Неточные совпадения
Паратов. Это делает тебе честь, Робинзон. Но ты не по времени горд. Применяйся к обстоятельствам, бедный друг мой! Время просвещенных покровителей, время меценатов прошло; теперь торжество буржуазии, теперь искусство на вес золота ценится, в полном смысле наступает золотой
век. Но, уж не взыщи, подчас и ваксой напоят, и в бочке с горы, для
собственного удовольствия, прокатят — на какого Медичиса нападешь. Не отлучайся, ты мне нужен будешь!
Я верю
собственным глазам;
Век не встречал, подписку дам,
Что б было ей хоть несколько подобно!
В
века новой истории, которая уже перестала быть новой и стала очень старой, все сферы культуры и общественной жизни начали жить и развиваться лишь по
собственному закону, не подчиняясь никакому духовному центру.
Наконец, и главное, конечно для того, чтоб его, Смердякова, разбитого припадком, тотчас же перенесли из кухни, где он всегда отдельно ото всех ночевал и где имел свой особенный вход и выход, в другой конец флигеля, в комнатку Григория, к ним обоим за перегородку, в трех шагах от их
собственной постели, как всегда это бывало, спокон
века, чуть только его разбивала падучая, по распоряжениям барина и сердобольной Марфы Игнатьевны.
Что мне в том, что у тебя голова велика и уместительна и что понимаешь ты все, много знаешь, за
веком следишь, — да своего-то, особенного,
собственного, у тебя ничего нету!
Вина составляли главный доход Елисеева. В его погребах хранились самые дорогие вина, привезенные отцом владельца на трех
собственных парусных кораблях, крейсировавших еще в первой половине прошлого
века между Финским заливом и гаванями Франции, Испании, Португалии и острова Мадейры, где у Елисеева были
собственные винные склады.
Читателю, может быть, небезызвестно, что всякая губерния у нас имеет свою
собственную политику, не имеющую, конечно, никакой связи с той, которая печатается в «Debats» [«Debats» — французская ежедневная газета («Журналь де Деба»), основанная в 1789 году.], в «Siecle» [«Siecle» — французская газета («
Век»), основанная в 1836 году.] и «Times» [«Times» — английская газета («Время»), основанная в 1785 году.].
Он был, конечно, в целой губернии первый стрелок и замечательнейший охотник на медведей, которых
собственными руками на своем
веку уложил более тридцати штук.
В девяностых годах минувшего
века собирались аккуратно литераторы, принимавшие участие в журнале «Детское чтение», у его издателя Дмитрия Ивановича Тихомирова в
собственном его доме на Большой Молчановке.
— Напротив, очень человеческое! — возразил Евгений с усмешкою. — Испокон
веков у людей было стремление поиграть в попы… в наставники… устроить себе церковь по
собственному вкусу.
Но сие беззаконное действие распавшейся натуры не могло уничтожить вечного закона божественного единства, а должно было токмо вызвать противодействие оного, и во мраке духом злобы порожденного хаоса с новою силою воссиял свет божественного Логоса; воспламененный князем
века сего великий всемирный пожар залит зиждительными водами Слова, над коими носился дух божий; в течение шести мировых дней весь мрачный и безобразный хаос превращен в светлый и стройный космос; всем тварям положены ненарушимые пределы их бытия и деятельности в числе, мере и весе, в силу чего ни одна тварь не может вне своего назначения одною волею своею действовать на другую и вредить ей; дух же беззакония заключен в свою внутреннюю темницу, где он вечно сгорает в огне своей
собственной воли и вечно вновь возгорается в ней.
От
века веков море идет своим ходом, от
века встают и падают волны, от
века поет море свою
собственную песню, непонятную человеческому уху, и от
века в глубине идет своя
собственная жизнь, которой мы не знаем.
Неприметно, мало-помалу, рассеется это недовольство собою, эта презрительная недоверчивость к
собственным силам, твердости воли и чистоте помышлений — эта эпидемия нашего
века, эта черная немочь души, чуждая здоровой натуре русского человека, но заглядывающая и к нам за грехи наши…
О, жалкий, слабый род! О, время
Полупорывов, долгих дум
И робких дел! О,
век! О, племя!
Без веры в
собственный свой ум!
Между прочим я писал ей: «Мне нередко приходилось беседовать со стариками актерами, благороднейшими людьми, дарившими меня своим расположением; из разговоров с ними я мог понять, что их деятельностью руководят не столько их
собственный разум и свобода, сколько мода и настроение общества; лучшим из них приходилось на своем
веку играть и в трагедии, и в оперетке, и в парижских фарсах, и в феериях, и всегда одинаково им казалось, что они шли по прямому пути и приносили пользу.
Мы ужаснулись бы, глядя, как их гнетет и давит спящая их
собственная сила; как их дух, ведун немой, томится и целый
век все душит человека.
Там, в собрании ваших священных хартий, блюдется на память
векам сие
собственной руки Ее [От 6 Июня 1763.] начертание, в котором Она говорит с вами как с именитыми отцами древнего Рима, изъявляя пламенную ревность Свою ко благу России, заклиная вас любовию к отечеству быть достойными орудиями законов и ставя вам в пример Историю!
Они рабы
собственных, ими изобретенных правил; они, не живя, отжили; не испытав жизни, тяготятся ею! не видав еще в свой
век людей, они уже удаляются от них; не насладясь ничем, тоскуют о былом, скучают настоящим, с грустью устремляют взор в будущность…
Родители ее принадлежали и к старому и к новому
веку; прежние понятия, полузабытые, полустертые новыми впечатлениями жизни петербургской, влиянием общества, в котором Николай Петрович по чину своему должен был находиться, проявлялись только в минуты досады, или во время спора; они казались ему сильнейшими аргументами, ибо он помнил их грозное действие на
собственный ум, во дни его молодости; Катерина Ивановна была дама не глупая, по словам чиновников, служивших в канцелярии ее мужа; женщина хитрая и лукавая, во мнении других старух; добрая, доверчивая и слепая маменька для бальной молодежи… истинного ее характера я еще не разгадал; описывая, я только буду стараться соединить и выразить вместе все три вышесказанные мнения… и если выдет портрет похож, то обещаюсь идти пешком в Невский монастырь — слушать певчих!..
Тут сейчас пойдет: и «хорошо тому жить, у кого бабушка ворожит», и «правдой
век не проживешь», и жалобы на
собственную неспособность к подлостям, и ироническое, как будто уничижительное перечисление
собственных заслуг: «Что, дескать, мы — что по шести-то часов спины не разгибаем, да дела-то все нами держатся — эка важность…
Вот тогда может осуществиться идеал золотого
века; тогда, если даже кто и неприятности от других потерпит, — и это не расстроит ни общего хода дел, ни его
собственного счастия, потому что и в неприятностях этих он будет видеть дело законное и полезное и будет примиряться с ними, как с годовыми переменами.
«После этой жизни нет возрождения: ибо четыре элемента с внешним началом удалены, а в них стояла с своим деланием и творением родительница; после этого времени она не имеет ожидать ничего иного, кроме как того, что, когда по окончании этого мира начало это пойдет в эфир, сущность, как было от
века, станет снова свободной, она снова получит тело из
собственной матери ее качества, ибо тогда пред ней явятся в ее матери все ее дела.
К принявшим таинство Евхаристии Христос стоит даже ближе, чем они сами к себе, так как Он делается для них другим, более совершенным — их
собственным «Я» (Епископ Алексий. византийские церковные мистики 14‑го
века.
Веками сложилось убеждение, что фанатик веры, беспощадный обличитель ересей и еретиков наиболее верующий человек, и его уважают те, которые считают свою
собственную веру слабой.
Это ее возмутило и срамило в
собственных глазах. Все из-за него, из-за презренного мужчины, променявшего ее на суслика. Надо было пересилить глупый бабий недуг — и она пересилила его. Осталась только тупая боль в висках. Незаметно она забылась и проспала. Когда она раскрыла отяжелевшие
веки, вечерняя заря уже заглянула в скважины ставень. В доме стояла тишина; только справа, в комнатке горничной, чуть слышно раздавался шепот… Она узнала голос Низовьева.
Тогда это считалось крайне отяготительным и чем-то глубоко ненужным и схоластическим. А впоследствии я не раз жалел о том, что меня не заставили засесть за греческий. И уже больше тридцати лет спустя я-по
собственному побуждению — в Москве надумал дополнить свое"словесное"образование и принялся за греческую грамоту под руководством одной девицы — "фишерки", что было характерным штрихом в последнее пятнадцатилетие XIX
века для тогдашней Москвы.
Всего раз привелось мне, уже в конце XIX
века, быть у него в его
собственном доме и видеть его обстановку.
Семья Виардо поселилась там надолго в
собственной даче, и Тургенев стал около их виллы строить свою, собираясь, вероятно, и скоротать свой
век около властительницы своих дум и чувств.
Вскоре после мира с Турцией открылась война с Польшей. Падение Польши, как мы уже имели случай заметить, назревало давно, оно было намечено ходом истории как в
собственном, так и в соседних государствах, и во второй половине XVIII
века исход зависел уже только от группировки внешних обстоятельств. Польша сделалась ареной борьбы иностранных государств за преобладание, и правящий класс сам разделался на соответствующие партии.
— Грубый, железный
век! — произнесла Аделаида Горнгаузен с томным жеманством. — Любовники являются в
собственном виде и еще под своим
собственным именем! Фи! кастеляны о них докладывают! В былой, золотой
век рыцарства, уж конечно, явился бы он в одежде странствующего монаха и несколько месяцев стал бы испытывать любовь милой ему особы. — Здесь она тяжело вздохнула, хотела продолжать и вдруг остановилась, смутившись приходом гостя, награжденного от природы необыкновенно привлекательною наружностью.
Здесь и у стен печорского монастыря было сборное место русских войск, главное становище, или, говоря языком нашего
века, главная квартира военачальника Шереметева; отсюда, укрепленные силами, делали они свои беглые нападения на Лифляндию; сюда, не смея еще в ней утвердиться, возвращались с победами, хотя еще без славы, с добычею без завоеваний; с чувством уже
собственной силы, но не искусства.
Здесь
собственная его неопытность и гениальная сноровка приказных, перед которой бледнеют величайшие умы и таланты промышленного мира, готовили ему мели и скалы, гибельнее всех, какие только случалось ему встретить на своем
веку.
В четвертом
веке Люцифер, епископ Кальярский, проповедует, что даже самое дорогое для христиан благо — свою веру — они должны защищать «не убийством других, а
собственной смертью».