Неточные совпадения
Левин стал на
ноги,
снял пальто и, разбежавшись по шершавому у домика льду, выбежал на гладкий лед и покатился без усилия, как будто одною своею волей убыстряя, укорачивая и направляя бег. Он приблизился к ней
с робостью, но опять ее улыбка успокоила его.
— Нешто вышел в сени, а то всё тут ходил. Этот самый, — сказал сторож, указывая на сильно сложенного широкоплечего человека
с курчавою бородой, который, не
снимая бараньей шапки, быстро и легко взбегал наверх по стертым ступенькам каменной лестницы. Один из сходивших вниз
с портфелем худощавый чиновник, приостановившись, неодобрительно посмотрел на
ноги бегущего и потом вопросительно взглянул на Облонского.
Самгин сел, пытаясь
снять испачканный ботинок и боясь испачкать руки. Это напомнило ему Кутузова. Ботинок упрямо не слезал
с ноги, точно прирос к ней. В комнате сгущался кисловатый запах. Было уже очень поздно, да и не хотелось позвонить, чтоб пришел слуга, вытер пол. Не хотелось видеть человека, все равно — какого.
Он стоял в пальто, в шапке, в глубоких валяных ботиках на
ногах и, держа под мышкой палку,
снимал с рук перчатки. Оказалось, что он провел ночь у роженицы, в этой же улице.
Снимая пальто, Самгин отметил, что кровать стоит так же в углу, у двери, как стояла там, на почтовой станции. Вместо лоскутного одеяла она покрыта клетчатым пледом. За кроватью, в
ногах ее, карточный стол
с кривыми ножками, на нем — лампа, груда книг, а над ним — репродукция
с Христа Габриеля Макса.
Пришел доктор в ночной рубахе, в туфлях на босую
ногу,
снял полотенца
с головы Инокова, пощупал пульс, послушал сердце и ворчливо сказал Самгину...
Кутузов,
сняв пиджак, расстегнув жилет, сидел за столом у самовара,
с газетой в руках, газеты валялись на диване, на полу, он встал и, расшвыривая их
ногами, легко подвинул к столу тяжелое кресло.
Дуняша, всхлипывая,
снимала шляпку
с ее пышных волос, и когда
сняла — Алина встала на
ноги, растрепанная так, как будто долго шла против сильного ветра.
Сидя на скамье, Самгин пытался
снять ботики, они как будто примерзли к ботинкам, а пальцы
ног нестерпимо ломило. За его усилиями наблюдал, улыбаясь ласково, старичок в желтой рубахе. Сунув большие пальцы рук за [пояс], кавказский ремень
с серебряным набором, он стоял по-солдатски, «пятки — вместе, носки — врозь», весь гладенький, ласковый,
с аккуратно подстриженной серой бородкой, остроносый, быстроглазый.
Вытирая шарфом лицо свое, мать заговорила уже не сердито, а тем уверенным голосом, каким она объясняла непонятную путаницу в нотах, давая Климу уроки музыки. Она сказала, что учитель
снял с юбки ее гусеницу и только, а
ног не обнимал, это было бы неприлично.
Ему было под пятьдесят лет, но он был очень свеж, только красил усы и прихрамывал немного на одну
ногу. Он был вежлив до утонченности, никогда не курил при дамах, не клал одну
ногу на другую и строго порицал молодых людей, которые позволяют себе в обществе опрокидываться в кресле и поднимать коленку и сапоги наравне
с носом. Он и в комнате сидел в перчатках,
снимая их, только когда садился обедать.
— Ты здоров? Не лежишь? Что
с тобой? — бегло спросила она, не
снимая ни салопа, ни шляпки и оглядывая его
с ног до головы, когда они вошли в кабинет.
Она машинально сбросила
с себя обе мантильи на диван,
сняла грязные ботинки,
ногой достала из-под постели атласные туфли и надела их. Потом, глядя не около себя, а куда-то вдаль, опустилась на диван, и в изнеможении, закрыв глаза, оперлась спиной и головой к подушке дивана и погрузилась будто в сон.
Между тем хозяева петухов
сняли с стальной шпоры, прикрепленной к одной
ноге бойца, кожаные ножны.
В Маиле нам дали других лошадей, все таких же дрянных на вид, но верных на
ногу, осторожных и крепких. Якуты ласковы и внимательны: они нас буквально на руках
снимают с седел и сажают на них; иначе бы не влезть на седло, потом на подушку, да еще в дорожном платье.
Как только пролетка остановилась, несколько городовых окружили ее и подхватили безжизненное тело арестанта под мышки и
ноги и
сняли его
с пищавшей под ними пролетки.
И хозяева Ильи, и сам Илья, и даже многие из городских сострадательных людей, из купцов и купчих преимущественно, пробовали не раз одевать Лизавету приличнее, чем в одной рубашке, а к зиме всегда надевали на нее тулуп, а
ноги обували в сапоги; но она обыкновенно, давая все надеть на себя беспрекословно, уходила и где-нибудь, преимущественно на соборной церковной паперти, непременно
снимала с себя все, ей пожертвованное, — платок ли, юбку ли, тулуп, сапоги, — все оставляла на месте и уходила босая и в одной рубашке по-прежнему.
Не взяв же никакого вознаграждения, Федор Павлович
с супругой не церемонился и, пользуясь тем, что она, так сказать, пред ним «виновата» и что он ее почти «
с петли
снял», пользуясь, кроме того, ее феноменальным смирением и безответностью, даже попрал
ногами самые обыкновенные брачные приличия.
— Подождите-с, — проговорил он наконец слабым голосом и вдруг, вытащив из-под стола свою левую
ногу, начал завертывать на ней наверх панталоны.
Нога оказалась в длинном белом чулке и обута в туфлю. Не торопясь, Смердяков
снял подвязку и запустил в чулок глубоко свои пальцы. Иван Федорович глядел на него и вдруг затрясся в конвульсивном испуге.
Он опять выхватил из кармана свою пачку кредиток,
снял три радужных, бросил на прилавок и спеша вышел из лавки. Все за ним последовали и, кланяясь, провожали
с приветствиями и пожеланиями. Андрей крякнул от только что выпитого коньяку и вскочил на сиденье. Но едва только Митя начал садиться, как вдруг пред ним совсем неожиданно очутилась Феня. Она прибежала вся запыхавшись,
с криком сложила пред ним руки и бухнулась ему в
ноги...
Он расписался, я эту подпись в книге потом видел, — встал, сказал, что одеваться в мундир идет, прибежал в свою спальню, взял двухствольное охотничье свое ружье, зарядил, вкатил солдатскую пулю,
снял с правой
ноги сапог, ружье упер в грудь, а
ногой стал курок искать.
Несколько мужиков в пустых телегах попались нам навстречу; они ехали
с гумна и пели песни, подпрыгивая всем телом и болтая
ногами на воздухе; но при виде нашей коляски и старосты внезапно умолкли,
сняли свои зимние шапки (дело было летом) и приподнялись, как бы ожидая приказаний.
Чертопханов толкнул его
ногою, примолвив: «Вставай, ворона!» Потом отвязал недоуздок от яслей,
снял и сбросил на землю попону — и, грубо повернув в стойле послушную лошадь, вывел ее вон на двор, а со двора в поле, к крайнему изумлению сторожа, который никак не мог понять, куда это барин отправляется ночью,
с невзнузданною лошадью в поводу?
— Ну, посуди, Лейба, друг мой, — ты умный человек: кому, как не старому хозяину, дался бы Малек-Адель в руки! Ведь он и оседлал его, и взнуздал, и попону
с него
снял — вон она на сене лежит!.. Просто как дома распоряжался! Ведь всякого другого, не хозяина, Малек-Адель под
ноги бы смял! Гвалт поднял бы такой, всю деревню бы переполошил! Согласен ты со мною?
Вековые дубы, могучие кедры, черная береза, клен, аралия, ель, тополь, граб, пихта, лиственница и тис росли здесь в живописном беспорядке. Что-то особенное было в этом лесу. Внизу, под деревьями, царил полумрак. Дерсу шел медленно и, по обыкновению, внимательно смотрел себе под
ноги. Вдруг он остановился и, не спуская глаз
с какого-то предмета, стал
снимать котомку, положил на землю ружье и сошки, бросил топор, затем лег на землю ничком и начал кого-то о чем-то просить.
А жених, сообразно своему мундиру и дому, почел нужным не просто увидеть учителя, а, увидев, смерить его
с головы до
ног небрежным, медленным взглядом, принятым в хорошем обществе. Но едва он начал
снимать мерку, как почувствовал, что учитель — не то, чтобы
снимает тоже
с него самого мерку, а даже хуже: смотрит ему прямо в глаза, да так прилежно, что, вместо продолжения мерки, жених сказал...
Настя и тут ей помогла: она
сняла мерку
с Лизиной
ноги, сбегала в поле к Трофиму-пастуху и заказала ему пару лаптей по той мерке.
И, обиженный неблагодарностью своего друга, он нюхал
с гневом табак и бросал Макбету в нос, что оставалось на пальцах, после чего тот чихал, ужасно неловко лапой
снимал с глаз табак, попавший в нос, и,
с полным негодованием оставляя залавок, царапал дверь; Бакай ему отворял ее со словами «мерзавец!» и давал ему
ногой толчок. Тут обыкновенно возвращались мальчики, и он принимался ковырять масло.
Ноги начинали подкашиваться, багровые пятна на щеках рдели, голова тяжелела и покрывалась потом, а ей казалось, что навстречу идет чудо, которое вот-вот
снимет с нее чары колдовства.
Очнувшись,
снял он со стены дедовскую нагайку и уже хотел было покропить ею спину бедного Петра, как откуда ни возьмись шестилетний брат Пидоркин, Ивась, прибежал и в испуге схватил ручонками его за
ноги, закричав: «Тятя, тятя! не бей Петруся!» Что прикажешь делать? у отца сердце не каменное: повесивши нагайку на стену, вывел он его потихоньку из хаты: «Если ты мне когда-нибудь покажешься в хате или хоть только под окнами, то слушай, Петро: ей-богу, пропадут черные усы, да и оселедец твой, вот уже он два раза обматывается около уха, не будь я Терентий Корж, если не распрощается
с твоею макушей!» Сказавши это, дал он ему легонькою рукою стусана в затылок, так что Петрусь, невзвидя земли, полетел стремглав.
В другом действии два брата Зборовские, предводители казаков, воевавшие во славу короля и Польши в татарских степях, оскорбленные каким-то недостойным действием бесхарактерного Сигизмунда, произносят перед его троном пылкие речи, а в заключение каждый из них
снимает кривую саблю, прощается
с нею и гордо кидает ее к
ногам короля…
Мы
сняли с себя ружья и прислонили их к дереву, затем принялись ломать сухие сучья. Один сучок упал на землю. Я наклонился и стал искать его у себя под
ногами. Случайно рукой я нащупал большой кусок древесного корья.
— Ах, сестричка Анна Родивоновна: волка
ноги кормят. А что касаемо того, что мы испиваем малость, так ведь и свинье бывает праздник. В кои-то годы Господь счастья послал… А вы, любезная сестричка, выпейте лучше
с нами за конпанию стаканчик сладкой водочки. Все ваше горе как рукой
снимет… Эй, Яша, сдействуй насчет мадеры!..
Домой принесли Самойлу Евтихыча в чекмене, как он боролся. В кабинете, когда начали
снимать сапог
с левой
ноги, он закричал благим матом, так что Анфисе Егоровне сделалось дурно, и Таисья увела отпаивать ее водой. Пришлось ухаживать за больным Петру Елисеичу
с казачком Тишкой.
Они посидели
с полчаса в совершенном молчании, перелистывая от скуки книги «О приходе и расходе разного хлеба снопами и зерном». Потом доктор
снял ногою сапоги, подошел к Лизиной двери и, послушав, как спит больная, возвратился к столу.
Парфен в это время сидел на улице, на бревнах, под присмотром сотского. Когда он увидал подходящих
с гробом людей, то, заметно побледнев, сейчас же встал на
ноги,
снял шапку и перекрестился.
— Тут и выкупаемся, дедушка Лодыжкин, — сказал решительно Сергей. На ходу он уже успел, прыгая то на одной, то на другой
ноге, стащить
с себя панталоны. — Давай я тебе пособлю орган
снять.
— Глупости, Аннинька… вздор! — сердито проговорила m-lle Эмма,
снимая с своих круглых
ног чулки.
Двое жандармов и слободской пристав Рыскин, громко топая
ногами,
снимали с полки книги и складывали их на стол перед офицером.
Человек медленно
снял меховую куртку, поднял одну
ногу, смахнул шапкой снег
с сапога, потом то же сделал
с другой
ногой, бросил шапку в угол и, качаясь на длинных
ногах, пошел в комнату. Подошел к стулу, осмотрел его, как бы убеждаясь в прочности, наконец сел и, прикрыв рот рукой, зевнул. Голова у него была правильно круглая и гладко острижена, бритые щеки и длинные усы концами вниз. Внимательно осмотрев комнату большими выпуклыми глазами серого цвета, он положил
ногу на
ногу и, качаясь на стуле, спросил...
Рубаха на Василье была одна розовая ситцевая, и та в дырах, на
ногах ничего не было, но тело было сильное, здоровое, и, когда котелок
с кашей
снимали с огня, Василий съедал за троих, так что старик-караульщик только дивился на него. По ночам Василий не спал и либо свистал, либо покрикивал и, как кошка, далеко в темноте видел. Paз забрались
с деревни большие ребята трясти яблоки. Василий подкрался и набросился на них; хотели они отбиться, да он расшвырял их всех, а одного привел в шалаш и сдал хозяину.
Я пошел посмотреть; вижу, на
ногах с колен чулки содраны, а
с рук по локти перчатки сняты, татарва это искусно делают: обчертит да дернет, так шкуру и
снимет, — а голова этого человека в сторонке валяется, и на лбу крест вырезан.
Между тем в воротах показался ямщик
с тройкой лошадей. Через шею коренной переброшена была дуга. Колокольчик, привязанный к седелке, глухо и несвободно ворочал языком, как пьяный, связанный и брошенный в караульню. Ямщик привязал лошадей под навесом сарая,
снял шапку, достал оттуда грязное полотенце и отер пот
с лица. Анна Павловна, увидев его из окна, побледнела. У ней подкосились
ноги и опустились руки, хотя она ожидала этого. Оправившись, она позвала Аграфену.
Александров
с трудом
снимает левый сапог, но правый, полуснятый, так и остается на
ноге, когда усталый юнкер сразу погружается в глубокий сон без сновидений, в это подобие неизбежной и все-таки радостной смерти.
Он не ошибся. Николай Всеволодович уже
снял было
с себя, левою рукой, теплый шарф, чтобы скрутить своему пленнику руки; но вдруг почему-то бросил его и оттолкнул от себя. Тот мигом вскочил на
ноги, обернулся, и короткий широкий сапожный нож, мгновенно откуда-то взявшийся, блеснул в его руке.
И он еще раз подошел на нее посмотреть; платье немного завернулось, и половина правой
ноги открылась до колена. Он вдруг отвернулся, почти в испуге,
снял с себя теплое пальто и, оставшись в стареньком сюртучишке, накрыл, стараясь не смотреть, обнаженное место.
Валерьян был принят в число братьев, но этим и ограничились все его масонские подвиги: обряд посвящения до того показался ему глуп и смешон, что он на другой же день стал рассказывать в разных обществах, как
с него
снимали не один, а оба сапога, как распарывали брюки, надевали ему на глаза совершенно темные очки, водили его через камни и ямины, пугая, что это горы и пропасти, приставляли к груди его циркуль и шпагу, как потом ввели в самую ложу, где будто бы ему (тут уж Ченцов начинал от себя прибавлять), для испытания его покорности, посыпали голову пеплом, плевали даже на голову, заставляли его кланяться в
ноги великому мастеру, который при этом, в доказательство своего сверхъестественного могущества, глотал зажженную бумагу.
Сняв нижнее белье, положим, хоть
с левой
ноги, нужно пропустить его сначала между
ногой и кандальным кольцом; потом, освободив
ногу, продеть это белье назад сквозь то же кольцо; потом все, уже снятое
с левой
ноги, продернуть сквозь кольцо на правой
ноге; а затем все продетое сквозь правое кольцо опять продеть к себе обратно.
С этим протопоп стал своею большущею
ногой на соломенный стул и начал бережно
снимать рукой желтенькую канареечную клетку.
Тогда на их шум, и особливо на крик лекаря, вошли мы, и я
с прочими, и застали, что лекарь сидит на верху шкафа и отчаянно болтает
ногами, производя стук, а Ахилла в спокойнейшем виде сидит посреди комнаты в кресле и говорит: „Не
снимайте его, пожалуйста, это я его яко на водах повесих за его сопротивление“.