Неточные совпадения
Слушая эти голоса, Левин насупившись
сидел на кресле в спальне
жены и упорно молчал на ее вопросы о том, что
с ним; но когда наконец она сама, робко улыбаясь, спросила: «Уж не что ли нибудь не понравилось тебе
с Весловским?» его прорвало, и он высказал всё; то, что он высказывал, оскорбляло его и потому еще больше его раздражало.
Когда Левин вошел наверх,
жена его
сидела у нового серебряного самовара за новым чайным прибором и, посадив у маленького столика старую Агафью Михайловну
с налитою ей чашкой чая, читала письмо Долли,
с которою они были в постоянной и частой переписке.
Алексей Александрович ничего особенного и неприличного не нашел в том, что
жена его
сидела с Вронским у особого стола и о чем-то оживленно разговаривала; но он заметил, что другим в гостиной это показалось чем-то особенным и неприличным, и потому это показалось неприличным и ему. Он решил, что нужно сказать об этом
жене.
Слушай внимательно: и дворник, и Кох, и Пестряков, и другой дворник, и
жена первого дворника, и мещанка, что о ту пору у ней в дворницкой
сидела, и надворный советник Крюков, который в эту самую минуту
с извозчика встал и в подворотню входил об руку
с дамою, — все, то есть восемь или десять свидетелей, единогласно показывают, что Николай придавил Дмитрия к земле, лежал на нем и его тузил, а тот ему в волосы вцепился и тоже тузил.
— Через тридцать лет Пращев
с женой, дочерью и женихом ее
сидели ночью в саду своем. Залаяла собака, бросилась в кусты. Пращев — за нею и видит: стоит в кустах Середа, отдавая ему честь. «Что, Середа, настал день смерти моей?» — «Так точно, ваше благородие!»
— Судостроитель, мокшаны строю, тихвинки и вообще всякую мелкую посуду речную. Очень прошу прощения:
жена поехала к родителям, как раз в Песочное, куда и нам завтра ехать. Она у меня — вторая, только весной женился.
С матерью поехала
с моей, со свекровью, значит. Один сын — на войну взят писарем, другой — тут помогает мне. Зять, учитель бывший,
сидел в винопольке — его тоже на войну, ну и дочь
с ним, сестрой, в Кресте Красном. Закрыли винопольку. А говорят — от нее казна полтора миллиарда дохода имела?
Сижу, чувствую, что покраснел, а он
с женою оба смотрят на меня счастливыми глазами и смеются, рады, как дети!
Жена,
с компрессом на лбу,
сидя у стола в своей комнате, писала.
Поехала
жена с Полей устраиваться на даче, я от скуки ушел в цирк, на борьбу, но борьбы не дождался, прихожу домой — в кабинете, вижу, огонь, за столом моим
сидит Полин кавалер и углубленно бумажки разбирает.
— Ваша
жена… черт… Если я
сидел и говорил теперь
с вами, то единственно
с целью разъяснить это гнусное дело, —
с прежним гневом и нисколько не понижая голоса продолжал барон. — Довольно! — вскричал он яростно, — вы не только исключены из круга порядочных людей, но вы — маньяк, настоящий помешанный маньяк, и так вас аттестовали! Вы снисхождения недостойны, и объявляю вам, что сегодня же насчет вас будут приняты меры и вас позовут в одно такое место, где вам сумеют возвратить рассудок… и вывезут из города!
В экипаже
сидит семейство: муж
с женой и дети.
Мы завтракали впятером: доктор
с женой, еще какие-то двое молодых людей, из которых одного звали капитаном, да еще англичанин, большой ростом, большой крикун, большой говорун, держит себя очень прямо, никогда не смотрит под ноги, в комнате всегда
сидит в шляпе.
Вот нас едет четыре экипажа, мы и
сидим теперь: я здесь, на Каменской станции, чиновник
с женой и инженер — на Жербинской, другой чиновник — где-то впереди, а едущий сзади купец
сидит, говорят, не на станции, а на дороге.
На козлах
сидел с лоснящимся лицом толстозадый,
с рядами пуговиц на спине, кучер, в коляске на заднем месте
сидели муж
с женой:
жена, худая и бледная, в светлой шляпке,
с ярким зонтиком, и муж в цилиндре и светлом щегольском пальто.
— Беспременно скажи про нас, — говорила ей старуха Меньшова, в то время как Маслова оправляла косынку перед зepкалом
с облезшей наполовину ртутью, — не мы зажгли, а он сам, злодей, и работник видел; он души не убьет. Ты скажи ему, чтобы он Митрия вызвал. Митрий всё ему выложит, как на ладонке; а то что ж это, заперли в зàмок, а мы и духом не слыхали, а он, злодей, царствует
с чужой
женой, в кабаке
сидит.
Вагон, в котором было место Нехлюдова, был до половины полон народом. Были тут прислуга, мастеровые, фабричные, мясники, евреи, приказчики, женщины,
жены рабочих, был солдат, были две барыни: одна молодая, другая пожилая
с браслетами на оголенной руке и строгого вида господин
с кокардой на черной фуражке. Все эти люди, уже успокоенные после размещения,
сидели смирно, кто щелкая семечки, кто куря папиросы, кто ведя оживленные разговоры
с соседями.
Тот, мужик, убил в минуту раздражения, и он разлучен
с женою,
с семьей,
с родными, закован в кандалы и
с бритой головой идет в каторгу, а этот
сидит в прекрасной комнате на гауптвахте, ест хороший обед, пьет хорошее вино, читает книги и нынче-завтра будет выпущен и будет жить попрежнему, только сделавшись особенно интересным.
Дмитрий Сергеич играет, Вера Павловна поет, Кирсанов
сидит и слушает; иногда Кирсанов играет, тогда Дмитрий Сергеич поет вместе
с женою.
Обед был большой. Мне пришлось
сидеть возле генерала Раевского, брата
жены Орлова. Раевский был тоже в опале
с 14 декабря; сын знаменитого Н. Н. Раевского, он мальчиком четырнадцати лет находился
с своим братом под Бородином возле отца; впоследствии он умер от ран на Кавказе. Я рассказал ему об Огареве и спросил, может ли и захочет ли Орлов что-нибудь сделать.
— Не беспокойтесь, у меня внизу сани, я
с вами поеду. «Дело скверное», — подумал я, и сердце сильно сжалось. Я взошел в спальню.
Жена моя
сидела с малюткой, который только что стал оправляться после долгой болезни.
— А не пойдешь, так
сиди в девках. Ты знаешь ли, старик-то что значит? Молодой-то пожил
с тобой — и пропал по гостям, да по клубам, да по цыганам. А старик дома
сидеть будет, не надышится на тебя! И наряды и уборы… всем на свете для молодой
жены пожертвовать готов!
Там двери уже отперты настежь, и на балконе
сидит жена Пустотелова, Филанида Протасьевна, в одной рубашке,
с накинутым на плечи старым драдедамовым платком и в стоптанных башмаках на босу ногу.
— Жалости подобно! Оно хоть и по закону, да не по совести! Посадят человека в заключение, отнимут его от семьи, от детей малых, и вместо того, чтобы работать ему, да, может, работой на ноги подняться, годами держат его зря за решеткой.
Сидел вот молодой человек — только что женился, а на другой день посадили. А дело-то
с подвохом было: усадил его богач-кредитор только для того, чтобы
жену отбить. Запутал, запутал должника, а
жену при себе содержать стал…
Жены их
сидели с матерью в столовой и вели свои специально дамские беседы.
— Да я не про то, что ты
с канпанией канпанился, — без этого мужчине нельзя. Вот у Харитины-то что ты столько времени делал? Муж в клубе, а у
жены чуть не всю ночь гость
сидит. Я уж раз
с пять Аграфену посылала узнавать про тебя. Ох, уж эта мне Харитина!..
Стабровский занимал громадную квартиру, которую отделал
с настоящею тяжелою роскошью. Это чувствовалось еще в передней, где гостей встречал настоящий швейцар, точно в думе или в клубе. Стабровский выбежал сам навстречу, расцеловал Устеньку и потащил ее представлять своей
жене, которая
сидела обыкновенно в своей спальне, укутанная пледом. Когда-то она была очень красива, а теперь больное лицо казалось старше своих лет. Она тоже приласкала гостью, понравившуюся ей своею детскою свежестью.
— Ну, милый зятек, как мы будем
с тобой разговаривать? — бормотал он, размахивая рукой. — Оно тово… да… Наградил господь меня зятьками, нечего сказать. Один в тюрьме
сидит, от другого
жена убежала, третий… Настоящий альбом! Истинно благословил господь за родительские молитвы.
В первые же дни по приезде мать подружилась
с веселой постоялкой,
женой военного, и почти каждый вечер уходила в переднюю половину дома, где бывали и люди от Бетленга — красивые барыни, офицера. Дедушке это не нравилось, не однажды,
сидя в кухне, за ужином, он грозил ложкой и ворчал...
— Нельзя тебе знать! — ответила она угрюмо, но все-таки рассказала кратко: был у этой женщины муж, чиновник Воронов, захотелось ему получить другой, высокий чин, он и продал
жену начальнику своему, а тот ее увез куда-то, и два года она дома не жила. А когда воротилась — дети ее, мальчик и девочка, померли уже, муж — проиграл казенные деньги и
сидел в тюрьме. И вот
с горя женщина начала пить, гулять, буянить. Каждый праздник к вечеру ее забирает полиция…
Бывает и так, что, кроме хозяина, застаешь в избе еще целую толпу жильцов и работников; на пороге
сидит жилец-каторжный
с ремешком на волосах и шьет чирки; пахнет кожей и сапожным варом; в сенях на лохмотьях лежат его дети, и тут же в темном я тесном углу его
жена, пришедшая за ним добровольно, делает на маленьком столике вареники
с голубикой; это недавно прибывшая из России семья.
По его рассказу,
жена у него была красавица и он очень любил ее, но как-то раз, повздорив
с ней, он поклялся перед образом, что убьет ее, и
с этого времени до самого убийства какая-то невидимая сила не переставала шептать ему на ухо: «Убей, убей!» До суда он
сидел в больнице св.
Найдите себе
жену богатую да такую, чтоб любила вас так, как я; живите
с ней в радости, а я, девушка простая, доживу, как-нибудь, скоротаю свой век, в четырех стенах
сидя, проклинаючи свою жизнь».
— И вот, видишь, до чего ты теперь дошел! — подхватила генеральша. — Значит, все-таки не пропил своих благородных чувств, когда так подействовало! А
жену измучил. Чем бы детей руководить, а ты в долговом
сидишь. Ступай, батюшка, отсюда, зайди куда-нибудь, встань за дверь в уголок и поплачь, вспомни свою прежнюю невинность, авось бог простит. Поди-ка, поди, я тебе серьезно говорю. Ничего нет лучше для исправления, как прежнее
с раскаянием вспомнить.
Розанов даже до сцены
с собою не допустил Ольгу Александровну. Ровно и тепло сдержал он радостные восторги встретившей его прислуги; спокойно повидался
с женою, которая
сидела за чаем и находилась в тонах; ответил спокойным поклоном на холодный поклон сидевшей здесь Рогнеды Романовны и, осведомясь у девушки о здоровье ребенка, прошел в свою комнату.
Я охотно и часто ходил бы к нему послушать его рассказов о Москве, сопровождаемых всегда потчеваньем его дочки и
жены, которую обыкновенно звали «Сергеевна»; но старик не хотел
сидеть при мне, и это обстоятельство, в соединении
с потчеваньем, не нравившимся моей матери, заставило меня редко посещать Пантелея Григорьича.
Усталая, она замолчала, оглянулась. В грудь ей спокойно легла уверенность, что ее слова не пропадут бесполезно. Мужики смотрели на нее, ожидая еще чего-то. Петр сложил руки на груди, прищурил глаза, и на пестром лице его дрожала улыбка. Степан, облокотясь одной рукой на стол, весь подался вперед, вытянул шею и как бы все еще слушал. Тень лежала на лице его, и от этого оно казалось более законченным. Его
жена,
сидя рядом
с матерью, согнулась, положив локти на колена, и смотрела под ноги себе.
Кутил я таким родом
с месяц — больше; только и трезв был, покуда утром на службе
сидишь.
Жена, известно, убиваться стала; пошли тут покоры да попреки.
Жена его, молоденькая и краснощекая дама,
сидела тоже
с работою, но губернаторша не обращала на нее никакого внимания; зато очень умильно взглядывал на нее сам губернатор — замечательно еще бодрый старик, в сюртуке нараспашку,
с болтающимися густыми эполетами и вообще в такой мере благообразный, что когда он стоял в соборе за обедней в белых штанах и ботфортах, то многие из очень милых дам заверяли, что в него решительно можно еще влюбиться.
Несмотря на те слова и выражения, которые я нарочно отметил курсивом, и на весь тон письма, по которым высокомерный читатель верно составил себе истинное и невыгодное понятие, в отношении порядочности, о самом штабс-капитане Михайлове, на стоптанных сапогах, о товарище его, который пишет рисурс и имеет такие странные понятия о географии, о бледном друге на эсе (может быть, даже и не без основания вообразив себе эту Наташу
с грязными ногтями), и вообще о всем этом праздном грязненьком провинциальном презренном для него круге, штабс-капитан Михайлов
с невыразимо грустным наслаждением вспомнил о своем губернском бледном друге и как он
сиживал, бывало,
с ним по вечерам в беседке и говорил о чувстве, вспомнил о добром товарище-улане, как он сердился и ремизился, когда они, бывало, в кабинете составляли пульку по копейке, как
жена смеялась над ним, — вспомнил о дружбе к себе этих людей (может быть, ему казалось, что было что-то больше со стороны бледного друга): все эти лица
с своей обстановкой мелькнули в его воображении в удивительно-сладком, отрадно-розовом цвете, и он, улыбаясь своим воспоминаниям, дотронулся рукою до кармана, в котором лежало это милое для него письмо.
Старик представил меня
жене, пожилой, но еще красивой южной донской красотой. Она очень обрадовалась поклону от дочери. За столом
сидели четыре дочки лет от четырнадцати и ниже. Сыновей не было — старший был на службе, а младший, реалист, — в гостях. Выпили водочки — старик любил выпить, а после борща, «красненьких» и «синеньких», как хозяйка нежно называла по-донскому помидоры, фаршированные рисом, и баклажаны
с мясом, появилась на стол и бутылочка цимлянского.
Сам преступник
сидел, понурив голову, и, только по временам поворачивая ее назад, взглядывал на
жену; на тех же дрогах
сидел, спустив
с них ноги, палач в плисовых новых штанах, в красной рубахе и в легонькой, как бы кучерской поддевке.
— А
жена его тут же
с ним
сидит?
В продолжение всего остального дня супруги не видались больше. Тулузов тотчас же после объяснения
с женой уехал куда-то и возвратился домой очень поздно. Екатерина же Петровна в семь часов отправилась в театр, где давали «Гамлета» и где она опять встретилась
с Сусанной Николаевной и
с Лябьевой, в ложе которых
сидел на этот раз и молодой Углаков, не совсем еще, кажется, поправившийся после болезни.
— А на што? Бабу я и так завсегда добуду, это, слава богу, просто… Женатому надо на месте жить, крестьянствовать, а у меня — земля плохая, да и мало ее, да и ту дядя отобрал. Воротился брательник из солдат, давай
с дядей спорить, судиться, да — колом его по голове. Кровь пролил. Его за это — в острог на полтора года, а из острога — одна дорога, — опять в острог. А
жена его утешная молодуха была… да что говорить! Женился — значит,
сиди около своей конуры хозяином, а солдат — не хозяин своей жизни.
Семья Хаджи-Мурата вскоре после того, как он вышел к русским, была привезена в аул Ведено и содержалась там под стражею, ожидая решения Шамиля. Женщины — старуха Патимат и две
жены Хаджи-Мурата — и их пятеро малых детей жили под караулом в сакле сотенного Ибрагима Рашида, сын же Хаджи-Мурата, восемнадцатилетний юноша Юсуф,
сидел в темнице, то есть в глубокой, более сажени, яме, вместе
с четырьмя преступниками, ожидавшими, так же как и он, решения своей участи.
Живет какой-нибудь судья, прокурор, правитель и знает, что по его приговору или решению
сидят сейчас сотни, тысячи оторванных от семей несчастных в одиночных тюрьмах, на каторгах, сходя
с ума и убивая себя стеклом, голодом, знает, что у этих тысяч людей есть еще тысячи матерей,
жен, детей, страдающих разлукой, лишенных свиданья, опозоренных, тщетно вымаливающих прощенья или хоть облегченья судьбы отцов, сыновей, мужей, братьев, и судья и правитель этот так загрубел в своем лицемерии, что он сам и ему подобные и их
жены и домочадцы вполне уверены, что он при этом может быть очень добрый и чувствительный человек.
Молодая женщина, улыбаясь, набивала ему трубку, ее муж
сидел на креслах и поглядывал
с безмятежным спокойствием и любовью то на
жену, то на старика.
Да и как было не жалеть этих старых друзей,
с которыми было связано столько дорогих воспоминаний: вон на этом стуле, который волокет теперь по улице какая-то шустрая бабенка в кумачном платке, батюшка-покойник любил
сидеть, а вот те две чашки, которые достались
жене плотинного, были подарены покойным кумом…
— Ты обогни избу да пройди в те передние ворота, — примолвил он, — а я пока здесь обожду. Виду, смотри, не показывай, что здесь была, коли по случаю
с кем-нибудь из робят встренешься… Того и смотри прочуяли; на слуху того и смотри
сидят, собаки!.. Ступай! Э-хе-хе, — промолвил старый рыбак, когда скрип калитки возвестил, что
жена была уже на дворе. — Эх! Не все, видно, лещи да окуни, бывает так ину пору, что и песку
с реки отведаешь!.. Жаль Гришку, добре жаль; озорлив был, плутоват, да больно ловок зато!
При всем том подлежит сильному сомнению, чтобы кто-нибудь из окрестных рыбарей, начиная от Серпухова и кончая Коломной, оставался на берегу. Привыкшие к бурям и невзгодам всякого рода, они, верно, предпочитали теперь отдых на лавках или
сидели вместе
с женами, детьми и батраками вокруг стола, перед чашкой
с горячей ушицей. Нужны были самые крайние побудительные причины: лодка, оторванная от причала и унесенная в реку, верши, сброшенные в воду ветром, чтобы заставить кого-нибудь выйти из дому.