Неточные совпадения
Дождь иссяк, улицу заполнила сероватая
мгла, посвистывали паровозы, громыхало железо, сотрясая стекла окна, с четырехэтажного дома убирали клетки лесов однообразно коренастые рабочие в
синих блузах, в смешных колпаках — вполне такие, какими изображает их «Симплициссимус». Самгин смотрел в окно, курил и, прислушиваясь к назойливому шороху мелких мыслей, настраивался лирически.
Около полудня в воздухе вновь появилась густая
мгла. Горы сделались темно-синими и угрюмыми. Часа в четыре хлынул дождь, а вслед за ним пошел снег, мокрый и густой. Тропинка сразу забелела; теперь ее можно было далеко проследить среди зарослей и бурелома. Ветер сделался резким и порывистым.
Скоро стало совсем светло. Солнца не было видно, но во всем чувствовалось его присутствие. Туман быстро рассеивался, кое-где проглянуло
синее небо, и вдруг яркие лучи прорезали
мглу и осветили мокрую землю. Тогда все стало ясно, стало видно, где я нахожусь и куда надо идти. Странным мне показалось, как это я не мог взять правильного направления ночью. Солнышко пригрело землю, стало тепло, хорошо, и я прибавил шагу.
Отсюда, сверху, открывался великолепный вид во все стороны. На северо-западе виднелся низкий и болотистый перевал с реки Нахтоху на Бикин. В другую сторону, насколько хватал глаз, тянулись какие-то другие горы. Словно гигантские волны с белыми гребнями, они шли куда-то на север и пропадали в туманной
мгле. На северо-востоке виднелась Нахтоху, а вдали на юге —
синее море.
Вот оно бледнеет;
синеет небо; отдельные тени исчезают, воздух наливается
мглою.
Уже с утра я заметил, что в атмосфере творится что-то неладное. В воздухе стояла
мгла; небо из
синего стало белесоватым; дальних гор совсем не было видно. Я указал Дерсу на это явление и стал говорить ему многое из того, что мне было известно из метеорологии о сухой
мгле.
В открытые окна из церкви
синими струйками тянется ароматный дым, в углах и над алтарем ютятся мечтательные тени, огни свечей выступают ярче, фигура Христа из синеватой
мглы простирает поднятые руки, и тихое пение хора несется стройно, колыхаясь в прощальных лучах затихающего дня…
В один из последних вечеров, когда я прогуливался по шоссе, все время нося с собой новое ощущение свободы, — из сумеречной и пыльной
мглы, в которой двигались гуляющие обыватели, передо мною вынырнули две фигуры: один из моих товарищей, Леонтович, шел под руку с высоким молодым человеком в
синих очках и мягкой широкополой шляпе на длинных волосах. Фигура была, очевидно, не ровенская.
Черта между землей и небом потемнела, поля лежали
синие, затянутые
мглой, а белые прежде облака — теперь отделялись от туч какие-то рыжие или опаловые, и на них умирали последние отблески дня, чтобы уступить молчаливой ночи.
Некоторое время в окнах вагона еще мелькали дома проклятого города, потом засинела у самой насыпи вода, потом потянулись зеленые горы, с дачами среди деревьев, кудрявые острова на большой реке,
синее небо, облака… потом большая луна, как вчера на взморье, всплыла и повисла в голубоватой
мгле над речною гладью…
Северные сумерки и рассветы с их шелковым небом, молочной
мглой и трепетным полуосвещением, северные белые ночи, кровавые зори, когда в июне утро с вечером сходится, — все это было наше родное, от чего ноет и горит огнем русская душа; бархатные
синие южные ночи с золотыми звездами, безбрежная даль южной степи, захватывающий простор
синего южного моря — тоже наше и тоже с оттенком какого-то глубоко неудовлетворенного чувства.
Горы, поросшие деревьями, уродливо изогнутыми норд-остом, резкими взмахами подняли свои вершины в
синюю пустыню над ними, суровые контуры их округлились, одетые теплой и ласковой
мглой южной ночи.
Ночь спустилась; заря совсем погасла, и кругом все окутала темная
мгла; на темно-синем небе не было ни звездочки, в тихом воздухе ни звука.
Старший тоже поднимается и хочет обнять Суламифь. Он не смеется, он дышит тяжело, часто и со свистом, он облизывает языком
синие губы. Лицо его, обезображенное большими шрамами от зажившей проказы, кажется страшным в бледной
мгле. Он говорит гнусавым и хриплым голосом...
— На нем был картуз неопределенной формы и
синяя ваточная шинель с старым бобровым воротником; черты лица его различить было трудно: причиною тому козырек, воротник — и сумерки; — казалось, он не торопился домой, а наслаждался чистым воздухом морозного вечера, разливавшего сквозь зимнюю
мглу розовые лучи свои по кровлям домов, соблазнительным блистаньем магазинов и кондитерских; порою подняв глаза кверху с истинно поэтическим умиленьем, сталкивался он с какой-нибудь розовой шляпкой и смутившись извинялся; коварная розовая шляпка сердилась, — потом заглядывала ему под картуз и, пройдя несколько шагов, оборачивалась, как будто ожидая вторичного извинения; напрасно! молодой чиновник был совершенно недогадлив!.. но еще чаще он останавливался, чтоб поглазеть сквозь цельные окна магазина или кондитерской, блистающей чудными огнями и великолепной позолотою.
Осенний холод ласково и кротко
Крадётся
мглой к овсяному двору;
Сквозь
синь стекла желтоволосый отрок
Лучит глаза на галочью игру.
Не поверх одного моря
синего ложится туман, черна
мгла, не одну господню землю кроет темна ноченька, осенняя; было времечко, налегала на мою грудь беда тяжкая, ретиво сердце потонуло в тоске со кручиною: полюбила я твоего братца Ивана Васильевича.
Сидела на подоконнике в своей комнате, охватив колени руками. Сумерки сходили тихие. В голубой
мгле загорались огоньки фонарей. Огромное одиночество охватило Лельку. Хотелось, чтобы рядом был человек, мягко обнял ее за плечи, положил бы ладонь на ее живот и радостно шепнул бы: «Н-а-ш ребенок!» И они сидели бы так, обнявшись, и вместе смотрели бы в
синие зимние сумерки, и в душе ее победительно пело бы это странное, сладкое слово «мать»!