Неточные совпадения
— Будучи несколько, — впрочем, весьма немного, — начитан и зная Европу, я нахожу, что в лице интеллигенции
своей Россия
создала нечто совершенно исключительное и огромной ценности. Наши земские врачи, статистики, сельские учителя, писатели и вообще духовного
дела люди — сокровище необыкновенное…
«А что, если всем этим прославленным безумцам не чужд геростратизм? — задумался он. — Может быть, многие разрушают храмы только для того, чтоб на развалинах их утвердить
свое имя? Конечно, есть и разрушающие храмы для того, чтоб — как Христос — в три
дня создать его. Но — не
создают».
Ермаков, коннозаводчик и в
своем деле знаменитость, начал, от избытка средств, двухэтажный приют для старушек
созидать, зданье с домовой церковью и прочее.
Легко ли? предстояло думать о средствах к принятию каких-нибудь мер. Впрочем, надо отдать справедливость заботливости Ильи Ильича о
своих делах. Он по первому неприятному письму старосты, полученному несколько лет назад, уже стал
создавать в уме план разных перемен и улучшений в порядке управления
своим имением.
Тут какая-то ошибка в словах с самого начала, и «любовь к человечеству» надо понимать лишь к тому человечеству, которое ты же сам и
создал в душе
своей (другими словами, себя самого
создал и к себе самому любовь) и которого, поэтому, никогда и не будет на самом
деле.
Некоторые славянофильствующие и в наши горестные
дни думают, что если мы, русские, станем активными в отношении к государству и культуре, овладевающими и упорядочивающими, если начнем из глубины
своего духа
создавать новую, свободную общественность и необходимые нам материальные орудия, если вступим на путь технического развития, то во всем будем подобными немцам и потеряем нашу самобытность.
Она говорила, а гордое чувство все росло в груди у нее и,
создавая образ героя, требовало слов себе, стискивало горло. Ей необходимо было уравновесить чем-либо ярким и разумным то мрачное, что она видела в этот
день и что давило ей голову бессмысленным ужасом, бесстыдной жестокостью. Бессознательно подчиняясь этому требованию здоровой души, она собирала все, что видела светлого и чистого, в один огонь, ослеплявший ее
своим чистым горением…
С этого
дня я начала мучить воображение мое,
создавая тысячи планов, каким бы образом вдруг заставить Покровского изменить
свое мнение обо мне. Но я была подчас робка и застенчива: в настоящем положении моем я ни на что не могла решиться и ограничивалась одними мечтаниями (и бог знает какими мечтаниями!). Я перестала только проказничать вместе с Сашей; он перестал на нас сердиться; но для самолюбия моего этого было мало.
Вот вы приехали сюда с мужем, и все, которые здесь работали, копошились,
создавали что-то, должны были побросать
свои дела и все лето заниматься только подагрой вашего мужа и вами.
Он быстро привык к новому месту. Механически исполнительный, всегда готовый услужить каждому, чтобы поскорее отделаться от него, он покорно подчинялся всем и ловко прятался за
своей работой от холодного любопытства и жестоких выходок сослуживцев. Молчаливый и скромный, он
создал себе в углу незаметное существование и жил, не понимая смысла
дней, пёстро и шумно проходивших мимо его круглых, бездонных глаз.
Но это только отрицательная сторона в деятельности правительства по отношению к золотому
делу, только, laisser faire — laisser passer; если бы правительство действительно хотело поднять золотое
дело до
своего естественного максимума, то оно не стало бы
создавать привилегий капитализму, а, наоборот, позаботилось бы о тех мозолистых, покрытых потом руках, которые добывают это золото из земли.
Цыплунов. Чего я не вижу, до того мне и
дела нет. Но когда в моих глазах унижается тот высокий идеал, который я себе
создал, когда женщины с какой-то навязчивой откровенностью обнаруживают
свои самые непривлекательные стороны, — не могу же я не замечать этого. Вот отчего я и избегаю общества и предпочитаю уединение.
Обыкновенно он начинал с того, что хвастался
своим умом, силою которого безграмотный мужик
создал и ведет большое
дело с глупыми и вороватыми людьми под рукою, — об этом он говорил пространно, но как-то вяло, с большими паузами и часто вздыхая присвистывающим звуком. Иногда казалось, что ему скучно исчислять
свои деловые успехи, он напрягается и заставляет себя говорить о них.
Колдун — самодовлеющий законодатель
своего мира; он
создал этот мир и очаровал его, смешав и сопоставив те обыденные предметы, которыми вот сейчас пользовался другой — здравый государственный или церковный законник, создающий разумно, среди бела
дня, нормы вещного, государственного, церковного права.
Бледные
девы Севера не поверят этому; они не знают этого ада страстей, привыкнувшие к
своим мечтам о духовном, о небе, то есть не о настоящем небе, а о том, которое они
создали себе для бегства от скупой и туманной природы.
В хозяйственном быту Талимон лентяй, каких свет не
создавал. Вместо самого необходимого домашнего
дела он предпочитает целые сутки бродить по лесу с ружьем за плечами. Когда его тринадцатилетняя дочь Варка вместе со
своим братишкой Архипом вспахивают кое-как, неумелыми слабыми руками, жалкий клочок поля, Талимон только смотрит на них с завалинки, равнодушно покуривая трубку, околоченную медью.
В эти глухие тридцать лет там, на Западе, эмиграция
создала своих историков, поэтов, публицистов, голоса которых громко и дружно, на всю Европу, раздавались в защиту польского
дела, и эти голоса подхватывались чуждыми людьми других национальностей, усилившими общий негодующий хор, а мы все молчали и молчали, и с этим молчанием в наши «образованные» массы, мало-помалу, но все более и все прочнее проникало сознание, что правы они, а виноваты мы.
Пикник на картинном берегу Волги, бал и спектакль благородных любителей — вот сколько важных и многообразных вещей надлежало устроить ее превосходительству,
создать их силою
своего ума, вдохновить
своей фантазией, осветить
своим участием и сочувствием, провести в общество и ходко двинуть все
дело своим желанием,
своим «я так хочу».
Поэтому в седьмой
день Бог почил от
дел творения [«И совершил Бог к седьмому
дню дела Свои, которые Он делал, и почил в
день седьмой от всех
дел Своих, которые делал, и благословил Бог седьмой
день и освятил его, ибо в оный
день почил от всех
дел Своих, которые Бог творил и
созидал» (Быт. 2:2–3).].
Один только старший офицер, хлопотун и суета, умеющий из всякого пустяка
создать дело, по обыкновению, носится по корвету, появляясь то тут, то там, то внизу, то на палубе, отдавая приказания боцманам, останавливаясь около работающих матросов и разглядывая то блочок, то сплетенную веревку, то плотничью работу, и спускается в кают-компанию, чтобы выкурить папироску, бросить одно-другое слово и снова выбежать наверх и суетиться, радея о любимом
своем «Коршуне».
Обыденность притупляет страхи, связанные с глубиной жизни и смерти, но
создает свои, другие страхи, под властью которых человек все время живет, страхи, связанные с
делами мира сего.
Основное положение этики, понявшей парадокс добра и зла, может быть так формулировано: поступай так, как будто бы ты слышишь Божий зов и призван в свободном и творческом акте соучаствовать в Божьем
деле, раскрывай в себе чистую и оригинальную совесть, дисциплинируй
свою личность, борись со злом в себе и вокруг себя, но не для того, чтобы оттеснять злых и зло в ад и
создавать адское царство, а для того, чтобы реально победить зло и способствовать просветлению и творческому преображению злых.
—
Своего мирка. И этот мирок
создали вы… Куда вы ни бросите взгляд, все это
дело ваших рук. Вы выбирали, вы приказывали, вы сортировали и обои, и мебель, и людей, и отношения к ним. Шутка!
— Радость вы наша!
Создаст же господь такую доброту! Радуйтесь, матушка, на
свои добрые
дела глядючи! А вот нам, грешным, и порадоваться у себя не на что… Люди мы маленькие, малодушные, бесполезные… мелкота… Одно звание только, что дворяне, а в материальном смысле те же мужики, даже хуже… Живем в домах каменных, а выходит один мираж, потому — крыша течет… Не на что тесу купить.
Тогда, полный властелин
своего дела, укрепясь средствами человеческими, с помощью божьей
создашь памятник себе бессмертный.
Дарья Николаевна тоже набожно крестилась, возводя глаза к потолку. Глеб Алексеевич плавал в море блаженства. С необычайною роскошью и с предупредительностью влюбленного, он заново отделывал внутренность
своего дома, чтобы
создать для
своей ненаглядной Дони, достойное ее жилище. С работами очень спешили, так как
день свадьбы приближался. По желанию тетушки Глафиры Петровны, он назначен был через месяц после официального объявления Салтыкова и Дарьи Николаевны женихом и невестой.
Последняя, как это всегда бывает с женщинами вообще, а с молоденькими девушками в особенности, чем более слышала дурного от
своей матери о «спасителе», тем в более ярких чертах
создавала в себе его образ, и Капитолина Андреевна добилась совершенно противоположных результатов: симпатия, внушенная молодой девушке «авантюристом Савиным» — как называла его Усова —
день ото
дня увеличивалась, и Вера Семеновна кончила тем, что влюбилась по уши в героя стольких приключений.
В это-то время, когда граф Алексей Андреевич, увлекаемый мечтою
создать что-то необыкновенное из устройства военных поселений, так ревниво преследовал малейшее порицание задуманного им, по его мнению, великого
дела, он, в лице Хвостова, встретил непрошенного дерзкого противника
своей заветной мысли.
Любя науки и природу, как страстный юноша, с чувствами свежими, как жизнь, развернувшаяся в первый
день творения, он чуждался большого света, в котором не находил наук, природы и себя, и потому
создал для себя
свой, особенный, мир, окружил себя
своим обществом греков и римлян, которых был страстный поклонник.
— Вот это
дело… Женщины, мой друг, любят только тех, кто ими пренебрегает… Истинную любовь, восторженную привязанность, безусловную верность они не ценят… Им, вероятно, начинает казаться, что мужчиной, который так дорожит ими, не дорожат другие женщины… Они начинают искать в обожающем их человеке недостатки и всегда, при желании, если не находят их, то
создают своим воображением. Считая такого мужчину
своей неотъемлемой собственностью, они привыкают к нему и он им надоедает…
Он женился бы на ней и на крохи
своего когда-то громадного состояния
создал бы
дело, которое привело бы его, если не к богатству, то к довольству у тихого домашнего очага.
И на самом
деле, много хороших часов провел Глеб Алексеевич Салтыков,
создавая для
своей будущей молодой жены это гнездышко любви, конечно, не без значительной доли эгоистического чувства, сосредоточенного в сладкой мечте осыпать в нем горячими ласками, избранную им подругу жизни. Мечты его были, как мы знаем, разрушены, и он не любил эту комнату и за последнее время избегал входить в нее.