Неточные совпадения
Довольно! Окончен с прошедшим расчет,
Окончен расчет с
господином!
Сбирается с
силами русский народ
И учится быть гражданином.
Крестьяне, как заметили,
Что не обидны
баринуЯкимовы слова,
И сами согласилися
С Якимом: — Слово верное:
Нам подобает пить!
Пьем — значит,
силу чувствуем!
Придет печаль великая,
Как перестанем пить!..
Работа не свалила бы,
Беда не одолела бы,
Нас хмель не одолит!
Не так ли?
«Да, бог милостив!»
— Ну, выпей с нами чарочку!
Деревни наши бедные,
А в них крестьяне хворые
Да женщины печальницы,
Кормилицы, поилицы,
Рабыни, богомолицы
И труженицы вечные,
Господь прибавь им
сил!
А
господин Шалашников
С своей воинской
силою?
Я хотел бы, например, чтоб при воспитании сына знатного
господина наставник его всякий день разогнул ему Историю и указал ему в ней два места: в одном, как великие люди способствовали благу своего отечества; в другом, как вельможа недостойный, употребивший во зло свою доверенность и
силу, с высоты пышной своей знатности низвергся в бездну презрения и поношения.
Первый ряд, как заметил Левин, Тит шел особенно быстро, вероятно, желая попытать
барина, и ряд попался длинен. Следующие ряды были уже легче, но Левин всё-таки должен был напрягать все свои
силы, чтобы не отставать от мужиков.
Поняв чувства
барина, Корней попросил приказчика прийти в другой раз. Оставшись опять один, Алексей Александрович понял, что он не в
силах более выдерживать роль твердости и спокойствия. Он велел отложить дожидавшуюся карету, никого не велел принимать и не вышел обедать.
Потом сорóка бултыхнула вместе с тележкою в яму, которою начинался узкий переулок, весь стремившийся вниз и запруженный грязью; долго работала она там всеми
силами и месила ногами, подстрекаемая и горбуном, и самим
барином, и наконец втащила их в небольшой дворик, стоявший на косогоре с двумя расцветшими яблонями пред стареньким домиком и садиком позади его, низеньким, маленьким, состоявшим только из рябины, бузины и скрывавшейся во глубине ее деревянной будочки, крытой драньем, с узеньким матовым окошечком.
— Ну, как же! «Не довольно ли света? Не пора ли вам,
господа, погасить костры культурных усадьб? Все — ясно! Все видят сокрушительную работу стихийных
сил жадности, зависти, ненависти, — работу
сил, разбуженных вами!»
«Идея человечества так же наивна, как идея божества. Пыльников — болван. Никто не убедит меня, что мир делится на рабов и
господ.
Господа рождаются в среде рабов. Рабы враждуют между собой так же, как и владыки. Миром двигают
силы ума, таланта».
Бывали минуты, когда эта роль, утомляя, вызывала в нем смутное сознание зависимости от
силы, враждебной ему, — минуты, когда он чувствовал себя слугою неизвестного
господина.
— Не надо сердиться,
господа! Народная поговорка «Долой самодержавие!» сегодня сдана в архив, а «Боже, царя храни», по
силе свободы слова, приобрело такое же право на бытие, как, например, «Во лузях»…
Гениальнейший художник, который так изумительно тонко чувствовал
силу зла, что казался творцом его, дьяволом, разоблачающим самого себя, — художник этот, в стране, где большинство
господ было такими же рабами, как их слуги, истерически кричал...
Задевши его
барина, задели за живое и Захара. Расшевелили и честолюбие и самолюбие: преданность проснулась и высказалась со всей
силой. Он готов был облить ядом желчи не только противника своего, но и его
барина, и родню
барина, который даже не знал, есть ли она, и знакомых. Тут он с удивительною точностью повторил все клеветы и злословия о
господах, почерпнутые им из прежних бесед с кучером.
А то, что называют волей — эту мнимую
силу, так она вовсе не в распоряжении
господина, „царя природы“, а подлежит каким-то посторонним законам и действует по ним, не спрашивая его согласия.
— Кто же вам сказал об отставке? Может быть, никогда этот
господин не был в такой
силе, — язвительно усмехнулась она; мне даже показалось, что она посмотрела и на меня насмешливо.
—
Господин Ламберт-с. Они Андрею Петровичу тоже изо всех
сил подтверждали, что вы останетесь, и Анну Андреевну в том удостоверили.
Заезжали Половодов, Виктор Васильич, доктор, — всем один ответ: «
Барин не приказали принимать…» Виктор Васильич попробовал было
силой ворваться в приваловскую половину, но дверь оказалась запертой, а Ипат вдобавок загородил ее, как медведь, своей спиной.
Бог не есть
сила в природном смысле, действующая в пространстве и времени, не есть
господин и правитель мира, не есть и самый мир или
сила, разлитая в мире.
Государство должно стать внутренней
силой русского народа, его собственной положительной мощью, его орудием, а не внешним над ним началом, не
господином его.
—
Господа, это Смердяков! — закричал он вдруг изо всей
силы, — это он убил, он ограбил! Только он один и знал, где спрятан у старика конверт… Это он, теперь ясно!
— О,
господа, да в цели-то и вся
сила! — воскликнул Митя. — Отделил по подлости, то есть по расчету, ибо расчет в этом случае и есть подлость… И целый месяц продолжалась эта подлость!
— Знаю, что наступит рай для меня, тотчас же и наступит, как объявлю. Четырнадцать лет был во аде. Пострадать хочу. Приму страдание и жить начну. Неправдой свет пройдешь, да назад не воротишься. Теперь не только ближнего моего, но и детей моих любить не смею. Господи, да ведь поймут же дети, может быть, чего стоило мне страдание мое, и не осудят меня!
Господь не в
силе, а в правде.
Он представил его человеком слабоумным, с зачатком некоторого смутного образования, сбитого с толку философскими идеями не под
силу его уму и испугавшегося иных современных учений о долге и обязанности, широко преподанных ему практически — бесшабашною жизнию покойного его
барина, а может быть и отца, Федора Павловича, а теоретически — разными странными философскими разговорами с старшим сыном
барина, Иваном Федоровичем, охотно позволявшим себе это развлечение — вероятно, от скуки или от потребности насмешки, не нашедшей лучшего приложения.
Вот в эту-то пору Григорий энергически и изо всех
сил стал за своего
барина и не только защищал его против всех этих наговоров, но вступал за него в брань и препирательства и многих переуверил.
— Экая я! — проговорила вдруг Лукерья с неожиданной
силой и, раскрыв широко глаза, постаралась смигнуть с них слезу. — Не стыдно ли? Чего я? Давно этого со мной не случалось… с самого того дня, как Поляков Вася у меня был прошлой весной. Пока он со мной сидел да разговаривал — ну, ничего; а как ушел он — поплакала я таки в одиночку! Откуда бралось!.. Да ведь у нашей сестры слезы некупленные.
Барин, — прибавила Лукерья, — чай, у вас платочек есть… Не побрезгуйте, утрите мне глаза.
Встарь бывала, как теперь в Турции, патриархальная, династическая любовь между помещиками и дворовыми. Нынче нет больше на Руси усердных слуг, преданных роду и племени своих
господ. И это понятно. Помещик не верит в свою власть, не думает, что он будет отвечать за своих людей на Страшном судилище Христовом, а пользуется ею из выгоды. Слуга не верит в свою подчиненность и выносит насилие не как кару божию, не как искус, — а просто оттого, что он беззащитен;
сила солому ломит.
Наконец-таки мы уложились, и коляска была готова;
господа сели завтракать, вдруг наш кухмист взошел в столовую такой бледный, да и докладывает: «Неприятель в Драгомиловскую заставу вступил», — так у нас у всех сердце и опустилось,
сила, мол, крестная с нами!
В половине декабря состоялось губернское собрание, которое на этот раз было особенно людно. Даже наш уезд, на что был ленив, и тот почти поголовно поднялся, не исключая и матушки, которая, несмотря на слабеющие
силы, отправилась в губернский город, чтобы хоть с хор послушать, как будут «судить» дворян. Она все еще надеялась, что
господа дворяне очнутся, что начальство прозреет и что «злодейство» пройдет мимо.
Словом сказать, смесь искреннего жаления об умирающем слуге с не менее искренним жалением о
господине, которого эта смерть застигала врасплох, в полной
силе проявилась тут, как проявлялась вообще во всей крепостной практике. Это было не лицемерие, не предательство, а естественное двоегласие, в котором два течения шли рядом, не производя никакого переполоха в человеческом сознании.
— Позвольте мне кончить,
господа… Дело не в названии, а в сущности дела. Так я говорю? Поднимаю бокал за того, кто открывает новые пути, кто срывает завесу с народных богатств, кто ведет нас вперед… Я сравнил бы наш банк с громадною паровою машиной, причем роль пара заменяет капитал, а вот этот пароход, на котором мы сейчас плывем, — это только один из приводов, который подчиняется главному двигателю… Гений заключается только в том, чтобы воспользоваться уже готовою
силой, а поэтому я предлагаю тост за…
— А непонятно мне — на что они? Ползают и ползают, черные.
Господь всякой тле свою задачу задал: мокрица показывает, что в доме сырость; клоп — значит, стены грязные; вошь нападает — нездоров будет человек, — всё понятно! А эти, — кто знает, какая в них
сила живет, на что они насылаются?
А давай-ко ты спросим
господа,
Все святые
силы небесные...
— Чего полно? Не удались дети-то, с коей стороны ни взгляни на них. Куда сок-сила наша пошла? Мы с тобой думали, — в лукошко кладем, а господь-от вложил в руки нам худое решето…
— Да, поди-ка, и сам-от
господь не всегда в
силе понять, где чья вина…
Буде власть шествует стезею, ей назначенной, то не возмутится от пустого звука клеветы, яко же
господь сил не тревожится хулением.
Один будет начальник самовластный, имея в руках
силу, другой будет слабый подданник и раб совершенный, веление
господа своего исполнять только могущий.
Не будучи в
силах кричать, она сопротивлялася всеми
силами зверскому намерению своего молодого
господина.
И действительно, увлекшись негодованием против мишурной образованности
господ, подобных Вихореву, сбивающих с толку простых русских людей, Островский не с достаточной
силой и ясностью выставил здесь те причины, вследствие которых русский человек может увлекаться подобными
господами.
Пусть будет фальшь мила
Европе старой,
Или Америке беззубо-молодой,
Собачьей старостью больной…
Но наша Русь крепка!
В ней много
силы, жара;
И правду любит Русь; и правду понимать
Дана ей
господом святая благодать;
И в ней одной теперь приют находит
Все то, что человека благородит!..
— Истинная правда! — ввязался в разговор один сидевший рядом и дурно одетый
господин, нечто вроде закорузлого в подьячестве чиновника, лет сорока, сильного сложения, с красным носом и угреватым лицом, — истинная правда-с, только все русские
силы даром к себе переводят!
— Вы не станете, конечно, отрицать, — начал Гаврила Ардалионович, — прямо обращаясь к слушавшему его изо всех
сил Бурдовскому, выкатившему на него от удивления глаза и, очевидно, бывшему в сильном смятении, — вы не станете, да и не захотите, конечно, отрицать серьезно, что вы родились ровно два года спустя после законного брака уважаемой матушки вашей с коллежским секретарем
господином Бурдовским, отцом вашим.
С виду подпоручик обещал брать «в деле» более ловкостью и изворотливостью, чем
силой, да и ростом был пониже кулачного
господина.
— И тоже тебе нечем похвалиться-то: взял бы и помог той же Татьяне. Баба из последних
сил выбилась, а ты свою гордость тешишь. Да что тут толковать с тобой!.. Эй, Прокопий, ступай к отцу Акакию и веди его сюда, да чтобы крест с собой захватил: разрешительную молитву надо сказать и отчитать проклятие-то. Будет
Господа гневить… Со своими грехами замаялись, не то что других проклинать.
Существо это кряхтит потому, что оно уже старо и что оно не в
силах нынче приподнять на дугу укладистый казанский тарантас с тою же молодецкою удалью, с которою оно поднимало его двадцать лет назад, увозя с своим
барином соседнюю барышню.
— Поберегите ваши слабые
силы для вашего слабого
барина, — проговорил он нежным голосом Груше.
— Справедливое слово, Михайло Поликарпыч, — дворовые — дармоеды! — продолжал он и там бунчать, выправляя свой нос и рот из-под подушки с явною целью, чтобы ему ловчее было храпеть, что и принялся он делать сейчас же и с замечательной
силой. Ванька между тем, потихоньку и, видимо, опасаясь разбудить Макара Григорьева, прибрал все платье
барина в чемодан, аккуратно постлал ему постель на диване и сам сел дожидаться его; когда же Павел возвратился, Ванька не утерпел и излил на него отчасти гнев свой.
Под шиханом лесообъездчиками была устроена на высоких козлах трапеция, и на ней «
господа» показывали свою ловкость: Прейн вертелся как клоун и поражал всех живостью и
силой своего сколоченного жилистого тела.
— Помилуйте,
господа, я-то тут при чем! — удивлялся Тетюев. — Я, конечно, сочувствую вам и готов помочь вам всеми
силами, потому что настоящий цезаризм касается и меня как представителя земства. Я должен внести свою лепту в общее дело, но ведь вы являетесь в качестве заводских служащих, как же я к вам пристану?
Ведь
барин являлся чем-то вроде стихийной
силы, которая слепо осыпает своими милостями и невзгодами;
барин служил олицетворением возможного на земле могущества.