Неточные совпадения
Огромная несуразная комната. Холодно. Печка дымит. Посредине на подстилке какое-нибудь животное: козел, овца, собака, петух… А то — лисичка.
Юркая,
с веселыми
глазами, сидит и оглядывается; вот ей захотелось прилечь, но ученик отрывается от мольберта, прутиком пошевелит ей ногу или мордочку, ласково погрозит, и лисичка садится в прежнюю позу. А кругом ученики пишут
с нее и посреди сам А.
С. Степанов делает замечания, указывает.
А дело
с Анной шло все хуже и хуже… Через два года после начала этого рассказа два человека сошли
с воздушного поезда на углу 4 avenue и пошли по одной из перпендикулярных улиц, разыскивая дом № 1235. Один из них был высокий блондин
с бородой и голубыми
глазами, другой — брюнет, небольшой, но очень
юркий,
с бритым подбородком и франтовски подвитыми усами. Последний вбежал на лестницу и хотел позвонить, но высокий товарищ остановил его.
На палубу выбежали двое лакеев; один молодой, тоненький и
юркий, неаполитанец,
с неуловимым выражением подвижного лица, другой — человек среднего возраста, седоусый, чернобровый, в серебряной щетине на круглом черепе; у него горбатый нос и серьезные умные
глаза.
Яков Маякин — низенький, худой,
юркий,
с огненно-рыжей клинообразной бородкой — так смотрел зеленоватыми
глазами, точно говорил всем и каждому: «Ничего, сударь мой, не беспокойтесь! Я вас понимаю, но ежели вы меня не тронете — не выдам…»
— Самоварчик-с? — предложил
юркий,
с плутовскими
глазами коридорный.
Это маленький, тощенький, но необыкновенно
юркий и подвижной старикашка лет шестидесяти пяти,
с вечно смеющимся лицом и пьяными
глазами.
В дверях конторы я носом к носу столкнулся
с доктором; он был в суконной поддевке и в смятой пуховой шляпе. Длинное лицо
с массивным носом и седыми бакенбардами делало доктора заметным издали; из-под золотых очков
юрким, бегающим взглядом смотрели карие добрые
глаза. Из-за испорченных гнилых зубов, как сухой горох, торопливо и беспорядочно сыпались самые шумные фразы.
Они
с Иоле снова маленькие дети и играют на набережной родного Дуная, наклоняются к самой воде и следят жадными
глазами за быстрыми,
юркими движёниями крошечных рыбок.
— Не зна-аю! —
с вызовом возразила Нинка, а в
глазах были тоска и страдание. — А одно я хорошо знаю: партиец ты, комсомолец, — а должен шевелить собственными мозгами и справляться
с собственным душевным голосом. Только тогда окажешься и хорошим партийцем. Иначе ты — разменная монета, собственной цены никакой в тебе нет. Только всего и свету, что в окошке? Так всегда черногряжский райком и должен быть правым? Бороться нужно,
Юрка, отстаивать свое, не сдаваться по первому окрику.
Юрка с изумлением глядел: нет мрачных лиц, взглядов исподлобья.
Глаза светлые, спорят все
с живостью и
с интересом, как о своем деле. Необычно это было для
Юрки.
Заревел гудок. Помещение ячейки опустело. Спирька и
Юрка работали в ночной смене, торопиться им было некуда.
Юрка подсел к Лельке и горячо
с нею заговорил. Подсел и Спирька. Молчал и со скрытою усмешкою слушал. Ему бойкая эта девчонка очень нравилась, но он перед нею терялся, не знал, как подступиться. И чувствовал, что, как он ей тогда заглянул в
глаза, это отшибло для него всякую возможность успеха. К таким девчонкам не такой нужен подход. Но какой, — Спирька не знал.
Среднего роста, худощавый,
юркий и подвижный,
с коротко обстриженными волосами и бородкой,
с быстрыми, умными, бегающими
глазами, говоривший хриплым фальцетом — это был делец в полном смысле слова, положивший уже давно в основу своего нравственного мировоззрения уложение о наказаниях
с предвзятою и настойчивою мыслью о полной возможности спокойно обходить статьи этого кодекса.
Пили чай. Потом сидели у окна. Лелька прислонилась плечом к плечу
Юрки. Он несмело обнял ее за плечи. Так сидели они, хорошо разговаривали. Замолчали. Лелька сделала плечами еле уловимое призывное движение.
Юрка крепче обнял ее. Она потянулась к нему лицом. И когда он горячо стал целовать ее в губы, она,
с запрокинутой головой и полузакрытыми
глазами, сказала коротко и строго...
Утром
Юрка с Ниной поехали в Одинцовку. Стоял морозец, солнце сверкало. За успокоившимися бело-голубыми снегами дымчато серели голые рощи, в них четко выделялись черные ели.
Юрка настойчиво расспрашивал Нинку о ее работе, жадно смотрел в
глаза.
Юрка глядел, сидя на перилах крыльца. Приезжий расхаживал
с Нинкой по снежной дороге, что-то сердито говорил и размахивал рукою. Побледневшая Нинка
с вызовом ему возражала. Приезжий закинул голову, угрожающе помахал указательным пальцем перед самым носом Нинки и, не прощаясь, пошел к сельсовету. Нинка воротилась к крыльцу.
Глаза ее двигались медленно, ничего вокруг не видя. Вся была полна разговором.
Вечером под сильными ударами кулака затрещала Лелькина дверь. Лелька была одна. Вошел
Юрка. Был очень бледен, волосы падали на блестящие
глаза. Медленно сел, кулаками уперся в расставленные колени, в упор глядел на Лельку. И спросил
с вызовом...
Явившийся аккуратно на другой день рекомендованный доктором Шарко гипнотизер, оказавшийся маленьким,
юрким еврейчиком,
с большими бегающими
глазами, горевшими каким-то темным огнем, осмотрев больную, обратился к князю и в упор спросил его...
И там продолжали спорить. Лельке очень понравился Ведерников. Гордые
глаза, презрительно сжатые, энергические губы — настоящий пролетарий. И это милое «понимашь». И согласна она была как раз
с ним, и спорила в его защиту. Но он пренебрежительно пробегал по Лельке взглядом и не обращал на нее никакого внимания. Это больно задевало ее.
Юрка,
с забинтованной головой и счастливым лицом, все время старался держаться поближе к Лельке.