Неточные совпадения
— Ты молода и не знаешь всех опасностей, Ольга. Иногда человек не властен в себе; в него вселяется какая-то адская
сила, на сердце падает
мрак, а в глазах блещут молнии. Ясность ума меркнет: уважение к чистоте, к невинности — все уносит вихрь; человек не помнит себя; на него дышит страсть; он перестает владеть собой — и тогда под ногами открывается бездна.
Тот
мрак душевный, тот ужас, который охватывает
силу отходящую и разлагающуюся, но не способную к жертве и отречению, ищет опьянения, дающего иллюзию высшей жизни.
Среди тишины и
мрака, его окружавших, вставало смутное неумолкающее сознание какой-то потребности, искавшей удовлетворения, являлось стремление оформить дремлющие в душевной глубине, не находившие исхода,
силы.
Цветы, собранные им в Афинах и в Риме и столь удачно в словах его пресажденные,
сила выражения Демосфенова, сладкоречие Цицероново, бесплодно употребленные, повержены еще во
мраке будущего.
Казалось, что
сила, раздвинувшая на мгновение горизонт, также быстро и суживала его, окутывая все в непроницаемый и холодный
мрак.
В примере Торцова можно отчасти видеть и выход из темного царства: стоило бы и другого братца, Гордея Карпыча, также проучить на хлебе, выпрошенном Христа ради, — тогда бы и он, вероятно, почувствовал желание «иметь работишку», чтобы жить честно… Но, разумеется, никто из окружающих Гордея Карпыча не может и подумать о том, чтобы подвергнуть его подобному испытанию, и, следовательно,
сила самодурства по-прежнему будет удерживать
мрак над всем, что только есть в его власти!..
Затем вдруг как бы что-то разверзлось пред ним: необычайный внутренний свет озарил его душу. Это мгновение продолжалось, может быть, полсекунды; но он, однако же, ясно и сознательно помнил начало, самый первый звук своего страшного вопля, который вырвался из груди его сам собой и который никакою
силой он не мог бы остановить. Затем сознание его угасло мгновенно, и наступил полный
мрак.
Он задумался, между прочим, о том, что в эпилептическом состоянии его была одна степень почти пред самым припадком (если только припадок приходил наяву), когда вдруг, среди грусти, душевного
мрака, давления, мгновениями как бы воспламенялся его мозг, и с необыкновенным порывом напрягались разом все жизненные
силы его.
Но сие беззаконное действие распавшейся натуры не могло уничтожить вечного закона божественного единства, а должно было токмо вызвать противодействие оного, и во
мраке духом злобы порожденного хаоса с новою
силою воссиял свет божественного Логоса; воспламененный князем века сего великий всемирный пожар залит зиждительными водами Слова, над коими носился дух божий; в течение шести мировых дней весь мрачный и безобразный хаос превращен в светлый и стройный космос; всем тварям положены ненарушимые пределы их бытия и деятельности в числе, мере и весе, в
силу чего ни одна тварь не может вне своего назначения одною волею своею действовать на другую и вредить ей; дух же беззакония заключен в свою внутреннюю темницу, где он вечно сгорает в огне своей собственной воли и вечно вновь возгорается в ней.
Чем более сгущалась темнота, тем громче кричали гады. Голоса их составляли как бы один беспрерывный и продолжительный гул, так что ухо к нему привыкало и различало сквозь него и дальний вой волков, и вопли филина.
Мрак становился гуще; предметы теряли свой прежний вид и облекались в новую наружность. Вода, древесные ветви и туманные полосы сливались в одно целое. Образы и звуки смешивались вместе и ускользали от человеческого понятия. Поганая Лужа сделалась достоянием
силы нечистой.
Сердце захолонуло. Я все забыл: где я? что я? Я вижу себя стоящим в необъятном просторе:
мрак бездны глубоко внизу, розовое золото двух снеговых вершин над моим, гигантских размеров, вторым «я». Стою, не в
силах пошевелиться. Второй «я» зачаровал меня, поглотил весь мир. Он начинает бледнеть и как будто таять.
Но клоун Эдвардс, очевидно, не в нормальном состоянии. Он не в
силах выдержать до воскресенья обещания, данного режиссеру, не в
силах бороться против тоски, им овладевшей, его настойчиво опять тянет в уборную, к столу, где едва виднеется почти опорожненный графин водки. Он выпрямляется, потряхивает головою и отходит от мальчика нетвердыми шагами. Облик его постепенно затушевывается окружающею темнотою, пропадает, наконец, вовсе — и снова все вокруг охватывается
мраком и тишиною…
Елена могла полюбить его со всей
силой души своей, потому что она видела его в жизни, а не в повести, для нас же он близок и дорог только как представитель идеи, которая поражает и нас, как Елену, мгновенным светом и озаряет
мрак нашего существования.
Что богом мне был то Перун, то Велес,
Что
силою взял я Рогнеду,
Досель надо мною, знать, тешился бес,
Но
мрак ты рассеял, и я в Херсонес
Креститься, в раскаянье, еду...
По грозной влаге Океана
Мы все плывем на корабле
Во
мраке бури и тумана;
Плывем, спешим пристать к земле —
Но ветр ярится с новой
силой,
И море… служит нам могилой.
Но лишь только мигнула в последний раз лампа и комната окунулась в густой
мрак, невидимой
силой раздвинуло стены, сорвало потолок и бросило Андрея Николаевича в чистое поле.
Из сорока стихотворений, напечатанных в книжке, в тридцати наверное найдется скорбь больной души, усталой и убитой тревогами жизни, желание приобрести новые
силы, чтобы освободиться от гнета судьбы и от
мрака, покрывавшего ум поэта…
Теперь, когда я пишу эти строки, в мои теплые окна злобно стучит осенний дождь и где-то надо мной воет ветер. Я гляжу на темное окно и на фоне ночного
мрака силюсь создать
силою воображения мою милую героиню… И я вижу ее с ее невинно-детским, наивным, добрым личиком и любящими глазами. Мне хочется бросить перо и разорвать, сжечь то, что уже написано. К чему трогать память этого молодого, безгрешного существа?
И даже собственный
мрак души самого художника, его греховная скверна теряют свою соблазняющую
силу, пройдя чрез очищающее вдохновение красоты, если только оно, действительно, коснулось его своим крылом.
«Единое — свет абсолютно чистый и простой (
сила света); ум — солнце, имеющее свой собственный свет; душа — луна, заимствующая свет от солнца; материя —
мрак» (там же.
Но обнять мыслью столь великий предмет совершенно не имеют ни
сил, ни средств не только люди оцепеневшие и преклоненные долу, но даже весьма возвышенные и боголюбивые, равно как и всякое рожденное естество, для которого этот
мрак — эта грубая плоть служит препятствием к уразумению истины.
В этом отношении он — полная противоположность тем темным
силам судьбы и мести, которые живут во
мраке и действуют из
мрака.
«Он задумался о том, что в эпилептическом состоянии его была одна степень почти перед самым припадком, когда вдруг, среди грусти, душевного
мрака, давления, мгновениями как бы воспламенялся его мозг и с необыкновенным порывов напрягались разом все жизненные
силы его.
Далека от человека жизнь природы; «духом немым и глухим» полна для него эта таинственная жизнь. Далеки и животные. Их нет вокруг человека, ом не соприкасается душою с их могучею и загадочною, не умом постигаемою
силою жизни. Лишь редко, до странности редко является близ героев Достоевского то или другое животное, — и, боже мой, в каком виде! Искалеченное, униженное и забитое, полное того же
мрака, которым полна природа.
В этой блаженной стране далекого будущего, там будет свет, радость, жизнь. Слабый отблеск золотого света чуть мреет в высоте, сквозь разрыв черных туманов. Рвись из пропасти, пробивай в скалах трудную дорогу вверх, верь в блаженную страну; мреющий золотой отблеск будет светить тебе сквозь
мрак и бурю, даст тебе
силы к жизни и борьбе.
Но бывают миги, когда раздельные огоньки эти сбиваются вихрем в одно место. Тогда темнота вдруг прорезывается ослепительно ярким светом. Разрозненные элементы жизни, сжатые в одно, дают впечатление неслыханного напряжения, близкого к взрыву. И как раньше невозможно было жить от угрюмого
мрака, от скудости жизненных
сил, так теперь жизнь становится невозможною вследствие чудовищного избытка
сил и света.
Но потом, в конце романа, в мрачной и страшной картине падения человеческого духа, когда зло, овладев существом человека, парализует всякую
силу сопротивления, всякую охоту борьбы с
мраком, падающим на душу и сознательно, излюбленно, со страстью отмщения принимаемым душою вместо света, — в этой картине — столько назидания для судьи человеческого, что, конечно, он воскликнет в страхе и недоумении: «Нет, не всегда мне отмщение, и не всегда Аз воздам», и не поставит бесчеловечно в вину мрачно павшему преступнику того, что он пренебрег указанным вековечно светом исхода и уже сознательно отверг его».
Вечер наволок густые тучи, в которых без грозы разыгрывалась молния. Под
мраком их отправился русский отряд через горы и леса к Сагницу, до которого надо было сделать близ сорока верст. Уже орлы северные, узнав свои
силы, расправили крылья и начинали летать по-орлиному. Оставим их на время, чтобы ознакомить читателя с лицом, еще мало ему известным.
Девственно чистый поцелуй, казалось ему, рассеял
мрак, окутывавший его страсти, дал ему
силу сбросить с себя гнет прошедшего.
Я, как разбойник, знал, что жил и живу скверно, видел, что большинство людей вокруг меня живет так же. Я так же, как разбойник, знал, что я несчастлив и страдаю и что вокруг меня люди также несчастливы и страдают, и не видал никакого выхода, кроме смерти, из этого положения. Я так же, как разбойник к кресту, был пригвожден какой-то
силой к этой жизни страданий и зла. И как разбойника ожидал страшный
мрак смерти после бессмысленных страданий и зла жизни, так и меня ожидало то же.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени.
Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто их жизнь, до сих пор происходившая во
мраке, вдруг осветилась новым, полным значения светом.
«Тогда, когда всё погружено было во
мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную
силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворить своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.