Неточные совпадения
Так вот что
с парнем сталося.
Пришел в село да, глупенький,
Все сам и рассказал,
За то и сечь надумали.
Да благо подоспела я…
Силантий осерчал,
Кричит: «Чего толкаешься?
Самой под розги хочется?»
А Марья, та свое:
«Дай, пусть проучат глупого!»
И
рвет из
рук Федотушку.
Федот как лист дрожит.
Представляя, что она
рвет с дерева какие-то американские фрукты, Любочка сорвала на одном листке огромной величины червяка,
с ужасом бросила его на землю, подняла
руки кверху и отскочила, как будто боясь, чтобы из него не брызнуло чего-нибудь. Игра прекратилась: мы все, головами вместе, припали к земле — смотреть эту редкость.
Самгин не ответил. Озябшая лошадь мчалась встречу мороза так, что санки и все вокруг подпрыгивало, комья снега летели из-под копыт, резкий холод бил и
рвал лицо, и этот внешний холод, сливаясь
с внутренним, обезволивал Самгина. А Дронов, просунув
руку свою под локоть его, бормотал...
Между солдатами произошло смятение, но офицер бросился вперед, солдаты за ним последовали и сбежали в
ров; разбойники выстрелили в них из ружей и пистолетов и стали
с топорами в
руках защищать вал, на который лезли остервенелые солдаты, оставя во
рву человек двадцать раненых товарищей.
Статьи Белинского судорожно ожидались молодежью в Москве и Петербурге
с 25 числа каждого месяца. Пять раз хаживали студенты в кофейные спрашивать, получены ли «Отечественные записки»; тяжелый номер
рвали из
рук в
руки. «Есть Белинского статья?» — «Есть», — и она поглощалась
с лихорадочным сочувствием, со смехом, со спорами… и трех-четырех верований, уважений как не бывало.
Благоразумнее других оказалась Харитина, удерживавшая сестер от открытого скандала. Другие начали ее подозревать, что она заодно
с Агнией, да и прежде была любимою тятенькиной дочерью. Затем явилось предположение, что именно она переедет к отцу и заберет в
руки все тятенькино хозяйство, а тогда пиши пропало. От Харитины все сбудется… Да и Харитон Артемьич оказывал ей явное предпочтение. Особенно
рвала и метала писариха Анна, соединившаяся на этот случай
с «полуштофовой женой».
И
с криком «иду!» я бежала бегом,
Рванув неожиданно
руку,
По узкой доске над зияющим
рвомНавстречу призывному звуку…
«Иду!..» Посылало мне ласку свою
Улыбкой лицо испитое…
При одной мысли о такой возможности Родиона Антоныча прошибал холодный пот, хотя в душе он считал себя бессребреником, что выводилось, впрочем, сравнительно: другие-то разве так
рвали, да сходило
с рук!
Опять затишье, и новая молния, и вслед за ней уже без всякого перерыва покатились страшные громовые раскаты, точно какая-то сильная
рука в клочья
рвала все небо
с оглушающим треском.
Наконец, он блуждающей и нетвердой
рукой нащупал на груди свою ладонку и начал
рвать ее
с себя, точно и та была ему в тягость, беспокоила, давила его.
Вдруг узнает Фарлафа он;
Глядит, и
руки опустились;
Досада, изумленье, гнев
В его чертах изобразились;
Скрыпя зубами, онемев,
Герой,
с поникшею главою
Скорей отъехав ото
рва,
Бесился… но едва, едва
Сам не смеялся над собою.
Пугачев стоял во
рву с копьем в
руке, сначала стараясь лаской возбудить ревность приступающих, наконец сам коля бегущих.
— Друг мой, успокойся! — сказала умирающая от избытка жизни Негрова, но Дмитрий Яковлевич давно уже сбежал
с лестницы; сойдя в сад, он пустился бежать по липовой аллее, вышел вон из сада, прошел село и упал на дороге, лишенный сил, близкий к удару. Тут только вспомнил он, что письмо осталось в
руках Глафиры Львовны. Что делать? — Он
рвал свои волосы, как рассерженный зверь, и катался по траве.
—
С Европой-то-с! Господи помилуй: да мало ли на ней, на старой грешнице, всяких вин и неправд? И мотовство, и фатовство, и лукавство, и через нее, проклятую цивилизацию, сколько рабочих
рук от сохи оторвано, и казенную амуницию
рвет, — да еще не за что ее пороть! Нет-с; пороть ее, пороть!
Все думаешь: как это так? пять минут назад на желтенькую бумажку и смотреть никто не хотел, а тут
с руками ее
рвут!
Вот эта-то глухомань и была для маленькой Маши ее детским садом, куда она вылезала из окна вровень
с землей. Отец, бывало, на репетиции, мать хлопочет по хозяйству, а Машенька гуляет одна-одинешенька.
Рвет единственные цветы — колючий репей и в кровь
руки исколет. Большие ливни вымывают иногда кости.
Климков взмахнул бутылкой и ударил ею по лицу, целясь в глаза. Масляно заблестела алая кровь, возбуждая у Климкова яростную радость, — он ещё взмахнул
рукой, обливая себя пивом. Всё ахнуло, завизжало, пошатнулось, чьи-то ногти впились в щёки Климкова, его схватили за
руки, за ноги, подняли
с пола, потащили, и кто-то плевал в лицо ему тёплой, клейкой слюной, тискал горло и
рвал волосы.
Князь задыхался от ярости. Перед крыльцом и на конюшне наказывали гонцов и других людей, виновных в упуске из
рук дерзкого янки, а князь, как дикий зверь,
с пеною у рта и красными глазами метался по своему кабинету. Он
рвал на себе волосы, швырял и ломал вещи, ругался страшными словами.
— Под Кыном надо будет хватку сделать. Эх, задарма сколько время потеряли даве, цельное утро, а теперь, того гляди, паводок от дождя захватит в камнях! Беда, барин!.. Кабы вы даве
с Егором-то Фомичом покороче ели, выбежали бы из гор, пожалуй, и под Молоковом успели бы пробежать загодя… То-то, поди, наш Осип Иваныч теперь горячку порет, —
с улыбкой прибавил Савоська, делая
рукой кормовым знак «поддоржать корму». — Поди,
рвет и мечет, сердяга.
Поднялся гвалт, десятки
рук ухватились за кобылу, но Арефа сказал верному коню заветное киргизское словечко, и кобыла взвилась на дыбы. Она
с удивительной легкостью перепрыгнула
ров и понеслась стрелой по дороге в Усторожье.
Но кто в ночной тени мелькает?
Кто легкой тенью меж кустов
Подходит ближе, чуть ступает,
Всё ближе… ближе… через
ровИдет бредучею стопою?..
Вдруг видит он перед собою:
С улыбкой жалости немой
Стоит черкешенка младая!
Дает заботливой
рукойХлеб и кумыс прохладный свой,
Пред ним колена преклоняя.
И взор ее изобразил
Души порыв, как бы смятенной.
Но пищу принял русский пленный
И знаком ей благодарил.
Не успел я коснуться подушки, как передо мной в сонной мгле всплыло лицо Анны Прохоровой, семнадцати лет, из деревни Торопово. Анне Прохоровой нужно было
рвать зуб. Проплыл бесшумно фельдшер Демьян Лукич
с блестящими щипцами в
руках. Я вспомнил, как он говорит «таковой» вместо «такой» — из любви к высокому стилю, усмехнулся и заснул.
Отец высылал навстречу нам несколько человек верховых людей
с фонарями, но буря
рвала из
рук и гасила фонари, да и ни люди, ни лошади никак не могли отбиться от дома.
Дьячиха, жена пана Кнышевского, преобладала мужем своим, несмотря на все его уверения, доказательства, что он есть ее глава."Как бы ты был в супружестве
рука, — возражала на это дьячиха, — тогда бы ты что хотел, то и делал; но как ты голова, да еще дурная, глупая, то я, как
руки, могу тебя бить". И
с этим словом она колотила порядочно его голову и
рвала за волосы.
Началися толки рьяные,
Посреди села базар,
Бабы ходят словно пьяные,
Друг у дружки
рвут товар.
Старый Тихоныч так божится
Из-за каждого гроша,
Что Ванюха только ежится:
«Пропади моя душа!
Чтоб тотчас же очи лопнули,
Чтобы
с места мне не встать,
Провались я!..» Глядь — и хлопнули
По
рукам! Ну, исполать!
Не торговец — удивление!
Как божиться-то не лень…
С мужчин срывали часы, нагло, лицом к лицу, запускали
руку в карманы и вытаскивали бумажники,
с женщин
рвали цепочки, браслеты, фермуары, даже вырывали серьги из ушей, не говоря уже о шалях и бурнусах, которые просто стягивались
с плеч, причем многие даже сами спешили освободиться от них, из боязни задушиться, так как застегнутый ворот давил собою горло.
— Так, именно так!
Рви мордализацию! Не жалко! Хоть и больно, а не щади. На, и
руки кусай! Ага, кровь течет! Так тебе и нужно, шмерцу! Так! Мерси, Жучка… или как тебя? Мерси…
Рви и шубу. Всё одно, взятка… Продал ближнего и купил на вырученные деньги шубу… И фуражка
с кокардой тоже… Однако о чем бишь я?.. Пора идти… Прощай, собачечка… шельмочка…
— Дон Зинзага, — сказала супруга певца и музыканта, ломая
руки, — будьте так любезны, уймите моего буяна! Вы друг его…Может быть, вам удастся остановить его.
С самого утра бессовестный человек дерет горло и своим пением жить мне не дает! Ребенку спать нельзя, а меня он просто на клочки
рвет своим баритоном! Ради бога, дон Зинзага! Мне соседей даже стыдно за него…Верите ли? И соседские дети не спят по его милости. Пойдемте, пожалуйста! Может быть, вам удастся унять его как-нибудь.
Михаил Андреевич расходовался сам на свои предприятия и платил расходы Казимиры, платил и расходы Кишенского по отыскиванию путей к осуществлению великого дела освещения городов удивительно дешевым способом, а Кишенский грел
руки со счетов Казимиры и
рвал куртажи
с тех ловких людей, которым предавал Бодростина, расхваливая в газетах и их самих, и их гениальные планы, а между тем земля, полнящаяся слухами, стала этим временем доносить Кишенскому вести, что то там, то в другом месте, еще и еще проскальзывают то собственные векселя Бодростина, то бланкированные им векселя Казимиры.
Если батюшка был не в духе, — что
с ним в последние годы его жизни случалось довольно часто, — то тогда он просто был страшен: он краснел в лице, метал ужасные взгляды, топотал ногами и
рвал все, что ему попадалось под
руку.
Она была вяла и апатична. Тупо оглядывая окружающих, она рассказывала, как бил ее Андрей Иванович, как он впился ей ногтями в нос и
рвал его, а другой
рукою закручивал волосы, чтоб заставить ее отдать все деньги… Хозяйка вздыхала и жалостливо качала головою. Елизавета Алексеевна, сдвинув брови, мрачно смотрела в угол. Дунька слушала жадно,
с блестящими от любопытства глазами, словно ей рассказывали интересную и страшную сказку.
Вот за границу наша кожа и нейдет, а сырье иностранцы
с руками готовы
рвать.
И опять глаза перебегали к драгоценной телеграмме. Везде было ликование, слышался веселый смех, «ура». «Вестник»
с телеграммою Витте
рвали друг у друга из
рук, в Маймакае платили за номер по полтиннику.
В одном месте черпали вино из полуразбитых бочек шапками, в другом
рвали куски парчи, дорогих тканей, штофов, сукна и прочих награбленных товаров, как вдруг
с архиепископского двора показался крестный ход, шедший прямо навстречу бунтовщикам; клир певчих шел впереди и пел трогательно и умиленно: «Спаси, Господи, людей Твоих». Владыко Феофил, посреди их, окруженный сонмом бояр и посадников, шел тихо, величественно, под развевающимися хоругвями, обратив горе свои молящие взоры и воздев
руки к небу.
В одном месте черпали вино из полуразбитых бочек шапками, в другом
рвали куски парчей, дорогих тканей, штофов, сукна и прочих награбленных товаров, как вдруг
с архиепископского двора показался крестный ход, шедший прямо навстречу бунтовщикам; клир певчих шел впереди и пел трогательно и умильно: «Спаси, Господи, люди Твоя». Владыко Феофил, посреди их, окруженный сонмом бояр и посадников, шел тихо, величественно, под развевающимися хоругвями, обратив горе свои молящие взоры и воздев
руки к небу.
Попадья билась головой, порывалась куда-то бежать и
рвала на себе платье. И так сильна была в охватившем ее безумии, что не могли
с нею справиться о. Василий и Настя, и пришлось звать кухарку и работника. Вчетвером они осилили ее, связали полотенцами
руки и ноги и положили на кровать, и остался
с нею один о. Василий. Он неподвижно стоял у кровати и смотрел, как судорожно изгибалось и корчилось тело и слезы текли из-под закрытых век. Охрипшим от крику голосом она молила...
Она старательно подгоняла свои маленькие шажки к крупным, рассеянным шагам матери, исподлобья,
с тоскою оглядывала сад, знакомый, но вечно таинственный и манящий, — и свободная
рука ее угрюмо тянулась к кислому крыжовнику и незаметно
рвала, царапаясь об острые колючки.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уже
рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь
руками за шею, кричала пронзительным голосом.
И сто́ит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении
с вечностью?» — Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и
рвать попадающиеся ему под
руки вещи.
Мчатся всадник и Людмила.
Робко дева обхватила
Друга нежною
рукой,
Прислонясь к нему главой.
Скоком, лётом по долинам,
По буграм и по равнинам;
Пышет конь, земля дрожит;
Брызжут искры от копыт;
Пыль катится вслед клубами;
Скачут мимо них рядами
Рвы, поля, бугры, кусты;
С громом зыблются мосты.