Неточные совпадения
Хотелось бы выйти в полк, стоящий поблизости к родному дому. Теплый уют и все прелести домашнего гнезда еще сильно говорили в
сердцах этих юных двадцатилетних
воинов.
— А что же, молодой
воин. Прочитайте, прочитайте. Мы, старики, всем
сердцем радуемся каждому юному пришельцу. Почитайте, пожалуйста.
Исполненные пламенной любви к отечеству слова его потрясли наконец закоснелые в буйстве и нечестии
сердца этих грубых
воинов.
И на кого, как не на одну только богородицу, надеяться этим большим детям, с мужественными и простыми
сердцами, этим смиренным
воинам, ежедневно выходящим из своих промозглых, настуженных землянок на привычный подвиг терпения и отваги?
Ученик и сослуживец Суворова, он обладает, подобно ему, счастливым даром увлекать за собою
сердца русских
воинов: указывает им на батарею — и она взята; дарит их неприятельскими колоннами — и они истреблены.
Екатерина прибавила как другие языки (особливож совершенное знание Российского), так и все необходимые для государственного просвещения науки, которые, смягчая
сердце, умножая понятия человека, нужны и для самого благовоспитанного Офицера: ибо мы живем уже не в те мрачные, варварские времена, когда от
воина требовалось только искусство убивать людей; когда вид свирепый, голос грозный и дикая наружность считались некоторою принадлежностию сего состояния.
Не забудь утешить и старца: он был всегда добрым человеком; рука его, вооруженная лютым долгом
воина, убивала гордых неприятелей, но
сердце его никогда не участвовало в убийстве; никогда нога его, в самом пылу сражения, не ступала бесчеловечно на трупы несчастных жертв: он любил погребать их и молиться о спасении душ.
Это, по моему мнению, особенная и высокая черта русской храбрости; и как же после этого не болеть русскому
сердцу, когда между нашими молодыми
воинами слышишь французские пошлые фразы, имеющие претензию на подражание устарелому французскому рыцарству?..
Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил — и
сердцем я спокоен…
Пускай наносит вред врагу не каждый
воин,
Но каждый в бой иди! А бой решит судьба…
Я видел красный день: в России нет раба!
И слезы сладкие я пролил в умиленье…
«Довольно ликовать в наивном увлеченье, —
Шепнула Муза мне. — Пора идти вперед:
Народ освобожден, но счастлив ли народ...
Только теперь, очутившись один в четырех стенах своей одинокой избы, Ермак Тимофеевич снова ощутил в
сердце то радостное чувство, с которым он ехал в поселок, после того как расстался с Яшкой на дне оврага. Это чувство было на некоторое время заглушено грустным расставаньем с есаулом и ушедшими в поход казаками — горьким чувством остающегося
воина, силою обстоятельств принужденного сидеть дома, когда его сподвижники ушли на ратные подвиги. Но горечь сменилась сладостным воспоминанием!
Андрюша спешил видеться с Анастасией, пока боярин не возвратился из церкви. В сенях верхней светлицы мамка встретила его и, поздравив с постригом ласково, осторожно спросила, не видал ли голубчик молодик барышнина тельника. Может статься, она обронила его, Андрюша нашел, захотел пошутить над ней и спрятал. При этом неожиданном вопросе маленький
воин вспыхнул, как порох, но спешил оправиться и сказал с
сердцем...
По окончании церковной службы, выйдя из церкви, Александр Васильевич увидал мчавшуюся к его избе курьерскую тройку.
Сердце старого
воина дрогнуло. Он почувствовал в приезжем петербургского посланца.
Ночь с ее голубым небом, с ее зорким сторожем — месяцем, бросавшим свет утешительный, но не предательский, с ее туманами, разлившимися в озера широкие, в которые погружались и в которых исчезали целые колонны; усыпанные войском горы, выступавшие посреди этих волшебных вод, будто плывущие по ним транспортные, огромные суда; тайна, проводник — не робкий латыш, следующий под нагайкой татарина, — проводник смелый, вольный, окликающий по временам пустыню эту и очищающий дорогу возгласом: «С богом!» — все в этом ночном походе наполняло
сердце русского
воина удовольствием чудесности и жаром самонадеянности.
Начнем же, братия, повесть сию
От старого Владимира до нынешнего Игоря.
Натянул он ум свой крепостью,
Изострил он мужеством
сердце,
Ратным духом исполнился
И навел храбрые полки свои
На землю Половецкую за землю Русскую.
Тогда Игорь воззрел на светлое солнце,
Увидел он
воинов своих, тьмой от него прикрытых,
И рек Игорь дружине своей:
«Братия и дружина!
Лучше нам быть порубленным, чем даться в полон.
Сядем же, други, на борзых коней
Да посмотрим синего Дона...
К тому ж он знал Луизу как дитя, а образ детский — не сильный проводник к
сердцу двадцатилетнего пригожего
воина, которому каждый побежденный городок дарит вместе с лаврами и свежие мирты [Мирт — южное вечнозеленое дерево или кустарник с душистыми белыми цветами.
Сперва в божнице своей, а потом в дому божьем, принес он трофеи сына ко кресту того, кем побеждена самая смерть и чьей защите обязан был здравием и успехами
воина, столь дорогого
сердцу его.
С разных сторон доходили до него слухи о победах русских, и кровь
воина сильно кипела в его
сердце. Наконец он не выдержал.
Только один избранник осмелился простирать на нее свои виды: именно это был цейгмейстер Вульф, дальний ей родственник, служивший некогда с отцом ее в одном корпусе и деливший с ним последний сухарь солдатский, верный его товарищ, водивший его к брачному алтарю и опустивший его в могилу; любимый пастором Гликом за благородство и твердость его характера, хотя беспрестанно сталкивался с ним в рассуждениях о твердости характера лифляндцев, о намерении посвятить Петру I переводы Квинта Курция и Науки мореходства и о скором просвещении России; храбрый, отважный
воин, всегда готовый умереть за короля своего и отечество; офицер, у которого честь была не на конце языка, а в
сердце и на конце шпаги.
А молились мы, чтобы русское
сердце всегда так билось любовью к отечеству, как оно билось в этот день у ста с лишком тысяч наших
воинов.
— Такое геройство вообще, каковое выказали российские
воины, нельзя представить и достойно восхвалить! — сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… — «Россия не в Москве, она в
сердцах ее сынов»! Так папаша? — сказал Берг.
И при дальнейшем разговоре с невероятной грубостью бросила мне оскорбление, что я трус, предатель и счастлив, что могу не идти на войну по моему возрасту. И это — после всех наших разговоров о войне, которую она осуждает так же, как и я, после того, как только еще на днях она советовала мне полечиться ввиду моего желудка и частых перебоев
сердца… хорош
воин!