Неточные совпадения
Когда вышли навстречу все попы в светлых золотых ризах, неся иконы и кресты, и впереди сам архиерей
с крестом в руке и в пастырской митре, преклонили козаки все свои
головы и
сняли шапки.
— Слушайте ж теперь войскового приказа, дети! — сказал кошевой, выступил вперед и надел
шапку, а все запорожцы, сколько их ни было,
сняли свои
шапки и остались
с непокрытыми
головами, утупив очи в землю, как бывало всегда между козаками, когда собирался что говорить старший.
— От кого бежишь? — спросил Дронов, равняясь
с ним, и,
сняв котиковую
шапку с головы своей, вытер ею лицо себе. — Зайдем в ресторан, выпьем чего-нибудь, поговорить надо! — требовательно предложил он и, не ожидая согласия, заговорил...
— Ты знал, что на это имущество существует закладная в двадцать тысяч? Не знал? Так — поздравляю! — существует. — Он
снял шапку с головы, надел ее на колено и произнес удивленно,
с негодованием: — Когда это Варвара ухитрилась заложить?
Соберутся псари на дворе в красных кафтанах
с галунами и в трубу протрубят; их сиятельство выйти изволят, и коня их сиятельству подведут; их сиятельство сядут, а главный ловчий им ножки в стремена вденет,
шапку с головы снимет и поводья в
шапке подаст.
Я даже
шапку снял с головы и дышал радостно — всею грудью.
Духоборцы, как квекеры, не
снимают шапки —
с покрытой
головой взошел седой старец к гатчинскому императору.
Когда исправничий экипаж покатил дальше, Вахрушка
снял шапку и перекрестился. Он еще долго потом оглядывался и встряхивал
головой.
С этого момента он проникся безграничным удивлением к смелости Михея Зотыча: уж если исправника Полуянова не испугался, так чего же ему бояться больше?
Шапки долой!» И мимо вас проходят угрюмые люди
с обнаженными
головами и глядят на вас исподлобья, точно если бы они
сняли шапки не за 50, а за 20–30 шагов, то вы побили бы их палкой, как г.
Аграфена вымазала лицо себе сажей,
сняла платок
с головы и надела
шапку. Она чувствовала теперь искреннюю благодарность к догадливому пустынножителю, который вперед запас все, что нужно.
Человек медленно
снял меховую куртку, поднял одну ногу, смахнул
шапкой снег
с сапога, потом то же сделал
с другой ногой, бросил
шапку в угол и, качаясь на длинных ногах, пошел в комнату. Подошел к стулу, осмотрел его, как бы убеждаясь в прочности, наконец сел и, прикрыв рот рукой, зевнул.
Голова у него была правильно круглая и гладко острижена, бритые щеки и длинные усы концами вниз. Внимательно осмотрев комнату большими выпуклыми глазами серого цвета, он положил ногу на ногу и, качаясь на стуле, спросил...
И таково обаяние предполагаемого злоумышления (может быть, вследствие смешения этого понятия
с представлением об начальстве), что при нашем появлении те, у которых были на
головах шапки, инстинктивно
сняли их.
— А я, сударь мой, сёдни ночью такое видел, что не знаю, чему и приписать: иду будто мимо храма какого-то белого и хотел
снять шапку, да вместе
с ней и
сними голову с плеч! Стою это, держу
голову в руках и не знаю — чего делать мне?
Откуда-то из-за угла степенно вышел молодой татарин,
снял с головы подбитую лисьим мехом
шапку, оскалил зубы и молча поклонился.
Алексей
снял шапку, наклонил
голову и стал прислушиваться
с большим вниманием.
Через минуту вышел на улицу человек небольшого роста
с фонарем; высокий незнакомец,
сняв почтительно свою
шапку, открыл
голову, обвязанную полотном, на котором приметны были кровавые пятна.
Как только молодой парень исчез за откосом лощины, старик
снял шапку, опустился
с помощью дрожащих рук своих на колени и, склонив на грудь белую свою
голову, весь отдался молитве.
Писатель
снял шапку, кому-то кланяясь, —
голова у него была гладко острижена, лоб высокий, лицо скуластое,
с широким носом и узкими глазами. Это лицо показалось Климкову грубым, неприятным, большие рыжие усы придавали ему что-то солдатское, жёсткое.
Когда же встречается
с ним мужик и, остановясь в стороне,
снимает шапку, низко кланяется и приговаривает: «Здравствуй, батюшка князь, ваше сиятельство, наше красное солнышко!» — то князь немедленно наводит на него свой лорнет, приветливо кивает
головой и ласково говорит ему «Bonjour, mon ami, bonjour!», [Здравствуй, друг мой, здравствуй! (франц.)] и много подобных слухов ходило в Мордасове; князя никак не могли забыть: он жил в таком близком соседстве!
Ехали, ехали, потом Яков, вижу я,
снял шапку с головы и крестится. «Что ты?» — «Молитесь, барышня, господу и Варваре великомученице, она помогает от нечаянной смерти». Он говорил просто и без страха, так что я но испугалась; спрашиваю: «Заплутались?» — «Да», говорит.
Чалый жеребчик, играя
головой и круто забирая ногами, подбежал к моим саночкам. Сидевший на нем татарин
снял шапку и поклонился, весело ухмыляясь. Я
с любопытством взглянул на него.
Руки Казановы, взявшие ее за
голову, тихонечко пытаются
снять с нее
шапку.
Большой, солидный мужик в крепком полушубке встал на ноги,
сняв шапку с головы, и степенно говорит...
И оба пешехода вдруг вздрогнули и бросились в сторону: по дороге на рысях проехали два десятка казаков
с пиками и нагайками,
с головы до ног покрытые снегом. Мужики
сняли шапки и поплелись по тому же направлению, но на полувсходе горы, где стояли хоромы, их опять потревожил конский топот и непривычный мирному сельскому слуху брязг оружия. Это ехали тяжелою рысью высланные из города шесть жандармов и впереди их старый усатый вахмистр.
Народ
снял шапки, но из приглашенных многие остались
с покрытыми
головами. Гроб поставили на катафалк
с трудом, чуть не повалили его. Фонарщики зашагали тягучим шагом, по двое в ряд. Впереди два жандарма, левая рука — в бок, поморщиваясь от погоды, попадавшей им прямо в лицо. За каретами двинулись обитые красным и желтым линейки, они покачивались на ходу и дребезжали. Больше половины провожатых бросились к своим экипажам.
— Ваше благор… Господи! — забормотал Меркулов, захлебываясь и срывая со своей
головы шапку вместе
с клочком волос. — Ваше благородие! Да нешто вперво́й мне это самое? Ах, господи! На барона Шпуцеля шил… Эдуарда Карлыча… Господин подпоручик Зембулатов до сей поры мне десять рублей должен. Ах! Жена, да дай же его благородию стульчик, побей меня бог… Прикажете мерочку
снять или дозволите шить на глазомер?
Впереди шел Ермак, а в первой шеренге справа — Иван Кольцо. Приблизившись к тому месту, где стояли Строгановы и слуги
с хлебом-солью и образом, Ермак Тимофеевич
снял шапку, истово перекрестился и отвесил Строгановым поясной поклон. То же самое сделали как один человек все его люди.
Шапки с голов были сброшены словно ветром, и правая рука поднялась и осенила могучие груди истовым крестным знамением. Строганов отвечал проходившим тоже поясным поклоном.
— Да он и сожнет ваши
головы, как снопья
снимет! Кланяться ему все равно, что вкладывать в волчью пасть пальцы! Лучше же
с него
шапки скинуть! — кричал народ, подстрекаемый клеветами Марфы, и перекричал разумных.
Снимая шапку, довольно поношенную (а это делал он
с товарищем очень часто, в виду каждой церкви, перед которой русский Бертран творил наскоро, слегка, крестные знамения, между тем как смиренник означал их глубоко, протяжно, ударяя себя в грудь),
снимая свою
шапку, он обнажал
голову, едва окайменную какими-то ощипками седых волос.
Это был красивый, видный мужик лет за сорок. Его открытое лицо,
с несколько плутоватыми, как у всех сибирских крестьян, глазами, невольно вызывало симпатию, и о нем
с первого раза складывалось мнение, как о «славном малом». Темнорусая борода окаймляла смуглое лицо, и такая же
шапка густых волос оказалась на
голове, когда он
снял почтительно свою
шапку, увидав вышедшую к нему барышню.
Вероятно, ее
сняли с большой
головы, взявши, однако ж, предосторожность удержать ее по возможности на мальчике, о чем можно было также догадаться по нескольким веткам сена, упорно выползавшим из-под
шапки.
По усадьбе и по двору они обязаны были идти пешком и,
сняв шапку у ворот, проходить мимо окон дома не иначе, как
с открытою
головою.