Неточные совпадения
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая.
Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она
сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
Привыкнув наблюдать за взрослыми, Клим видел, что
среди них началось что-то непонятное, тревожное, как будто все они садятся не на те стулья, на которых привыкли
сидеть.
Через час утомленный Самгин
сидел в кресле и курил, прихлебывая вино.
Среди глупостей, которые наговорила ему Дуняша за этот час, в памяти Самгина осталась только одна...
За столом
среди комнаты
сидел рыхлый, расплывшийся старик в дымчатых очках и, почесывая под мышкой у себя, как бы вытаскивая медленные слова из бокового кармана, говорил, всхрапывая...
Окна были забиты досками, двор завален множеством полуразбитых бочек и корзин для пустых бутылок, засыпан осколками бутылочного стекла.
Среди двора
сидела собака, выкусывая из хвоста репейник. И старичок с рисунка из надоевшей Климу «Сказки о рыбаке и рыбке» — такой же лохматый старичок, как собака, —
сидя на ступенях крыльца, жевал хлеб с зеленым луком.
В августе, хмурым вечером, возвратясь с дачи, Клим застал у себя Макарова; он
сидел среди комнаты на стуле, согнувшись, опираясь локтями о колени, запустив пальцы в растрепанные волосы; у ног его лежала измятая, выгоревшая на солнце фуражка. Клим отворил дверь тихо, Макаров не пошевелился.
Самгин молча отстранил его. На подоконнике
сидел, покуривая, большой человек в полумаске, с широкой, фальшивой бородой; на нем костюм средневекового цехового мастера, кожаный передник; это делало его очень заметным
среди пестрых фигур. Когда кончили танцевать и китаец бережно усадил Варвару на стул, человек этот нагнулся к ней и, придерживая бороду, сказал...
Стоя
среди комнаты, он курил, смотрел под ноги себе, в розоватое пятно света, и вдруг вспомнил восточную притчу о человеке, который,
сидя под солнцем на скрещении двух дорог, горько плакал, а когда прохожий спросил: о чем он льет слезы? — ответил: «От меня скрылась моя тень, а только она знала, куда мне идти».
С этого момента Самгину стало казаться, что у всех запасных открытые рты и лица людей, которые задыхаются. От ветра, пыли, бабьего воя, пьяных песен и непрерывной, бессмысленной ругани кружилась голова. Он вошел на паперть церкви; на ступенях торчали какие-то однообразно-спокойные люди и
среди них старичок с медалью на шее, тот, который
сидел в купе вместе с Климом.
Так, с поднятыми руками, она и проплыла в кухню. Самгин, испуганный ее шипением, оскорбленный тем, что она заговорила с ним на ты, постоял минуту и пошел за нею в кухню. Она, особенно огромная в сумраке рассвета,
сидела среди кухни на стуле, упираясь в колени, и по бурому, тугому лицу ее текли маленькие слезы.
«Может быть, и я в старости буду так же забыто
сидеть среди людей, чужих мне…»
Вечером он
сидел на песчаном холме у опушки сосновой рощи, прослоенной березами; в сотне шагов пред глазами его ласково струилась река, разноцветная в лучах солнца, горела парчовая крыша мельницы, спрятанной
среди уродливых ветел, поля за рекою весело ощетинились хлебами.
Их деды — попы, мелкие торговцы, трактирщики, подрядчики, вообще — городское мещанство, но их отцы ходили в народ, судились по делу 193-х, сотнями
сидели в тюрьмах, ссылались в Сибирь, их детей мы можем отметить
среди эсеров, меньшевиков, но, разумеется, гораздо больше
среди интеллигенции служилой, то есть так или иначе укрепляющей структуру государства, все еще самодержавного, которое в будущем году намерено праздновать трехсотлетие своего бытия.
Сердито, звонким голоском Морозов посоветовал ему сначала привести себя в порядок, постричься, помыться. Через минуту Гапон
сидел на стуле
среди комнаты, а человек с лицом старика начал стричь его. Но, видимо, ножницы оказались тупыми или человек этот — неловким парикмахером, — Гапон жалобно вскрикнул...
И вот, безболезненно порвав связь с женщиной, закончив полосу жизни, чувствуя себя свободным, настроенный лирически мягко, он — который раз? —
сидит в вагоне второго класса
среди давно знакомых, обыкновенных людей, но сегодня в них чувствуется что-то новое и они возбуждают не совсем обыкновенные мысли.
Когда Самгин протер запотевшие очки, он увидел в классной,
среди беспорядочно сдвинутых парт, множество людей, они
сидели и стояли на партах, на полу,
сидели на подоконниках, несколько десятков голосов кричало одновременно, и все голоса покрывала истерическая речь лысоватого человека с лицом обезьяны.
Эта странная губа придавала плюшевому лицу капризное выражение — с такой обиженной губой
сидят среди взрослых дети, уверенные в том, что они наказаны несправедливо.
По чугунной лестнице, содрогавшейся от работы типографских машин в нижнем этаже, Самгин вошел в большую комнату;
среди ее, за длинным столом, покрытым клеенкой, закапанной чернилами,
сидел Иван Дронов и, посвистывая, списывал что-то из записной книжки на узкую полосу бумаги.
И старческое бессилие пропадало, она шла опять. Проходила до вечера, просидела ночь у себя в кресле, томясь страшной дремотой с бредом и стоном, потом просыпалась, жалея, что проснулась, встала с зарей и шла опять с обрыва, к беседке, долго
сидела там на развалившемся пороге, положив голову на голые доски пола, потом уходила в поля, терялась
среди кустов у Приволжья.
Среди этого увидишь старого китайца, с седой косой, голого, но в очках; он
сидит и торгует.
Во многих хижинах я видел висящие мундиры, а иногда и сам смуглый воин из тагалов, вроде Отелло,
сидел тут же
среди семейства.
Только свинья так же неопрятна, как и у нас, и так же неистово чешет бок об угол, как будто хочет своротить весь дом, да кошка,
сидя в палисаднике,
среди мирт, преусердно лижет лапу и потом мажет ею себе голову. Мы прошли мимо домов, садов, по песчаной дороге, миновали крепость и вышли налево за город.
Судя по голым, палимым зноем гребцам, из которых вон трое завернулись,
сидя на лодке, в одно какое-то пестрое одеяло, от солнца, нельзя думать, чтоб народ очень улыбался
среди этих холмов.
Войдя в кабинет, Нехлюдов очутился перед среднего роста коренастым, коротко остриженным человеком в сюртуке, который
сидел в кресле у большого письменного стола и весело смотрел перед собой. Особенно заметное своим красным румянцем
среди белых усов и бороды добродушное лицо сложилось в ласковую улыбку при виде Нехлюдова.
Зося металась в страшном бреду и никого не узнавала; доктор
сидел у ее изголовья и по секундам отсчитывал ход болезни, как капитан, который ведет свой корабль
среди бушующего моря.
После зимы, проведенной в Дялиже,
среди больных и мужиков,
сидеть в гостиной, смотреть на это молодое, изящное и, вероятно, чистое существо и слушать эти шумные, надоедливые, но все же культурные звуки, — было так приятно, так ново…
Он повиновался молча. Вошел в свою комнату, сел опять за свой письменный стол, у которого
сидел такой спокойный, такой довольный за четверть часа перед тем, взял опять перо… «В такие-то минуты и надобно уметь владеть собою; у меня есть воля, — и все пройдет… пройдет»… А перо, без его ведома, писало
среди какой-то статьи: «перенесет ли? — ужасно, — счастье погибло»…
И много таких мстителей было
среди богатого московского купечества, чему доказательством служило существование долгового отделения, в котором
сидело почти постоянно около тридцати человек.
Банщик уж второй раз намылил мне голову и усиленно выскребал сажу из бороды и волос — тогда они у меня еще были густы. Я
сидел с закрытыми глазами и блаженствовал. Вдруг
среди гула, плеска воды, шлепанья по голому телу я слышу громкий окрик...
Старик Луковников, как самый почетный гость,
сидел рядом с Михеем Зотычем, казавшимся каким-то грязным пятном
среди окружавшей его роскоши, — он ни за что не согласился переменить свою изгребную синюю рубаху и дорожную сермяжку.
Саша Яковов,
сидя на стуле
среди кухни, тер кулаками глаза и не своим голосом, точно старенький нищий, тянул...
Переезжали на двух телегах, и ту, на которой
сидел я,
среди разного скарба, страшно трясло, как будто затем, чтобы сбросить меня долой.
—
Сидит господь на холме,
среди луга райского, на престоле синя камня яхонта, под серебряными липами, а те липы цветут весь год кругом; нет в раю ни зимы, ни осени, и цветы николи не вянут, так и цветут неустанно, в радость угодникам божьим.
Среди ссыльных много плотников, столяров, портных и проч., но большинство их
сидит без дела или занимается хлебопашеством.
Последние ряды городских зданий кончились здесь, и широкая трактовая дорога входила в город
среди заборов и пустырей. У самого выхода в поле благочестивые руки воздвигли когда-то каменный столб с иконой и фонарем, который, впрочем, скрипел только вверху от ветра, но никогда не зажигался. У самого подножия этого столба расположились кучкой слепые нищие, оттертые своими зрячими конкурентами с более выгодных мест. Они
сидели с деревянными чашками в руках, и по временам кто-нибудь затягивал жалобную песню...
Здоровье мое несколько лучше, хотя все еще я
сижу дома. Это продолжительное домовничество, кажется, большие волнует других, нежели меня самого. Я не скучаю, и время незаметно проходит
среди занятий и добрых друзей, которые меня навещают с уверенностию всегда застать хозяина.
Сидели мы с Пушкиным однажды вечером в библиотеке у открытого окна. Народ выходил из церкви от всенощной; в толпе я заметил старушку, которая о чем-то горячо с жестами рассуждала с молодой девушкой, очень хорошенькой.
Среди болтовни я говорю Пушкину, что любопытно бы знать, о чем так горячатся они, о чем так спорят, идя от молитвы? Он почти не обратил внимания на мои слова, всмотрелся, однако, в указанную мною чету и на другой день встретил меня стихами...
— Врожденных вкусов нет, как и способностей. Иначе бы таланты зарождались только
среди изысканного высокообразованного общества, а художники рождались бы только от художников, а певцы от певцов, а этого мы не видим. Впрочем, я не буду спорить. Ну, не цветочница, так что-нибудь другое. Я, например, недавно видал на улице, в магазинной витрине
сидит барышня и перед нею какая-то машинка ножная.
Но все это я помню как сквозь сон, как в тумане, и милый образ бедной девочки мелькал передо мной
среди забытья, как виденье, как картинка; она подносила мне пить, оправляла меня на постели или
сидела передо мной, грустная, испуганная, и приглаживала своими пальчиками мои волосы.
Здесь, в этой низине, несмотря на все довольство, он все-таки — пес, а настоящий баринвсе-таки тот, который
сидит там,наверху воплинской кручи, в недостроенном доме,
среди признаков геологического переворота.
— Я
сидел тут, писал и — как-то окис, заплесневел на книжках и цифрах. Почти год такой жизни — это уродство. Я ведь привык быть
среди рабочего народа, и, когда отрываюсь от него, мне делается неловко, — знаете, натягиваюсь я, напрягаюсь для этой жизни. А теперь снова могу жить свободно, буду с ними видеться, заниматься. Вы понимаете — буду у колыбели новорожденных мыслей, пред лицом юной, творческой энергии. Это удивительно просто, красиво и страшно возбуждает, — делаешься молодым и твердым, живешь богато!
Хохол, высокий и сухой, покачиваясь на ногах, стоял
среди комнаты и смотрел на Николая сверху вниз, сунув руки в карманы, а Николай крепко
сидел на стуле, окруженный облаками дыма, и на его сером лице выступили красные пятна.
Но все-таки оба они продолжали говорить шепотом, и в этих тихих, отрывистых словах,
среди тяжелого, густого мрака, было много боязливого, смущенного и тайно крадущегося. Они
сидели, почти касаясь друг друга. У Ромашова глухими толчками шумела в ушах кровь.
Я взял у Страстного лихача, надел ему на шляпу красный кучерский билет, выданный корреспондентам для проезда всюду, и через несколько минут, лавируя
среди стремительных толп, был на скачках и
сидел на балконе членского павильона, любуясь полем, шоссе и бульваром: все кишело народом.
В «Русских ведомостях» изредка появлялись мои рассказы. Между прочим, «Номер седьмой», рассказ об узнике в крепости на острове
среди озер. Под заглавием я написал: «Посвящаю Г.А. Лопатину», что, конечно, прочли в редакции, но вычеркнули. Я посвятил его в память наших юных встреч Герману Лопатину, который тогда
сидел в Шлиссельбурге, и даже моего узника звали в рассказе Германом. Там была напечатана даже песня «Слушай, Герман, друг прекрасный…»
Один седой бурбон капитан
сидел,
сидел, всё молчал, ни слова не говорил, вдруг становится
среди комнаты и, знаете, громко так, как бы сам с собой: «Если бога нет, то какой же я после того капитан?» Взял фуражку, развел руки и вышел.
Большая волосатая голова с плоским лицом, на котором природа резко, но без малейшего признака тщательности вырубила полагающиеся по штату выпуклости и углубления, плотно
сидела на короткой шее,
среди широких плеч.
«Вот, — подумала юна, — где-то в одиночестве, на пустынном мысе,
среди ночи и бури,
сидит человек и следит внимательно за этими вспышками огня, и, может быть, вот сейчас, когда я думаю о нем, может быть, и он мечтает о сердце, которое в это мгновение за много верст на невидимом пароходе думает о нем с благодарностью».
— Да вот что, хозяин: беда случилась, хуже смерти пришлось; схватили окаянные опричники господина моего, повезли к Слободе с великою крепостью,
сидит он теперь, должно быть, в тюрьме, горем крутит, горе мыкает; а за что
сидит, одному богу ведомо; не сотворил никакого дурна ни перед царем, ни перед господом; постоял лишь за правду, за боярина Морозова да за боярыню его, когда они лукавством своим,
среди веселья, на дом напали и дотла разорили.
О чем думали удальцы разудалые,
сидя на поляне,
среди леса дремучего?