она. — Так и скажу всем: старый хрен любовнице
соус скормил. Вот ужо барин за это тебя на поклоны поставит.
— А ты, сударыня, что по сторонам смотришь… кушай! Заехала, так не накормивши не отпущу! Знаю я, как ты дома из третьёводнишних остатков
соусы выкраиваешь… слышала! Я хоть и в углу сижу, а все знаю, что на свете делается! Вот я нагряну когда-нибудь к вам, посмотрю, как вы там живете… богатеи! Что? испугалась!
Конон научил его дышать в стаканы, стоять с тарелкой под мышкой за стулом у кого-нибудь из господ и проч., а сам он собственным инстинктом научился слизывать языком с тарелок остатки
соуса.
Так оно и будет: посидим без
соуса, зато телятинки побольше поедим.
Обед, сверх обыкновения, проходит благополучно. И повару и прислуге как-то удается не прогневить господ; даже Степан-балбес ускользает от наказания, хотя отсутствие
соуса вызывает с его стороны ироническое замечание: «Соус-то нынче, видно, курица украла». Легкомысленное это изречение сопровождается не наказанием, а сравнительно мягкой угрозой.
— Это еще что! каклеты в папильотках выдумали! — прибавляет полковник, — возьмут, в бумагу каклетку завернут, да вместе с
соусом и жарят. Мне, признаться, Сенька-повар вызывался сделать, да я только рукой махнул. Думаю: что уж на старости лет новые моды заводить! А впрочем, коли угодно, завтра велю изготовить.
—
Соусу вчерашнего тоже, кажется, не осталось… или нет, стой! печенка, что ли, вчера была?
— Сырники были со сметаною, тетушка.
Соус с голубями, начиненными…
Иван Федорович, услышавши, что дело идет о книге, прилежно начал набирать себе
соусу.
— Все
соуса знает! — рекомендует главный повар.
— Филе из куропатки… Шоффруа,
соус провансаль… Беф бруи… Филе портюгез… Пудинг дипломат… — И совершенно неожиданно: — Шашлык по-кавказски из английской баранины.
Меню ужина: 1) чудо-юдо рыба лещ; 2) телеса птичьи индейские на кости; 3) рыба лабардан,
соус — китовые поплавки всмятку; 4) сыры: сыр бри, сыр Дарья, сыр Марья, сыр Бубен; 5) сладкое: мороженое «недурно пущено».
На столах все было выставлено сразу, вместе с холодными закусками. Причудливых форм заливные, желе и галантины вздрагивали, огромные красные омары и лангусты прятались в застывших
соусах, как в облаках, и багрянили при ярком освещении, а доминировали надо всем своей громадой окорока.
С весны они всегда сыты, а перед отлетом жирны; мясо их отлично вкусно, но его уже чересчур мало; их употребляют для
соусов и паштетов.
Всего лучше готовить их в паштете или
соусе.
Повара употребляют их в
соусы и паштеты, и гастрономы благосклонно отзываются о таких блюдах с мелкими птичками.
Вспомнил он отца, сперва бодрого, всем недовольного, с медным голосом, потом слепого, плаксивого, с неопрятной седой бородой; вспомнил, как он однажды за столом, выпив лишнюю рюмку вина и залив себе салфетку
соусом, вдруг засмеялся и начал, мигая ничего не видевшими глазами и краснея, рассказывать про свои победы; вспомнил Варвару Павловну — и невольно прищурился, как щурится человек от мгновенной внутренней боли, и встряхнул головой.