Неточные совпадения
Но это-то и делает рукопись драгоценною, ибо доказывает, что она
вышла несомненно и непосредственно из-под пера глубокомысленного администратора и даже не была на просмотре у его
секретаря.
В это время из толпы народа, вижу, выступил мой Савельич, подходит к Пугачеву и подает ему лист бумаги. Я не мог придумать, что из того
выйдет. «Это что?» — спросил важно Пугачев. «Прочитай, так изволишь увидеть», — отвечал Савельич. Пугачев принял бумагу и долго рассматривал с видом значительным. «Что ты так мудрено пишешь? — сказал он наконец. — Наши светлые очи не могут тут ничего разобрать. Где мой обер-секретарь?»
Секретари его все хамы, все продажны,
Людишки, пишущая тварь,
Все
вышли в знать, все нынче важны,
Гляди-ка в адрес-календарь.
Обязанность — изложить событие в донесении — лежала бы на мне, по моей должности
секретаря при адмирале, если б я продолжал плавание до конца. Но я не жалею, что не мне пришлось писать рапорт: у меня не
вышло бы такого капитального произведения, как рапорт адмирала («Морской сборник», июль,1855).
— Когда же Евфимии Бочковой был предъявлен ее счет в банке на 1800 рублей серебром, — продолжал читать
секретарь, — и спрошено: откуда у нее взялись такие деньги, она показала, что они нажиты ею в продолжение двенадцати лет вместе с Симоном Картинкиным, за которого она собиралась
выйти замуж.
Выйдя в коридор,
секретарь встретил Бреве. Подняв высоко плечи, он, в расстегнутом мундире, с портфелем под мышкой, чуть не бегом, постукивая каблуками и махая свободной рукой так, что плоскость руки была перпендикулярна к направлению его хода, быстро шагал по коридору.
Вместе с сенаторами
вышел обер-секретарь и товарищ обер-прокурора, среднего роста сухой, бритый молодой человек с очень темным цветом лица и черными грустными глазами.
При Купеческом клубе был тенистый сад, где члены клуба летом обедали, ужинали и на широкой террасе встречали солнечный восход, играя в карты или чокаясь шампанским. Сад
выходил в Козицкий переулок, который прежде назывался Успенским, но с тех пор, как статс-секретарь Екатерины II Козицкий выстроил на Тверской дворец для своей красавицы жены, сибирячки-золотопромышленницы Е. И. Козицкой, переулок стал носить ее имя и до сих пор так называется.
— Гм. Я опасаюсь не того, видите ли. Доложить я обязан, и к вам
выйдет секретарь, окромя если вы… Вот то-то вот и есть, что окромя. Вы не по бедности просить к генералу, осмелюсь, если можно узнать?
Родион Потапыч только нахмурился, но не двинулся с места. Старуха всполошилась: как бы еще чего не
вышло. Кишкин вошел в избу совсем веселый. Он ехал с обеда от горного
секретаря.
— Тут, изволите видеть, какая статья
вышла! — продолжал
секретарь. — По крайности, на базаре так болтал народ: малый-то этот, убийца, еще допреж того продался в рекруты одному богатому мужику; так я полагаю, что не тот ли откупил его.
Из экипажей
выходил всевозможный человеческий сброд, ютившийся вокруг Лаптева: два собственных
секретаря Евгения Константиныча, молодые люди, очень смахивавшие на сеттеров; корреспондент Перекрестов, попавший в свиту Лаптева в качестве представителя русской прессы, какой-то прогоревший сановник Летучий, фигурировавший в роли застольного забавника и складочного места скабрезных анекдотов, и т. д.
Дела мои шли ладно. На дворе, в бане, устроил я моленную, в которой мы по ночам и сходились; анбары навалил иконами, книжками, лестовками, всяким добром. Постояльцев во всякое время было множество, но выгоднее всех были такие, которых выгоняли в город для увещаний. Позовут их, бывало, в присутствие, стоят они там, стоят с утра раннего, а потом, глядишь, и
выйдет сам
секретарь.
Так куда! затопал ногами и слышать никаких резонов не хочет! И точно, представили. Расписал он это самым наижалостнейшим образом: и про женитьбу-то упомянул, и про стыд девический, и про лета молодые, неопытные — все тут было; только в настоящую точку, в ту самую, в которую спервоначала бить следовало, попасть забыл: не упомянул, что приговор на предмет двенадцатилетней, а не осьмнадцатилетней девки написан. Ну, и
вышло точно так, как
секретарь сказывал.
А он что? Как
вышел из «заведения» коллежским
секретарем (лет двенадцать за границей потом прожил, все хозяйству учился), так и теперь коллежский
секретарь. Даже земские собрания ни разу не посетил, в мировые не баллотировался. Связи все растерял, с бывшими товарищами переписки прекратил, с деревенскими соседями не познакомился. Только и побывал, однажды в три года, у"интеллигентного работника", полюбопытствовал, как у него хозяйство идет.
В новом замещении этой должности опять
вышло неприятное столкновение: губернатор хотел по крайней мере определить на это место кого-нибудь из своих канцелярских чиновников — например, одного из помощников своего правителя, человека, вполне ему верного и преданного; но вице-губернатор объявил, что на это место он имеет в виду опять нашего старого знакомого, Экзархатова, о котором предварительно были собраны справки, не предается ли он по-прежнему пьянству, и когда было дознано, что Экзархатов, овдовев, лет семь ничего в рот не берет, Калинович в собственноручном письме предложил ему место старшего
секретаря.
Выходил В.В. Давыдов и тут же приносил пачку материала. Обсуждали каждую мелочь вместе. Записывали экспромты, остроты, шутки. В.В. Давыдов был все — и редактор, и
секретарь, и кассир. Когда были в кармане деньги, он выворачивал все на стол и делил кому что следует, а иногда прямо заявлял...
— У мещанина Презентова маховое колесо посмотреть можно… в роде как perpetuum mobile [Пусть читатель ничему не удивляется в этой удивительной истории. Я и сам отлично понимаю, что никаких писем в Корчеве не могло быть получено, но что же делать, если так
вышло. Ведь, собственно говоря, и в Корчеве никто из нас не был, однако
выходит, что были. (Прим. М. E. Салтыкова-Щедрина.)], — подсказал
секретарь. — Сам выдумал.
Дело в том, что на Аннушку Арина Петровна имела виды, а Аннушка не только не оправдала ее надежд, но вместо того на весь уезд учинила скандал. Когда дочь
вышла из института, Арина Петровна поселила ее в деревне, в чаянье сделать из нее дарового домашнего
секретаря и бухгалтера, а вместо того Аннушка, в одну прекрасную ночь, бежала из Головлева с корнетом Улановым и повенчалась с ним.
— Ты виноват во всем, ты подзуживал Пашку сделать скандал. Из-за тебя драка, чуть не убийство
вышло, — подойдя к игравшему на гармонике
секретарю, проговорил Луговский, взмахнул рукой, и полновесная пощечина раздалась по казарме.
Секретарь вместе с гармоникой слетел вниз по лестнице, в кухню…
— Эх! да говорить-то не хочется. Устал я говорить, брат… Ну, однако, так и быть. Потолкавшись еще по разным местам… Кстати, я бы мог рассказать тебе, как я попал было в
секретари к благонамеренному сановному лицу и что из этого
вышло; но это завело бы нас слишком далеко… Потолкавшись по разным местам, я решился сделаться наконец… не смейся, пожалуйста… деловым человеком, практическим. Случай такой
вышел: я сошелся с одним… ты, может быть, слыхал о нем… с одним Курбеевым… нет?
Когда судья
вышел из присутствия в сопровождении подсудка и
секретаря, а канцелярские укладывали в мешок нанесенных просителями кур, яиц, краюх хлеба, пирогов, книшей и прочего дрязгу, в это время бурая свинья вбежала в комнату и схватила, к удивлению присутствовавших, не пирог или хлебную корку, но прошение Ивана Никифоровича, которое лежало на конце стола, перевесившись листами вниз.
Как нарочно,
секретарь университетского правления Назимов
вышел в отставку, и, при влиянии Крылова в совете, едва окончивший курс Григорьев был выбран
секретарем правления.
Но на деле
вышло далеко не то: списки, отчеты с своею сухою формалистикой, требующие тем не менее настойчивого внимания, не возбуждали в нем никакой симпатии, и совет университета вскорости пришел к убеждению в совершенной неспособности Григорьева исполнять должность
секретаря правления.
Часика так через два
вышел секретарь ли, камердинер ли и прямо ко мне: „Вы от графа?“ — „Я, батюшка, я“. — „Пожалуйте за мною к его светлости в гардеробную“.
Это было уже давно. Теперь Наденька уже замужем; ее выдали или она сама
вышла — это все равно — за
секретаря дворянской опеки, и теперь у нее уже трое детей. То, как мы вместе когда-то ходили на каток и как ветер доносил до нее слова «я вас люблю, Наденька», не забыто; для нее теперь это самое счастливое, самое трогательное и прекрасное воспоминание в жизни…
Я утвердительно кивнул головою, и мой
секретарь послушно
вышел, не глядя на Магнуса.
По окончании экзамена
секретарь факультета
выходил к ожидавшим студентам и оглашал полученные ими на экзамене отметки. Отметки интересовали более или менее всех, потому что окончившие с хорошими отметками получали «ученую степень» кандидата (по представлении кандидатской диссертации), а окончившие с посредственными — «звание» действительного студента.
Вышел секретарь В. К. Эрнштедт, прочел отметки: «Смидович — пять».
Секретарь и дьячок
вышли из кабинета и были уже на улице, а он всё еще топал ногами и кричал...
Комиссия состояла из трех членов: фельдмаршалов — князя Трубецкого и Бутурлина и графа Александра Шувалова.
Секретарем был Волков. Комиссия ставила арестованным бесконечные вопросы и требовала пространных ответов. Ответы были даны, но решение еще не
выходило. Бестужев содержался под арестом в своем собственном доме.
Увидел, что на девяносто восемь копеек безо взяток жить нельзя. А взятки брать не выучился. Пробовал, да они мимо его к
секретарю проскакивали. Ему работа, да на совесть гнет, а
секретарю денежки. Горько стало Андрею Тихонычу. Об Оленьке и думать перестал, да и она, видя, что от него толку не будет,
вышла за инвалидного поручика и зажила домком на счет солдатиков.