К тому, чтоб вас предостеречь
От бесполезного старанья
Спасти Жуана де Маранья.
Какую б нам систему ни принять:
Систему веры иль рацьоналисма,
Деисма или пантеисма,
Хоть все до одного оттенки перебрать,
Которыми привыкла щеголять
Философическая присма, —
Того, кто промысла отвергнул благодать,
Но сесть не хочет в кресла фаталисма,
А прет себе вперед, и в сторону, и вспять,
Как по льду гладкому скользя, —
Спасти нельзя!
Неточные совпадения
Разговорам ее о религии он не придавал значения, считая это «
системой фраз»; украшаясь этими фразами, Марина скрывает в их необычности что-то более значительное, настоящее свое оружие самозащиты; в силу этого оружия она верит, и этой
верой объясняется ее спокойное отношение к действительности, властное — к людям. Но — каково же это оружие?
— Хорошо, бабушка, я уступаю вам Марфеньку, но не трогайте
Веру. Марфенька одно, а
Вера другое. Если с
Верой примете ту же
систему, то сделаете ее несчастной!
Кичибе составляет juste milieu [золотая середина — фр.] между тем и другим; он посвежее их: у него нет застарелой ненависти к новому и
веры в японскую
систему правления, но ему не угнаться и за новыми.
Деизм — религия рационалистов, представительная
система, приложенная к
вере, религия, окруженная атеистическими учреждениями.
Изложением
системы лечения Шнейдера и рассказами князь до того заинтересовал доктора, что тот просидел два часа; при этом курил превосходные сигары князя, а со стороны Лебедева явилась превкусная наливка, которую принесла
Вера, причем доктор, женатый и семейный человек, пустился перед
Верой в особые комплименты, чем и возбудил в ней глубокое негодование.
— Если вы знакомы с историей религий, сект, философских
систем, политических и государственных устройств, то можете заметить, что эти прирожденные человечеству великие идеи только изменяются в своих сочетаниях, но число их остается одинаким, и ни единого нового камешка не прибавляется, и эти камешки являются то в фигурах мрачных и таинственных, — какова религия индийская, — то в ясных и красивых, — как
вера греков, — то в нескладных и исковерканных представлениях разных наших иноверцев.
Если среди всего этого разногласия просвечивает фон общих верований, то разве мы не вправе в этом видеть не окончательно оформленную
систему, составленную авторитетными представителями той или другой школы, а — самую
веру в ее чистейшем побуждении и в самом непосредственном ее проявлении?
Я хотел сказать, что все эти нападения на
системы, на общие рассуждения и т. д. потому особенно огорчительны, что вместе с
системами люди отрицают вообще знание, науку и
веру в нее, стало быть и
веру в самих себя, в свои силы.
— Нет, это бывает. У них
система или, пожалуй, даже две
системы и чертовская выдумка. Ты это помни и
веру отцов уважай. Живи, хлеб-соль води и даже, пожалуй, дружи, во всяком случае будь благодарен, потому что «ласковое телятко две матки сосет» и неблагодарный человек — это не человек, а какая-то скверность, но похаживай почаще к священнику и эту суть-то свою, — нашу-то настоящую русскую суть не позволяй из себя немцам выкуривать.
(Примеч. автора.)] измученный пытками за
веру в истину, которую любит, с которою свыкся еще от детства, оканчивает жизнь в смрадной темнице; иноки, вытащенные из келий и привезенные сюда, чтоб отречься от святого обета, данного богу, и солгать пред ним из угождения немецкому властолюбию;
система доносов и шпионства, утонченная до того, что взгляд и движения имеют своих ученых толмачей, сделавшая из каждого дома Тайную канцелярию, из каждого человека — движущийся гроб, где заколочены его чувства, его помыслы; расторгнутые узы приязни, родства, до того, что брат видит в брате подслушника, отец боится встретить в сыне оговорителя; народность, каждый день поруганная; Россия Петрова, широкая, державная, могучая — Россия, о боже мой! угнетенная ныне выходцем, — этого ли мало, чтоб стать ходатаем за нее пред престолом ее государыни и хотя бы самой судьбы?
Индивидуализм, атомизация общества, безудержная похоть жизни, неограниченный рост народонаселения и неограниченный рост потребностей, упадок
веры, ослабление духовной жизни — все это привело к созданию индустриально-капиталистической
системы, которая изменила весь характер человеческой жизни, весь стиль ее, оторвав жизнь человеческую от ритма природы.
Эти излюбленные люди ведали общественные дела, и при тогдашней
системе подкупов охранили мир и все интересы общего благоустройства и
веры.
Про заслуги же святой крови или про другие тайны
веры еще труднее говорить, а строить им какую-нибудь богословскую
систему или просто слово молвить о рождении без мужа, от девы, — и думать нечего: они или ничего не поймут, и это самое лучшее, а то, пожалуй, еще прямо в глаза расхохочутся.