Неточные совпадения
Явилась мысль очень странная и даже обидная: всюду
на пути его расставлены знакомые люди, расставлены как бы для того, чтоб следить: куда он идет?
Ветер сбросил с крыши
на голову жандарма кучу снега, снег попал за ворот Клима Ивановича, набился в ботики. Фасад двухэтажного деревянного дома дымился белым дымом, в нем что-то выло,
скрипело.
С высокого берега смотрели вниз чахлые, больные деревья; здесь
на открытом месте каждое из них в одиночку ведет жестокую борьбу с морозами и холодными
ветрами, и каждому приходится осенью и зимой, в длинные страшные ночи, качаться неугомонно из стороны в сторону, гнуться до земли, жалобно
скрипеть, — и никто не слышит этих жалоб.
Ночь была черная и дождливая.
Ветер дул все время с северо-востока порывами, то усиливаясь, то ослабевая. Где-то в стороне
скрипело дерево. Оно точно жаловалось
на непогоду, но никто не внимал его стонам. Все живое попряталось в норы, только мы одни блуждали по лесу, стараясь выйти
на реку Улике.
Гнутся и
скрипят мачты, сухо свистит
ветер в снастях, а корабль все идет и идет; над кораблем светит солнце, над кораблем стоит темная ночь, над кораблем задумчиво висят тучи или гроза бушует и ревет
на океане, и молнии падают в колыхающуюся воду.
Они исчезли.
На дворе дробно шумел дождь, вздыхал
ветер,
скрипели деревья, хлопала калитка, Кожемякин прислушивался ко всему, как сквозь сон, вяло соображая...
Казалось, все было в порядке, как следует, то есть снег валил еще сильнее, крупнее и гуще;
на расстоянии двадцати шагов не было видно ни зги; фонари
скрипели еще пронзительнее прежнего, и
ветер, казалось, еще плачевнее, еще жалостнее затягивал тоскливую песню свою, словно неотвязчивый нищий, вымаливающий медный грош
на свое пропитание.
Ночь
на 12 августа была особенно неприветлива: дождь лил как из ведра,
ветер со стоном и воем метался по улице, завывал в трубе и рвал с петель ставни у окон; где-то
скрипели доски, выла мокрая собака, и глухо шумела вода в пруде, разбивая о каменистый берег ряды мутных пенившихся волн.
Вся жизнь серых пассажиров парохода проходит
на виду, за этою решеткой. Стоит ли над морем яркое тропическое солнце, свистит ли
ветер,
скрипят и гнутся снасти, ударит ли волной непогода, разыграется ли грозная буря и пароход весь застонет под ударами шторма, — здесь, все так же взаперти, прислушиваются к завыванию
ветра сотни людей, которым нет дела до того, что происходит там, наверху, и куда несется их плавучая тюрьма.
Почти половину населения слободки составляли татары, которые смотрели
на этот сезон с своей особой точки зрения. Мерзлая земля не принимает следов, а сыпучий снег, переносимый
ветром с места
на место, — тем более… Поэтому то и дело, выходя ночью из своей юрты, я слышал
на татарских дворах подозрительное движение и тихие сборы… Фыркали лошади,
скрипели полозья, мелькали в темноте верховые… А наутро становилось известно о взломанном амбаре «в якутах» или ограблении какого-нибудь якутского богача.
Было слышно, как
на пароходе убирали якорную цепь. Дул уже сильный, пронзительный
ветер, и где-то вверху
на крутом берегу
скрипели деревья. Вероятно, начинался шторм.
Навстречу ехал длинный обоз: бабы везли кирпич. Яков должен был свернуть с дороги; лошадь его вошла в снег по брюхо, сани-одиночки накренились вправо, и сам он, чтобы не свалиться, согнулся влево и сидел так всё время, пока мимо него медленно подвигался обоз; он слышал сквозь
ветер, как
скрипели сани и дышали тощие лошади и как бабы говорили про него: «Богомолов едет», — а одна, поглядев с жалостью
на его лошадь, сказала быстро...
Под глинистой утесистой горой,
Унизанной лачужками, направо,
Катилася широкой пеленой
Родная Волга, ровно, величаво…
У пристани двойною чередой
Плоты и барки, как табун, теснились,
И флюгера
на длинных мачтах бились,
Жужжа
на ветре, и
скрипел канат
Натянутый; и серой мглой объят,
Виднелся дальний берег, и белели
Вкруг острова края песчаной мели.
И этот же
ветер приносил
на крыльях своих новые звуки, явственно слышные, когда переставало
скрипеть дерево.
По соседству с юртой качалось и
скрипело какое-то дерево.
На крыше кусок коры дребезжал разными тонами, в зависимости от того, усиливался или ослабевал
ветер. Убаюкиваемый этими звуками, иззябший и утомленный долгой ходьбой
на лыжах, я крепко уснул.
Косарь шел, хромая, и тяжело опирался
на палку. Солнце било в лицо, во рту пересохло,
на зубах
скрипела пыль; в груди злобно запеклось что-то тяжелое и горячее. Шел час, другой, третий… Дороге не было конца, в стороны тянулась та же серая, безлюдная степь. А
на горизонте слабо зеленели густые леса, блестела вода; дунет
ветер — призрачные леса колеблются и тают в воздухе, вода исчезает.