Неточные совпадения
Два мальчика в тени ракиты ловили удочками
рыбу. Один, старший, только что закинул удочку и старательно выводил поплавок из-за куста, весь поглощенный этим делом; другой, помоложе, лежал
на траве, облокотив спутанную белокурую голову
на руки, и
смотрел задумчивыми голубыми глазами
на воду. О чем он думал?
Смотрел на искривленные, бесконечные, идущие между плетнями, переулки,
на пустые, без домов, улицы, с громкими надписями: «Московская улица», «Астраханская улица», «Саратовская улица», с базарами, где навалены груды лык, соленой и сушеной
рыбы, кадки дегтю и калачи;
на зияющие ворота постоялых дворов, с далеко разносящимся запахом навоза, и
на бренчащие по улице дрожки.
Позовет ли его опекун
посмотреть, как молотят рожь, или как валяют сукно
на фабрике, как белят полотна, — он увертывался и забирался
на бельведер
смотреть оттуда в лес или шел
на реку, в кусты, в чащу,
смотрел, как возятся насекомые, остро глядел, куда порхнула птичка, какая она, куда села, как почесала носик; поймает ежа и возится с ним; с мальчишками удит
рыбу целый день или слушает полоумного старика, который живет в землянке у околицы, как он рассказывает про «Пугача», — жадно слушает подробности жестоких мук, казней и
смотрит прямо ему в рот без зубов и в глубокие впадины потухающих глаз.
Наконец я узнал, в чем дело. В тот момент, когда он хотел зачерпнуть воды, из реки выставилась голова
рыбы. Она
смотрела на Дерсу и то открывала, то закрывала рот.
В реке шумно всплеснула
рыба. Я вздрогнул и
посмотрел на Дерсу. Он сидел и дремал. В степи по-прежнему было тихо. Звезды
на небе показывали полночь. Подбросив дров в костер, я разбудил гольда, и мы оба стали укладываться
на ночь.
Когда он, бывало, приходил в нашу аудиторию или с деканом Чумаковым, или с Котельницким, который заведовал шкапом с надписью «Materia Medica», [Медицинское вещество (лат.).] неизвестно зачем проживавшим в математической аудитории, или с Рейсом, выписанным из Германии за то, что его дядя хорошо знал химию, — с Рейсом, который, читая по-французски, называл светильню — baton de coton, [хлопчатобумажной палкой вместо: «cordon de coton» — хлопчатобумажным фитилем (фр.).] яд —
рыбой (poisson [Яд — poison;
рыба — poisson (фр.).]), а слово «молния» так несчастно произносил, что многие думали, что он бранится, — мы
смотрели на них большими глазами, как
на собрание ископаемых, как
на последних Абенсерагов, представителей иного времени, не столько близкого к нам, как к Тредьяковскому и Кострову, — времени, в котором читали Хераскова и Княжнина, времени доброго профессора Дильтея, у которого были две собачки: одна вечно лаявшая, другая никогда не лаявшая, за что он очень справедливо прозвал одну Баваркой, [Болтушкой (от фр. bavard).] а другую Пруденкой.
—
Посмотри,
посмотри! — быстро говорила она, — она здесь! она
на берегу играет в хороводе между моими девушками и греется
на месяце. Но она лукава и хитра. Она приняла
на себя вид утопленницы; но я знаю, но я слышу, что она здесь. Мне тяжело, мне душно от ней. Я не могу чрез нее плавать легко и вольно, как
рыба. Я тону и падаю
на дно, как ключ. Отыщи ее, парубок!
Сидя у окна, снова беременная, серая, с безумными, замученными глазами, она кормила брата Сашу и
смотрела на меня, открыв рот, как
рыба.
Мыльников удрученно молчал и чесал затылок. Эх, кабы не водочка!.. Петр Васильич тоже находился в удрученном настроении. Он вздыхал и все
посматривал на Марью. Она по-своему истолковала это настроение милых родственников и, когда вечером вернулся с работы Семеныч, выставила полуштоф водки с закуской из сушеной
рыбы и каких-то грибов.
Ей-богу, я хотел бы
на несколько дней сделаться лошадью, растением или
рыбой или побыть женщиной и испытать роды; я бы хотел пожить внутренней жизнью и
посмотреть на мир глазами каждого человека, которого встречаю.
Мы с Евсеичем стояли
на самом высоком берегу Бугуруслана, откуда далеко было видно и вверх и вниз, и
смотрели на эту торопливую и суматошную ловлю
рыбы, сопровождаемую криком деревенских баб, мальчишек и девчонок; последние употребляли для ловли
рыбы связанные юбки и решета, даже хватали добычу руками, вытаскивая иногда порядочных плотиц и язиков из-под коряг и из рачьих нор, куда во всякое время особенно любят забиваться некрупные налимы, которые также попадались.
Они неравнодушно приняли наш улов; они ахали, разглядывали и хвалили
рыбу, которую очень любили кушать, а Татьяна Степановна — удить; но мать махнула рукой и не стала
смотреть на нашу добычу, говоря, что от нее воняет сыростью и гнилью; она даже уверяла, что и от меня с отцом пахнет прудовою тиной, что, может быть, и в самом деле было так.
Однажды Александр с Костяковым удили
рыбу. Костяков, в архалуке, в кожаной фуражке, водрузив
на берегу несколько удочек разной величины, и донных, и с поплавками, с бубенчиками и с колокольчиками, курил из коротенькой трубки, а сам наблюдал, не смея мигнуть, за всей этой батареей удочек, в том числе и за удочкой Адуева, потому что Александр стоял, прислонясь к дереву, и
смотрел в другую сторону. Долго так стояли они молча.
— А вы позвоните в колокольчики-то! — сказал какой-то крестьянин, остановившийся мимоходом
посмотреть на успех ловли, — может,
рыба на благовест-то и того… пойдет.
Один против многих, старец
смотрел на людей с высоты, а они бились у ног его, точно
рыбы, вытащенные сетью
на сухой песок, открывали рты, взмахивали руками; жалобы их звучали угрюмо, подавленно и робко, крикливо, многословно.
Малолетний сынок то
смотрел, как удят
рыбу сестры (самому ему удить
на глубоких местах еще не позволяли), то играл около матери, которая не спускала с него глаз, боясь, чтоб ребенок не свалился как-нибудь в воду.
Хлебные зерна овса, ячменя, гороха, а всего лучше пшеницы употребляются предварительно распаренные в горячей воде, отчего они делаются крупными, мягкими и удобными для протыкания жалом крючка. Насаживают по одному зерну, по два и по три,
смотря по их мягкости, величине и по
рыбе. Тут особенно надобно наблюдать, чтобы острие крючка выходило свободно.
На зерна преимущественно ловится
рыба, заранее прикормленная.
Рыба берет всякая, кроме пород хищных, и даже весьма крупная.
Одна такая
рыба стоит десяти прикормленных!» Несмотря
на то, что я много уживал с прикормкой, продолжаю и теперь удить и защищаю ее выгоды, я должен признаться, что в возражении против нее — много правды, если
смотреть на уженье только с его поэтической стороны.
Это озеро находится в тридцати верстах от губернского города Уфы и в полуверсте от реки Белой, с которой сливается весною; разумеется, русские называют его и сидящую
на нем деревню Кишки.] таскал я плотву и подлещиков; вдруг вижу, что
на отмели, у самого берега, выпрыгивает из воды много мелкой рыбешки; я знал, что это происходит от преследования хищной
рыбы, но, видя, что возня не прекращается, пошел
посмотреть на нее поближе.
Через час или менее,
смотря по качеству и количеству отравы,
рыба делается пьяною, одурелою: выходит
на мель, всплывает
на поверхность воды, кружится, мечется, тычется в берега, даже иногда выскакивает
на них и особенно забивается в камыши и травы, где они есть.
Просунь сквозь окошечко хоть белую ручку свою…» Для великорусского крестьянина это слишком нежно; но и он очень любит
смотреть на всякую
рыбу в воде, весело мелькающую
на поверхности, сверкающую то серебряной, то золотой чешуей своей, то радужными полосами; иногда тихо, незаметно плывущую, иногда неподвижно стоящую в речной глубине!..
Надобно быстро подсечь, и если
рыба невелика, то легонько ее вытащить; если же вы послышите большую
рыбу, то после подсечки, которая должна быть довольно сильна, чтобы жало крючка могло вонзиться глубже, надобно дать ей свободу ходить
на кругах, не ослабляя лесы, и не вдруг выводить
на поверхность воды, а терпеливо дожидаться, когда
рыба утомится и сделается смирна; тогда,
смотря по удобству берега или подведя поближе, взять ее рукою под жабры, если берег крут — или вытащить ее таском, если берег полог, для чего надобно отбежать назад или в сторону.
Нечего
на это
смотреть, что много будет промахов, зато много будет и
рыбы.
Ни один, от старого до малого, не пройдет мимо реки или пруда, не поглядев, как гуляет вольная рыбка, и долго, не шевелясь, стоит иногда пешеход-крестьянин, спешивший куда-нибудь за нужным делом, забывает
на время свою трудовую жизнь и, наклонясь над синим омутом, пристально
смотрит в темную глубь, любуясь
на резвые движенья
рыб, особенно, когда она играет и плещется, как она, всплыв наверх, вдруг, крутым поворотом, погружается в воду, плеснув хвостом и оставя вертящийся круг
на поверхности, края которого, постепенно расширяясь, не вдруг сольются с спокойною гладью воды, или как она, одним только краешком спинного пера рассекая поверхность воды — стрелою пролетит прямо в одну какую-нибудь сторону и следом за ней пробежит длинная струя, которая, разделяясь
на две, представляет странную фигуру расходящегося треугольника…
Например, нужны: ловкость в руках и искусство сохранять натуральный вид червяка, рака и насекомых, насаживаемых
на крючок; острое зрение для наблюдения за движениями наплавка, иногда едва приметными и вовсе непонятными для непосвященного в таинство уженья; нужно неразвлекаемое внимание, ибо клев
рыбы,
смотря по временам года и по насадке, бесконечно разнообразен; нужны сметливость и догадка…
Наплавок имеет два назначения: первое, чтобы крючок с насадкой плавал в таком расстоянии от дна, какое нужно рыбаку, или лежал
на дне,
смотря по надобности, и второе, еще важнейшее, чтобы он показывал своим движением всякое прикосновение
рыбы к насаженному крючку и, наконец, время, когда надобно подсечь (то есть дернуть удилищем лесу) и вытащить
на берег свою добычу.
С весны надобно удить
на червей, летом —
на раковые шейки и линючих раков и особенно
на большие линючие раковые клешни, которые окуни очень любят; к осени же, до самой зимы, всего лучше удить
на маленьких рыбок; если же их нет, что часто случается, то надобно поймать плотичку или какую-нибудь нехищную рыбку, изрезать ее
на кусочки, крупные или мелкие,
смотря по
рыбе, какая берет, и по величине удочки, и насаживать ими крючки.
— Однажды я стоял
на небольшом холме, у рощи олив, охраняя деревья, потому что крестьяне портили их, а под холмом работали двое — старик и юноша, рыли какую-то канаву. Жарко, солнце печет, как огнем, хочется быть
рыбой, скучно, и, помню, я
смотрел на этих людей очень сердито. В полдень они, бросив работу, достали хлеб, сыр, кувшин вина, — чёрт бы вас побрал, думаю я. Вдруг старик, ни разу не взглянувший
на меня до этой поры, что-то сказал юноше, тот отрицательно тряхнул головою, а старик крикнул...
Так и заснул навсегда для земли человек, плененный морем; он и женщин любил, точно сквозь сон, недолго и молча, умея говорить с ними лишь о том, что знал, — о
рыбе и кораллах, об игре волн, капризах ветра и больших кораблях, которые уходят в неведомые моря; был он кроток
на земле, ходил по ней осторожно, недоверчиво и молчал с людьми, как
рыба, поглядывая во все глаза зорким взглядом человека, привыкшего
смотреть в изменчивые глубины и не верить им, а в море он становился тихо весел, внимателен к товарищам и ловок, точно дельфин.
А когда море спокойно, как зеркало, и в камнях нет белого кружева прибоя, Пепе, сидя где-нибудь
на камне,
смотрит острыми глазами в прозрачную воду: там, среди рыжеватых водорослей, плавно ходят
рыбы, быстро мелькают креветки, боком ползет краб. И в тишине, над голубою водой, тихонько течет звонкий задумчивый голос мальчика...
Карп с удивлением
посмотрел на него, мигнул глазами и спокойно отвернулся в сторону. Хозяин угрюмо сдвинул брови и снова начал гладить бороду. Илья чувствовал, что происходит что-то странное, и напряжённо ждал конца. В пахучем воздухе лавки жужжали мухи, был слышен тихий плеск воды в чане с живой
рыбой.
После обеда делать было нечего, и, если его не посылали куда-нибудь, он стоял у дверей лавки,
смотрел на суету базара и думал о том, как много
на свете людей и как много едят они
рыбы, мяса, овощей.
Аристарх сидит
на пристани, ловит
рыбу на удочку. Силан подходит и молча
смотрит. У городнического крыльца стоит куча людей.
Его злила их солидная стойкость, эта единодушная уверенность в себе, торжествующие лица, громкие голоса, смех. Они уже уселись за столы, уставленные закусками, и плотоядно любовались огромным осетром, красиво осыпанным зеленью и крупными раками. Трофим Зубов, подвязывая салфетку, счастливыми, сладко прищуренными глазами
смотрел на чудовищную
рыбу и говорил соседу, мукомолу Ионе Юшкову...
Мы снимали разную охотничью сбрую, разводили огонь и принимались готовить охотничий обед. У Николая Матвеича хранился для этого железный котелок, в котором приготовлялась охотничья похлебка из круп, картофеля и лука, с прибавкой,
смотря по обстоятельствам, очень расшибленного выстрелом рябчика, вяленой сибирской рыбы-поземины или грибов. Вкуснее такой похлебки, конечно, ничего не было
на свете; а после нее следовал чай с свежими ягодами — тоже не последняя вещь в охотничьем обеде.
Евсеич поспешил мне
на помощь и ухватился за мое удилище; но я, помня его недавние слова, беспрестанно повторял, чтоб он тащил потише; наконец, благодаря новой крепкой лесе и не очень гнуткому удилищу, которого я не выпускал из рук, выволокли мы
на берег кое-как общими силами самого крупного язя,
на которого Евсеич упал всем телом, восклицая: «Вот он, соколик! теперь не уйдет!» Я дрожал от радости, как в лихорадке, что, впрочем, и потом случалось со мной, когда я выуживал большую
рыбу; долго я не мог успокоиться, беспрестанно бегал
посмотреть на язя, который лежал в траве
на берегу, в безопасном месте.
Дьякон пошел за
рыбой, которую
на берегу чистил и мыл Кербалай, но
на полдороге остановился и
посмотрел вокруг.
Ида знала пружины, выдвигавшие Маню из России за границу, но молчала как
рыба, и только когда Маня села в вагон, а Фридрих Фридрихович с дорожною сумкою через плечо целовал руку плачущей старухи Норк, Ида Ивановна
посмотрела на него долгим, внимательным взглядом и, закусив губы, с злостью постучала кулаком по своей ладони.
Тригорин. Я люблю удить
рыбу. Для меня нет больше наслаждения, как сидеть под вечер
на берегу и
смотреть на поплавок.
Теперь же, после нападения щуки
на кружок, сейчас описанного мною, понятно, что не щуренок перегрыз сетку, а, вероятно, большая щука схватила снаружи которого-нибудь из окуней, прорвала несколько петель и, не задев за них зубами, ушла, испугавшись шумного и сильного плеска остальной
рыбы (который мы слышали, но кружка не
посмотрели), и что несколько окуней и щуренок воспользовались прорехою и отправились опять гулять в Ворю.
Известно, по каким низменностям будет разливаться вода, а потому
на ложбинках, небольших долочках и в неглубоких овражках, всегда
на ходу
рыбы, набиваются колья и заплетаются плетнем, шириною от одной сажени до двух и более,
смотря по местности, поверх которого и сквозь который вода проходит, но
рыба, кроме малявки, то есть самой мелкой, сквозь пройти не может.
Я доказывал Писареву, что теперь уже одиннадцатый час и
рыба брать не будет, что теперь лучше хорошенько позавтракать и отправиться целым обществом
на большой, безопасной лодке погулять по озеру,
посмотреть его хорошенько и выбрать места к завтрему.
Он прежде всего осмотрелся; потом нагнулся
на перила, будто бы
посмотреть под мост: много ли
рыбы бегает, и швырнул потихоньку тряпку с носом.
Смотрите: туш, как войдут (лакеям), а ты с шампанским, да чтоб подавать сейчас же
рыбу и… идут! (Берет хлеб, оправляется и выходит
на середину.)
Он нанялся
на ватаги по пятнадцати рублей в месяц, уже несколько раз ездил
на ловлю
рыбы и теперь
смотрел бойко и весело.
— Народ гнилой, — согласился Сережка. — То-то я
смотрю на тебя и вижу — не кошка ты, не
рыба… и не птица… А всё это есть в тебе, однако… Не похожа ты
на баб.
Они вошли в шалаш, где было душно, а от рогож пахло соленой
рыбой, и сели там: Яков —
на толстый обрубок дерева, Мальва —
на кучу кулей. Между ними стояла перерезанная поперек бочка, дно ее служило столом. Усевшись, они молча, пристально
посмотрели друг
на друга.
Она двигается, точно
рыба в воде, плавно и щеголевато играючи сильным телом, — люблю я
смотреть на неё…
Он говорил высоким металлическим голосом, после двух рюмок глаза его заблестели ещё ярче, а
на щеках вспыхнули два красные пятна. Тихон Павлович дал ему кусок хлеба с какой-то
рыбой, тот взял его губами, сел
на диван и, наклонив голову над столом, положил закуску
на край стола и ел. Кусая, он далеко вытягивал нижнюю губу и удерживал ею пищу от падения
на пол. Тихон Павлович
смотрел на него, и ему было жалко этого изуродованного человека.
Кудряшов скрылся за зелень, а Василий Петрович подошел к одному из зеркальных стекол и начал рассматривать, что было за ним. Слабый свет одной свечки не мог проникнуть далеко в воду, но
рыбы, большие и маленькие, привлеченные светлой точкой, собрались в освещенном месте и глупо
смотрели на Василия Петровича круглыми глазами, раскрывая и закрывая рты и шевеля жабрами и плавниками. Дальше виднелись темные очертания водорослей. Какая-то гадина шевелилась в них; Василий Петрович не мог рассмотреть ее формы.