Неточные совпадения
И опять по обеим сторонам столбового пути пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы,
серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином, бегущим из постоялого двора с овсом в руке, пешеход в протертых лаптях, плетущийся за восемьсот верст, городишки, выстроенные живьем, с деревянными лавчонками, мучными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и по ту сторону и по другую, помещичьи рыдваны, [Рыдван — в старину: большая дорожная карета.] солдат верхом на лошади, везущий зеленый ящик с свинцовым горохом и подписью: такой-то артиллерийской батареи, зеленые, желтые и свежеразрытые черные полосы, мелькающие по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и
горизонт без конца…
Горизонт весь в
серой пыли.
Он так низмен, что едва возвышается над
горизонтом воды и состоит из
серой глины, весь защищен плотинами, из-за которых видны кровли, с загнутыми уголками, и редкие деревья да борозды полей, и то уж ближе к Шанхаю, а до тех пор кругозор ограничивается едва заметной темной каймой.
Наконец на четвертый день мы заметили на
горизонте не поля, не домы, а какую-то
серую, неприступную, грозную стену.
Масса земли, не то синей, не то
серой, местами лежала горбатой кучкой, местами полосой тянулась по
горизонту.
Солнце, еще не скрытое облаками, ярко освещает ее мрачную фигуру и
серые полосы, которые от нее идут до самого
горизонта.
И, словно увлекая их за собою, на
горизонте качаются, высоко подняв трехъярусные паруса, два судна, тоже подобные
серым птицам; всё это — напоминая давний, полузабытый сон — не похоже на жизнь.
Наступил день, назначенный фон Кореном для отъезда. С раннего утра шел крупный, холодный дождь, дул норд-остовый ветер, и на море развело сильную волну. Говорили, что в такую погоду пароход едва ли зайдет на рейд. По расписанию он должен был прийти в десятом часу утра, но фон Корен, выходивший на набережную в полдень и после обеда, не увидел в бинокль ничего, кроме
серых волн и дождя, застилавшего
горизонт.
В воздухе было что-то давящее, плавало что-то смутное,
серое, неопределенное. На
горизонте собирались какие-то зловещие, свинцовые тучи.
Ашанин, стоявший на вахте с восьми часов до полудня, свежий, румяный и несколько серьезный, одетый весь в белое, ходил взад и вперед по мостику, внимательно и озабоченно поглядывая то на паруса — хорошо ли стоят они, и вытянуты ли до места шкоты [Снасти (веревки), которыми натягиваются паруса.], то на
горизонт — чист ли он, и нет ли где подозрительного
серого шквалистого облачка, то останавливался у компаса взглянуть, правильно ли по назначенному румбу правят рулевые.
Прошли эти секунды, корвет приподнялся и пошел тише. Шквал понесся дальше с той же быстротой, и туча и дождевой столб уже кажутся маленьким
серым пятнышком на противоположной стороне
горизонта.
Володя уже не испытывал волнения первых дней своего нового положения в качестве вахтенного начальника. Уж он несколько привык, уж он раз встретил шквал и управился, как следует: вовремя увидал на
горизонте маленькое
серое пятнышко и вовремя убрал паруса, вызвав одобрение капитана. Ночью ему пришлось расходиться огнями со встречным судном, проходившим очень близко, и тут он не сплошал. Теперь уж он не беспокоил из-за всяких пустяков капитана, различая важное от неважного и умея принимать быстрые решения.
Но вот сбоку, на наветренном
горизонте, на самом склоне его, показывается маленькое
серое пятнышко. И вахтенный офицер и сигнальщик почти одновременно заметили его и внимательно и напряженно смотрят на него в бинокли.
Ашанин взглянул в бинокль. Действительно, малое
серое пятно острова виднелось на
горизонте.
Еще предрассветные сумерки окутывают своей таинственной
серой пеленой со всех сторон океан, и
горизонт туманен. Еще луна и мириады звезд глядят сверху. Но месяц становится будто бледнее, и звезды мигают слабее и будто стали задумчивее.
Долго еще смотрели моряки на этот городок. Уже корвет вышел из лагуны и, застопорив машину, оделся всеми парусами и под брамсельным ветерком, слегка накренившись, пошел по Тихому океану, взяв курс по направлению южных островов Японии, а матросы все еще нет-нет да и оторвутся от утренней чистки, чтобы еще раз взглянуть на приютившийся под склонами городок… Вот он уменьшается, пропадает из глаз и на
горизонте только виднеется
серое пятно острова.
Оно быстро увеличивается, раздувается в громадную черную тучу, тяжело нависшую над
горизонтом. Вода там
сереет. Туча эта поднимается выше и выше, отрывается от
горизонта, сливается с океаном широким
серым дождевым столбом, освещенным лучами солнца, и стремительно несется на корвет. Солнце скрылось. Вода почернела. В воздухе душно. Вокруг потемнело, точно наступили сумерки.
Был прекрасный августовский вечер. Солнце, окаймленное золотым фоном, слегка подернутое пурпуром, стояло над западным
горизонтом, готовое опуститься за далекие курганы. В садах уже исчезли тени и полутени, воздух стал
сер, но на верхушках деревьев играла еще позолота… Было тепло. Недавно шел дождь и еще более освежил и без того свежий, прозрачный, ароматный воздух.
Солнце взошло, и хотя на небе не было ни единого облачка, но цвет его был странный, белесоватый в зените и
серый ближе к
горизонту.
Впереди далеко-далеко на
сером облачном фоне темнел постоялый двор; еще дальше двора, на самом
горизонте виден был маленький бугорок; это станция железной дороги.
Через дорогу, за канавою, засаженною лозинами, желтела зреющая рожь.
Горизонт над рожью был свинцового цвета,
серые тучи сплошь покрывали небо. Но тучи эти не грозили дождем, и от них только чувствовалось уютнее и ближе к земле. С востока слабо дул прохладный, бодрящий ветер.
Косарь шел, хромая, и тяжело опирался на палку. Солнце било в лицо, во рту пересохло, на зубах скрипела пыль; в груди злобно запеклось что-то тяжелое и горячее. Шел час, другой, третий… Дороге не было конца, в стороны тянулась та же
серая, безлюдная степь. А на
горизонте слабо зеленели густые леса, блестела вода; дунет ветер — призрачные леса колеблются и тают в воздухе, вода исчезает.
Думая о море, я всегда думал и о корабле, но здесь не показывались корабли, их путь проходил где-то дальше, за вечно смутной и туманной чертой
горизонта, — и
серой, бесцветной пустыней лежала низкая вода, и мелко рябили волны, толкаясь друг о друга, бессильные достичь берега и вечного покоя.