Неточные совпадения
Он
сидел в расстегнутом
над белым жилетом сюртуке, облокотившись обеими руками на стол и, ожидая заказанного бифстека, смотрел в
книгу французского романа, лежавшую на тарелке.
А Миша постепенно вызывал чувство неприязни к нему. Молчаливый, скромный юноша не давал явных поводов для неприязни, он быстро и аккуратно убирал комнаты, стирал пыль не хуже опытной и чистоплотной горничной, переписывал бумаги почти без ошибок, бегал в суд, в магазины, на почту, на вопросы отвечал с предельной точностью. В свободные минуты
сидел в прихожей на стуле у окна, сгибаясь
над книгой.
Я
сидел здесь на стуле один и критиковал вашу комнату, и вас, и каждую
книгу вашу, и хозяйку вашу, старался унизить вас и смеяться
над вами…
К объяснению всего этого ходило, конечно, по губернии несколько темных и неопределенных слухов, вроде того, например, как чересчур уж хозяйственные в свою пользу распоряжения по одному огромному имению, находившемуся у князя под опекой; участие в постройке дома на дворянские суммы, который потом развалился; участие будто бы в Петербурге в одной торговой компании, в которой князь был распорядителем и в которой потом все участники потеряли безвозвратно свои капиталы; отношения князя к одному очень важному и значительному лицу, его прежнему благодетелю, который любил его, как родного сына, а потом вдруг удалил от себя и даже запретил называть при себе его имя, и, наконец, очень тесная дружба с домом генеральши, и ту как-то различно понимали: кто обращал особенное внимание на то, что для самой старухи каждое слово князя было законом, и что она, дрожавшая
над каждой копейкой, ничего для него не жалела и, как известно по маклерским
книгам, лет пять назад дала ему под вексель двадцать тысяч серебром, а другие говорили, что m-lle Полина дружнее с князем, чем мать, и что, когда он приезжал, они, отправив старуху спать, по нескольку часов
сидят вдвоем, затворившись в кабинете — и так далее…
Но, по некоторому гражданскому кокетству, он не только не молодился, но как бы и щеголял солидностию лет своих, и в костюме своем, высокий, сухощавый, с волосами до плеч, походил как бы на патриарха или, еще вернее, на портрет поэта Кукольника, литографированный в тридцатых годах при каком-то издании, особенно когда
сидел летом в саду, на лавке, под кустом расцветшей сирени, опершись обеими руками на трость, с раскрытою
книгой подле и поэтически задумавшись
над закатом солнца.
Прошло дня четыре. Морозов
сидел в брусяной избе за дубовым столом. На столе лежала разогнутая
книга, оболоченная червчатым бархатом, с серебряными застежками и жуками. Но боярин думал не о чтении. Глаза его скользили
над пестрыми заголовками и узорными травами страницы, а воображение бродило от жениной светлицы к садовой ограде.
Не поверил я, что закройщица знает, как смеются
над нею, и тотчас решил сказать ей об этом. Выследив, когда ее кухарка пошла в погреб, я вбежал по черной лестнице в квартиру маленькой женщины, сунулся в кухню — там было пусто, вошел в комнаты — закройщица
сидела у стола, в одной руке у нее тяжелая золоченая чашка, в другой — раскрытая
книга; она испугалась, прижала
книгу к груди и стала негромко кричать...
У Ежова на диване
сидел лохматый человек в блузе, в серых штанах. Лицо у него было темное, точно копченое, глаза неподвижные и сердитые,
над толстыми губами торчали щетинистые солдатские усы.
Сидел он на диване с ногами, обняв их большущими ручищами и положив на колени подбородок. Ежов уселся боком в кресле, перекинув ноги через его ручку. Среди
книг и бумаг на столе стояла бутылка водки, в комнате пахло соленой рыбой.
С половины реки серая фигура обозначилась яснее: теперь и близорукому было видно, что это
сидел человек, а на коленях его лежала
книга, которую он читал с таким вниманием, что не слыхал, как поднявшаяся при приближении дощаника цапля пролетела почти
над самою его головою.
За столом в кабинете, низко нагнувшись
над книгой или препаратом,
сидит мой прозектор Петр Игнатьевич, трудолюбивый, скромный, но бесталанный человек, лет тридцати пяти, уже плешивый и с большим животом.
Теперь он
сидел тихо, как человек, одержавший победу
над внутренним врагом своим и довольный своею силою. Перед ним лежала большая
книга, развернутая на странице, на которой широкою красною чертою была подчеркнута строка: «Иневосхоте обличити ю, новосхоте тай пустите ю».
Я вошел к нему, когда он
сидел, согнувшись
над своим, заваленным
книгами, рукописями и вырезками из газет, письменным столом.
Каркунов (садясь на стул). Чем мне не житье, кум, а? Какого еще житья надо? Приказчики ночи не спят,
над книгами сидят; а не пьянствуют ведь, не безобразничают.
Осенью
над городом неделями стоят серые тучи, поливая крыши домов обильным дождем, бурные ручьи размывают дороги, вода реки становится рыжей и сердитой; городок замирает, люди выходят на улицы только по крайней нужде и,
сидя дома, покорно ждут первого снега, играют в козла, дурачки, в свои козыри, слушают чтение пролога, минеи, а кое-где — и гражданских
книг.
В горенке была только койка, на которой она
сидела,
над ней полочка с
книгами.
Матвей зажег свечу и стал читать
книгу, взятую им у станционного жандарма. Пока он
сидел над ней, моление кончилось и все легли спать. Дашутка тоже легла. Она захрапела тотчас же, но скоро проснулась и сказала, зевая...
Ответы мои, видимо, удовлетворяют его; заметно у Авдея спешное стремление всё округлить, завершить и прочно поставить в душе. Мне это не очень нравится в нём. Вот тёзка мой, Досекин, он любит развёртывать каждый вопрос, словно кочан капусты, всегда добиваясь до стержня. А Ваня Малышев — паренёк из старой раскольничьей семьи, дядя у него известный в крае начётчик, грамоте Иван учился по-церковному, прочитал бесконечно много
книг славянской печати, а теперь
сидит над библией, ставя её выше гражданских
книг.
Все, бывало,
над книгами сидит, все
над книгами…
Наконец, студент пожелал учителю спокойной ночи и удалился в его спальню, а тот меж тем долго и долго еще
сидел над своей
книгой; только читалось ему нынче что-то плохо и больно уж рассеянно, хотя он всеми силами напрягал себя, чтобы посторонней
книгой отвлечь от завтрашнего дня свои не совсем-то веселые мысли.
Всегда сумрачная, угрюмая, задумчивая, редко выходила она из своей спальни, разве только к обеду да к чаю; день-деньской
сидела она
над книгами.
Заберется, бывало, Гаранька на чердак и зимним временем, плотно прижавшись к чуть теплой трубе,
сидит по нескольку часов
над каким-нибудь «Цветником» либо «Прологом», а по воскресеньям и понедельникам уходил в не совсем еще остывшую после субботней топки баню и там до поздних сумерек просиживал
над книгой.
От зари до зари, бывало,
сидит над какими-то еретическими, видно,
книгами, путного слова тогда от нее, бывало, не добьешься.
Сергей
сидел в своей комнате, склонясь
над книгой. Лампа освещала красивое лицо. Токарев смотрел из темноты.
— Сергей Васильевич,
сидите вы здесь все
над книгами. А посмотрите, какая ночь чудесная — тихая, теплая… Пойдемте пройдемся.
Жил у князя на хлебах из мелкопоместного шляхетства Кондратий Сергеич Белоусов. Деревню у него сосед оттягал, он и пошел на княжие харчи. Человек немолодой, совсем богом убитый: еле душа в нем держалась, кроткий был и смиренный, вина капли в рот не бирал, во Святом Писании силу знал, все, бывало,
над божественными
книгами сидит и ни единой службы господней не пропустит, прежде попа в церковь придет, после всех выйдет. И велела ему княгиня Марфа Петровна при себе быть, сама читать не могла, его заставляла.
Граф Свянторжецкий твердой походкой поднялся на крыльцо избушки и взялся за железную скобу двери. Последняя легко отворилась, и граф вошел в первую горницу, обстановку которой мы уже ранее описали. За большим столом, заваленным рукописями,
сидел над развернутой толстой
книгой патер Вацлав. Он не торопясь поднял голову.
Яков Потапович
сидел над латинской
книгой, но ему не читалось. Появление этих «новых людей» в княжеском доме, казалось ему, должно быть непременно началом какого-нибудь несчастия. Он гнал от себя эти мысли, а они упорнее и упорнее лезли ему в голову. Сон, виденный им месяц тому назад, приходил ему почему-то на память.
Княжна Людмила не отвечала ничего. Она
сидела на кресле, стоявшем сбоку письменного стола, у которого
над раскрытой приходо-расходной
книгой помещалась ее мать, и, быть может, даже не слыхала этой мысли вслух, так как молодая девушка была далеко от той комнаты, в которой она
сидела. Ее думы, одинаково с думами ее матери, витали по дороге к Луговому, по той дороге, где, быть может, идет за гробом своей матери молодой князь Луговой.
Она уходила из дома когда он
сидел в редакции
над своими отметками или рылся в
книгах в Публичной библиотеке, но каждый раз упорно отрицала его обвинения.
Она
сидела, грациозно склонившись
над книгой. Ее прекрасно сложенную фигуру облегало платье из легкой светло-голубой летней материи, миниатюрные ножки выглядывали из-под него, полуопущенные глаза оттенялись длинными темными ресницами. Серьезное выражение прелестного личика дышало наивностью и свежестью.
Это была последняя запись между теми, которые Савелий прочитал,
сидя над своею синею
книгою; затем была чистая страница, которая манила его руку «занотовать» еще одну «нотаточку», но протоиерей не решался авторствовать. Чтение синей
книги, очевидно, еще более растрепало и разбило старика, и он, сложив на раскрытых листах календаря свои руки, тихо приник к ним лбом и завел веки.