Неточные совпадения
— Чем я неприлично вела
себя? — громко сказала она, быстро поворачивая к нему голову и глядя ему прямо в глаза, но совсем уже не с прежним скрывающим что-то весельем, а с решительным видом,
под которым она с трудом
скрывала испытываемый страх.
Но потом, разгоревшись работой и увидав, как старательно усердно Весловский тащил катки за
крыло, так что даже отломил его, Левин упрекнул
себя за то, что он
под влиянием вчерашнего чувства был слишком холоден к Весловскому, и постарался особенною любезностью загладить свою сухость.
В ответе сына Лионель Грэй,
скрыв под усами улыбку, узнал
себя и не наложил наказания.
Дома она обнаружила и в словах и во всем, что делалось ею, нервную торопливость и раздражение, сгибала шею, как птица, когда она прячет голову
под крыло, и, глядя не на Самгина, а куда-то
под мышку
себе, говорила...
Вообще не
скрывал, что он вырос, и
под конец переговоров вел
себя гораздо хуже, нежели в начале.
Понятно, какой переполох произвело неожиданное появление Веревкина во внутренних покоях самой Марьи Степановны, которая даже побледнела от страха и посадила Верочку рядом с
собой, точно наседка, которая прячет от ястреба своего цыпленка
под крылом. У Павлы Ивановны сыпались карты из рук — самый скверный признак, как это известно всем игрокам.
Вверху ветви деревьев переплелись между
собой так, что совершенно
скрыли небо. Особенно поражали своими размерами тополь и кедр. Сорокалетний молодняк, растущий
под их покровом, казался жалкой порослью. Сирень, обычно растущая в виде кустарника, здесь имела вид дерева в пять саженей высотой и два фута в обхвате. Старый колодник, богато украшенный мхами, имел весьма декоративный вид и вполне гармонировал с окружающей его богатой растительностью.
Между моими знакомыми был один почтенный старец, исправник, отрешенный по сенаторской ревизии от дел. Он занимался составлением просьб и хождением по делам, что именно было ему запрещено. Человек этот, начавший службу с незапамятных времен, воровал, подскабливал, наводил ложные справки в трех губерниях, два раза был
под судом и проч. Этот ветеран земской полиции любил рассказывать удивительные анекдоты о самом
себе и своих сослуживцах, не
скрывая своего презрения к выродившимся чиновникам нового поколения.
Покуда они малы, матка, или старка, как называют ее охотники, держит свою выводку около
себя в перелесках и опушках, где много молодых древесных побегов, особенно дубовых, широкие и плотные листья которых почти лежат на земле, где растет густая трава и где удобнее укрываться ее беззащитным цыплятам, которые при первых призывных звуках голоса матери проворно прибегают к ней и прячутся
под ее распростертыми
крыльями, как цыплята
под крыльями дворовой курицы, когда завидит она в вышине коршуна и тревожно закудахчет.
Почувствовав во внутренности своей полноту и тяжесть от множества в разное время оплодотворенных семян, сделавшихся крошечными желтками, из коих некоторые значительно увеличились, а крупнейшие даже облеклись влагою белка и обтянулись мягкою, но крепкою кожицей, — утка приготовляет
себе гнездо в каком-нибудь скрытном месте и потом, послышав, что одно из яиц уже отвердело и приближается к выходу, утка всегда близ удобного к побегу места, всего чаще на луже или озере, присядет на бережок, заложит голову
под крыло и притворится спящею.
Некоторые выражения его были приметно выделаны, а в иных местах его длинной и странной своею длиннотою речи он как бы искусственно напускал на
себя вид чудака, силящегося
скрыть пробивающееся чувство
под видом юмора, небрежности и шутки.
Все это —
под мерный, метрический стук колес подземной дороги. Я про
себя скандирую колеса — и стихи (его вчерашняя книга). И чувствую: сзади, через плечо, осторожно перегибается кто-то и заглядывает в развернутую страницу. Не оборачиваясь, одним только уголком глаза я вижу: розовые, распростертые крылья-уши, двоякоизогнутое… он! Не хотелось мешать ему — и я сделал вид, что не заметил. Как он очутился тут — не знаю: когда я входил в вагон — его как будто не было.
Подвигаясь вперед, спугиваешь воробьев, которые всегда живут в этой глуши, слышишь их торопливое чириканье и удары о ветки их маленьких быстрых
крыльев, слышишь жужжание на одном месте жировой пчелы и где-нибудь по дорожке шаги садовника, дурачка Акима, и его вечное мурлыканье
себе под нос.
Преполовенские взяли на
себя устройство венчания. Венчаться решили в деревне, верстах в шести от города: Варваре неловко было итти
под венец в городе после того как прожили столько лет, выдавая
себя за родных. День, назначенный для венчания,
скрыли: Преполовенские распустили слух, что венчаться будут в пятницу, а на самом деле свадьба была в среду днем. Это сделали, чтобы не наехали любопытные из города. Варвара не раз повторяла Передонову...
Егорушка лежал на спине и, заложив руки
под голову, глядел вверх на небо. Он видел, как зажглась вечерняя заря, как потом она угасала; ангелы-хранители, застилая горизонт своими золотыми
крыльями, располагались на ночлег; день прошел благополучно, наступила тихая, благополучная ночь, и они могли спокойно сидеть у
себя дома на небе… Видел Егорушка, как мало-помалу темнело небо и опускалась на землю мгла, как засветились одна за другой звезды.
Ссора с матерью сильно расстроила Елену, так что, по переезде на новую квартиру, которую князь нанял ей невдалеке от своего дома, она постоянно чувствовала
себя не совсем здоровою, но
скрывала это и не ложилась в постель; она, по преимуществу, опасалась того, чтобы Елизавета Петровна, узнав об ее болезни, не воспользовалась этим и не явилась к ней
под тем предлогом, что ей никто не может запретить видеть больную дочь.
— Уж я обо всем с домашними условился: мундир его припрячем подале, и если чего дойдет, так я назову его моим сыном. Сосед мой, золотых дел мастер, Франц Иваныч, стал было мне отсоветывать и говорил, что мы этак беду наживем; что если французы дознаются, что мы
скрываем у
себя под чужим именем русского офицера, то, пожалуй, расстреляют нас как шпионов; но не только я, да и старуха моя слышать об этом не хочет. Что будет, то и будет, а благодетеля нашего не выдадим.
Сытенький, розовощёкий, с приятными глазами, которые, улыбаясь, отражали все цвета, точно мыльные пузыри, Яков солидно носил круглое тело своё и, хотя вблизи был странно похож на голубя, издали казался деловитым, ловким хозяином. Работницы ласково улыбались ему, он ворковал с ними, прищуриваясь сладостно, и ходил около них как-то боком, не умея
скрыть под напускной солидностью задор молодого петуха. Отец дёргал
себя за ухо, ухмылялся и думал...
Выношенного ястреба, приученного видеть около
себя легавую собаку, притравливают следующим образом: охотник выходит с ним па открытое место, всего лучше за околицу деревни, в поле; другой охотник идет рядом с ним (впрочем, обойтись и без товарища): незаметно для ястреба вынимает он из кармана или из вачика [Вачик — холщовая или кожаная двойная сумка; в маленькой сумке лежит вабило, без которого никак не должно ходить в поле, а в большую кладут затравленных перепелок] голубя, предпочтительно молодого, привязанного за ногу тоненьким снурком, другой конец которого привязан к руке охотника: это делается для того, чтоб задержать полет голубя и чтоб, в случае неудачи, он не улетел совсем; голубь вспархивает, как будто нечаянно, из-под самых ног охотника; ястреб, опутинки которого заблаговременно отвязаны от должника, бросается, догоняет птицу, схватывает и падает с добычею на землю; охотник подбегает и осторожно помогает ястребу удержать голубя, потому что последний очень силен и гнездарю одному с ним не справиться; нужно придержать голубиные
крылья и потом, не вынимая из когтей, отвернуть голубю голову.
Много работал над этой ролью Щепкин, чтоб по возможности
скрыть себя, свою горячность и свои приемы
под личиною Езопа.
Не получив образования, не отличаясь умом, он не должен бы был разоблачаться; может быть, ожесточение в нем происходило именно от сознания недостатков своего воспитания, от желанья
скрыть себя всего
под одну неизменную личину.
Они уже полезли через стену, как вдруг гуси почуяли народ, загоготали и захлопали
крыльями. Один римлянин проснулся, бросился к стене и сбил
под обрыв одного галла. Галл упал и свалил за
собою других. Тогда сбежались римляне и стали кидать бревна и каменья
под обрыв и перебили много галлов. Потом пришла помощь к Риму, и галлов прогнали.
Всякий мирской человек, читая евангелие, в глубине души знает, что по этому учению нельзя ни
под каким предлогом: ни ради возмездия, ни ради защиты, ни ради спасения другого, делать зло ближнему, и что поэтому, если он желает оставаться христианином, ему надо одно из двух: или переменить всю свою жизнь, которая держится на насилии, то есть на делании зла ближнему, или
скрыть как-нибудь от самого
себя то, чего требует учение Христа.
Тогда он опустил оба
крыла в воду и подогнул
под себя хвост, образовав, таким образом, запруду во всю ширину проточки между двумя отмелями.
Что могло привести Ларису к такому поступку? К нему побудило ее страшное сознание круглого одиночества, неодолимый натиск потребности казнить
себя унижением и малодушная надежда, что за этим ударом ее самолюбию для нее настанет возможность стать
под крыло вполне доброго человека, каким она признавала Подозерова.
Горданов прыгнул к дрожкам, которые кучер из предосторожности отодвинул к опушке
под ветви, но Жозефа на дрожках не было. Горданов позвал его. Жозеф не отзывался: он сидел на подножье
крыла, спустя ноги на землю и, весь дрожа, держался за бронзу козел и за спицы колес. В этом положении открыл его Горданов и, схватив за руку, повлек за
собою.
— Да; ты должен идти один, — отвечала матушка и рассказала мне, что когда я утром ходил к Альтанским, мой двоюродный дядя, этот важный статский генерал, был у нее и передал свое желание немедленно со мною познакомиться. — А знакомиться с ним, — добавила maman, — тебе гораздо лучше один на один, чем бы ты выглядывал, как цыпленок, из-под
крыла матери. Притом же тебе надо привыкать к обхождению с людьми и уметь самому ставить
себя на настоящую ногу; а это приобретается только навыком и практикой.
Хрущов. Мне надо идти туда… на пожар. Прощайте… Извините, я был резок — это оттого, что никогда я
себя не чувствовал в таком угнетенном состоянии, как сегодня… У меня тяжко на душе… Но все это не беда… Надо быть человеком и твердо стоять на ногах. Я не застрелюсь и не брошусь
под колеса мельницы… Пусть я не герой, но я сделаюсь им! Я отращу
себе крылья орла, и не испугают меня ни это зарево, ни сам черт! Пусть горят леса — я посею новые! Пусть меня не любят, я полюблю другую! (Быстро уходит.)
— Только волосы выдают. Кудри, как у девочки, — пробурчал он
себе под нос, оглядывая всю фигурку Таси пристальным, испытующим взглядом. — Ну, да это легко исправить, — добавил он и, прежде чем Тася могла опомниться, старый фокусник схватил со стола большие ножницы, какими обыкновенно
кроят портные, и вмиг от красивых, глянцевитых кудрей девочки не осталось и следа.
Ему было уже
под тридцать. Звали его Парфен Чурилин. Теркину он понравился в Казани, в парикмахерской, и он его взял
себе в услужение. Серафима его не любила и
скрывала это. Она дожидалась только случая, чтобы спустить «карлу». Кухарка уже донесла ей, что он тайно «заливает за галстук», только изловить его было трудно.
В прошлом году в лагере Веленчук взялся шить тонкую шинель Михаилу Дорофеичу; но в ту самую ночь когда он,
скроив сукно и прикинув приклад, положил к
себе в палатке
под голову, с ним случилось несчастие: сукно, которое стоило семь рублей, в ночь пропало!
Подъехав к нему, он привстал немного на седле, поотдал поводов, гикнул, и конь, соединив
под себя ноги свои, как бы собрав воедино всю свою силу, вдруг раскинул их, развернул упругость своих мускулов, мелькнул одно мгновенье ока на воздухе, как взмах
крыла, как черта мимолетная, фыркнул и, осаженный на задние ноги ловким всадником, стал, будто вкопанный, перед собеседниками.
Великий князь Михайло Борисович отделился от своих дворчан и подъехал
под крыло Хабара, ведя за
собою другого всадника.
Задрожали тяжелые ворота
под первым натиском русских. Рыцари повыглянули на осаждающих из окон и говорили
себе в утешение, что врагов малая кучка, что муха
крылом покроет всю шайку, — так ободряли они своих рейтаров, но сами не трогались с места.
Волынской не примет его
под крыло свое; он пропал, если пропадет Бирон: следственно, надобно остаться верным герцогу не для него, а для
себя; надобно спасти герцога, чтоб спасти
себя.
Вельзевул поднял туловище, подобрал
под себя мохнатые, с отросшими копытами ноги (оковы, к удивлению его, сами соскочили с них) и, затрепав свободно раскрывшимися
крыльями, засвистал тем призывным свистом, которым он в прежние времена призывал к
себе своих слуг и помощников.
Несмотря на то, что мать
скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из-под своего крылышка, Петя понял ее замыслы, и инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с
собой), он холодно обошелся с нею, избегал ее, и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, с которою всегда имел особенную, почти влюбленную, братскую неясность.
Дочка Тамара меж подруг на собольем одеяльце сидит, ножки княжеские
под себя поджавши, черные брови, как орлиные
крылья, вразлет легли, белое личико, будто фарфоровое пасхальное яичко, скромные ручки на коленках держит, — девушка высокого рода, известно, стесняется.
Ростов кинул
под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что-то переведен из гвардии. Он держал
себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни
скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.