Неточные совпадения
Прогулку сделали они недалекую: именно, перешли только на другую сторону улицы, к дому, бывшему насупротив гостиницы, и вошли
в низенькую стеклянную закоптившуюся дверь, приводившую почти
в подвал, где уже
сидело за деревянными столами много всяких: и бривших и не бривших бороды, и
в нагольных тулупах и просто
в рубахе, а кое-кто и во фризовой шинели.
— Друг мой, миленький мой, как я рада, что опять с тобою, хоть на минуточку! Знаешь, сколько мне осталось
сидеть в этом
подвале? Твои дела когда кончатся? к 10-му июля кончатся?
В глубоком
подвале у пана Данила, за тремя замками,
сидит колдун, закованный
в железные цепи; а подале над Днепром горит бесовский его замок, и алые, как кровь, волны хлебещут и толпятся вокруг старинных стен.
Не за колдовство и не за богопротивные дела
сидит в глубоком
подвале колдун: им судия Бог;
сидит он за тайное предательство, за сговоры с врагами православной Русской земли — продать католикам украинский народ и выжечь христианские церкви.
Видно было, что ее мамашане раз говорила с своей маленькой Нелли о своих прежних счастливых днях,
сидя в своем угле,
в подвале, обнимая и целуя свою девочку (все, что у ней осталось отрадного
в жизни) и плача над ней, а
в то же время и не подозревая, с какою силою отзовутся эти рассказы ее
в болезненно впечатлительном и рано развившемся сердце больного ребенка.
Видел я
в подвале, за столом, двух женщин — молодую и постарше; против них
сидел длинноволосый гимназист и, размахивая рукой, читал им книгу. Молодая слушала, сурово нахмурив брови, откинувшись на спинку стула; а постарше — тоненькая и пышноволосая — вдруг закрыла лицо ладонями, плечи у нее задрожали, гимназист отшвырнул книгу, а когда молоденькая, вскочив на ноги, убежала — он упал на колени перед той, пышноволосой, и стал целовать руки ее.
Однажды, придя домой после торговли, Илья вошёл
в подвал к сапожнику и с удивлением увидал, что за столом, перед бутылкой водки,
сидит Перфишка, счастливо улыбаясь, а против него — Яков. Навалившись на стол грудью, Яков качал головой и нетвёрдо говорил...
Вскоре все ребятишки тоже собрались
в тесную кучку у входа
в подвал. Зябко кутаясь
в свои одёжки, они
сидели на ступенях лестницы и, подавленные жутким любопытством, слушали рассказ Савёлова сына. Лицо у Пашки осунулось, а его лукавые глаза глядели на всех беспокойно и растерянно. Но он чувствовал себя героем: никогда ещё люди не обращали на него столько внимания, как сегодня. Рассказывая
в десятый раз одно и то же, он говорил как бы нехотя, равнодушно...
Безногая жена Перфишки тоже вылезла на двор и, закутавшись
в какие-то лохмотья,
сидела на своём месте у входа
в подвал. Руки её неподвижно лежали на коленях; она, подняв голову, смотрела чёрными глазами на небо. Губы её были плотно сжаты, уголки их опустились. Илья тоже стал смотреть то
в глаза женщины, то
в глубину неба, и ему подумалось, что, может быть, Перфишкина жена видит бога и молча просит его о чём-то.
Её мать тоже всегда
сидела у двери
в подвал.
Xлынов. Господа, пожалуйте ко мне откушать, на дачу, покорнейше я вас прошу, щи да кашу кушать! А может, поищем, и стерлядей найдем, — я слышал, что они
в садках
сидеть соскучились; давно
в уху просятся. Винца тоже отыщем, кажется, у меня завалялась бутылочка где-то; а не поленятся лакеи, так и
в подвал сходят, дюжину-другую шампанского приволокут. Так как вы наше начальство, будем здоровье ваше пить, с пушечной пальбой, и народ поставим
в саду ура кричать. Милости просим, господа!
Увы, все вокзалы, ведущие на север и восток, были оцеплены густейшим слоем пехоты, и громадные грузовики, колыша и бренча цепями, доверху нагруженные ящиками, поверх которых
сидели армейцы
в остроконечных шлемах, ощетинившиеся во все стороны штыками, увозили запасы золотых монет из
подвалов Народного комиссариата финансов и громадные ящики с надписью: «Осторожно.
Он ушел. Гаврила осмотрелся кругом. Трактир помещался
в подвале;
в нем было сыро, темно, и весь он был полон удушливым запахом перегорелой водки, табачного дыма, смолы и еще чего-то острого. Против Гаврилы, за другим столом,
сидел пьяный человек
в матросском костюме, с рыжей бородой, весь
в угольной пыли и смоле. Он урчал, поминутно икая, песню, всю из каких-то перерванных и изломанных слов, то страшно шипящих, то гортанных. Он был, очевидно, не русский.
Каменный
подвал, освещенный трехсвечной люстрой. Стол, покрытый красным сукном, на нем книга и какие-то рукописи. За столом
сидят члены Кабалы Священного Писания
в масках;
в кресле отдельно, без маски,
сидит Шаррон.
Они подолгу
сидели так
в мутном свете и спёртом воздухе своего
подвала. Она молчала, вздыхая, но иногда
в такие хорошие моменты ей вспоминались незаслуженные обиды и побои, понесённые от него, и она с тихими слезами жаловалась ему на него.
Поглощенная домашним хозяйством, Дарья Сергевна с утра до поздней ночи то хлопочет, бывало, об обеде да об ужине, иной раз и сама постряпает, то присматривает она за стиркой белья, то ходит по кладовым,
подвалам, погребам, приглядывая за хозяйским добром, считает кур, гусей, индеек и уток,
сидит в коровнике, пока не выдоят коров, ухаживает за новорожденными телятами, а по вечерам и вообще
в свободное от хозяйственных забот время стоит по часам на молитве либо читает Божественное.
Заплатить было нечем. Назавтра пришли милиционеры и увели Мириманова. Любовь Алексеевна проводила его до ворот Особого отдела. Дальше ее не пустили. Но она видела решетчатые отдушины
подвалов, где
сидели заключенные,
в отдушины несло сырым и спертым холодом. А толпившиеся у ворот родственники сообщили ей, что заключенные спят на голом цементном полу.
Катя зашла. За стойкою с огромным обзеленевшим самоваром грустно стоял бывший владелец кофейни, толстый грек Аврамиди. Было много болгар. Они
сидели на скамейках у стен и за столиками, молча слушали. Перед стойкою к ним держал речь приземистый человек с кривыми ногами,
в защитной куртке. Глаза у него были выпученные, зубы темные и кривые. Питомец темных
подвалов, не знавший
в детстве ни солнца, ни чистого воздуха.
Андрей Иванович порывисто встал, сунул босые ноги
в калоши, накинул пальто и пошел на голос. Зина и кухаркина дочь Полька
сидели в сенях, запрятавшись за старые оконные рамы, держали перед ртами ладони и кричали: «Караул!» Каменные своды
подвала гулко отражали крики.