Неточные совпадения
«Действительно — таинственный народ. Народ, решающий прежде всего
проблему морали. Марксисты глубоко ошибаются… Как просто она решила
с этим, Михаилом…»
Нехлюдов не понял, но Марья Павловна объяснила ему, что это знаменитая математическая
проблема определения отношения трех тел: солнца, луны и земля, и что Крыльцов шутя придумал это сравнение
с отношением Нехлюдова, Катюши и Симонсона. Крыльцов кивнул головой в знак того, что Марья Павловна верно объяснила его шутку.
Это связано прежде всего
с проблемой времени, со взглядом на настоящее не как цель в себе, а как средство для будущего, для такого будущего, которое никогда не наступает.
Настоящая
проблема свободы должна быть поставлена вне награды и наказания, вне спасения или гибели, вне споров Блаженного Августина
с Пелагием, Лютера
с Эразмом, вне споров по поводу предопределения, которое нужно отрицать в самой изначальной постановке вопроса, отрицать самое слово и понятие.
Проблема, стоящая перед человеком, еще сложнее:
с механизированной природой не может быть взаимообщения.
А
с мучительной
проблемой Китая еще предстоит свести счеты.
Поистине
проблемы, связанные
с Индией, Китаем или миром мусульманским,
с океанами и материками, более космичны по своей природе, чем замкнутые
проблемы борьбы партий и социальных групп.
Мы тут имеем дело
с проблемой того же порядка, что и в антиномиях Канта.
И тут я опять сталкиваюсь
с проблемой изменения.
Я принес
с собой мысли, рожденные в катастрофе русской революции, в конечности и запредельности русского коммунизма, поставившего
проблему, не решенную христианством.
С известного момента моего пути я
с необычайной остротой поставил перед собой и пережил
проблему личности и индивидуальности.
Когда я ближе познакомился
с современной католической и протестантской мыслью, то я был поражен, до чего моя
проблема творчества им чужда, чужда и вообще проблематика русской мысли.
Проблема творчества была для меня связана
с проблемой свободы.
У нас совсем не было индивидуализма, характерного для европейской истории и европейского гуманизма, хотя для нас же характерна острая постановка
проблемы столкновения личности
с мировой гармонией (Белинский, Достоевский).
В школьной философии
проблема свободы обычно отождествлялась
с «свободой воли».
Во многих книгах я развивал свою философию свободы, связанную и
с проблемой зла, и
с проблемой творчества.
Это связано
с проблемой экзистенциальной философии.
Все это связано для меня
с основной философской
проблемой времени, о которой я более всего писал в книге «Я и мир объектов».
Это совершенно та же
проблема о конфликте частного, личного
с общим, универсальным, то же возвращение билета Богу.
Он не переживал
с остротой
проблему свободы, личности и конфликта, но
с большой силой переживал
проблему единства, целостности, гармонии.
Самая
проблема о.
С. Булгакова имеет большое значение, и она недостаточно разрешена в христианстве.
Это была борьба за личность, и это очень русская
проблема, которая
с такой остротой была выражена в письме Белинского к Боткину, о чем речь будет в следующей главе.
Наибольшее затруднение для софиологии связано
с проблемой зла, которая и недостаточно поставлена и не разрешена.
С большей религиозной глубиной эта
проблема выражена у Достоевского.
Но Достоевский связывал его
с основными русскими
проблемами, прежде всего
с проблемой конфликта личности и мировой гармонии.
Я не разделяю софиологического направления, но очень ценю у о.
С. Булгакова движение мысли в православии, постановку новых
проблем.
С этой
проблемой связан и русский атеизм.
Наиболее интересен Н. Михайловский, человек умственно одаренный, замечательный социолог, поставивший интересные
проблемы, но
с очень невысокой философской культурой, знакомый, главным образом,
с философией позитивизма.
Мережковский связывал
с этим
проблему плоти, при этом слово плоть он употреблял в философском неверном смысле.
Загадка о человеке — вот
проблема, которая
с большой остротой им ставится.
Проблема теургии есть
проблема творчества, но не всякого творчества, а того лишь, в котором человек творит вместе
с Богом, творчества религиозного.
В учении о разуме гносеология соединяется
с онтологией, как то было у Гегеля и Шеллинга, и отделение гносеологической
проблемы от учения о разуме опять возвращает нас к философии неорганической, рассеченной.
В силах был справиться
с проблемами лишь один Франц Баадер, но путь его был особый, не тот, что у всей философии.
Появление религии прогресса и социализма обостряет религиозно-эсхатологическую
проблему, ставит перед христианским сознанием вопрос о религиозном смысле истории и ее завершении, служит возрождению религиозному, связанному
с обетованиями и пророчествами.
Само разделение на субъект и объект, из которого вырастает гносеологическая
проблема, само аналитическое нахождение в субъекте различных формальных категорий есть уже результат рационалистической отвлеченности, неорганичности мышления, болезненной разобщенности
с живым бытием.
Открещиваясь от онтологии и утверждая чисто языческий гносеологический оптимизм, Лосский не приводит
проблему познания в связь
с Логосом, лежащим в основе бытия, и
с иррациональным отпадением бытия от Логоса.
Даже Шеллинг, который пытался вырваться из заколдованного круга рационалистического идеализма к конкретному бытию и мистике, даже Шеллинг бессилен был справиться
с этими
проблемами.
Возрождение религиозного смысла жизни связано
с сознанием источника мирового зла,
с окончательным решением
проблемы теодицеи.
Социализм и анархизм — предельные этапы новой истории, последние соблазны человечества, и страшны они своим внешним сходством
с формами новой теократии, призванной окончательно разрешить
проблемы хлеба и власти, всех насытить и освободить.
И весь крещеный христианский мир, даже потеряв высшее религиозное сознание того, кто был Иисус, в мистической своей стихии чувствует, что в Нем скрыта великая тайна, что
с Ним связана величайшая
проблема мировой истории.
Положительная религиозная антропология может быть открыта лишь в связи
с проблемой происхождения зля, лишь в свете ясного сознания природы зла.
Практическая жизненная программа для России может быть сосредоточена лишь вокруг
проблемы Востока и Запада, может быть связана лишь
с уготовлением себя к тому часу истории, в который столкновение восточного и западного мира приведет к разрешению судеб Церкви.
А наряду
с этим возрождается интерес к философским
проблемам,
с новой силой ощущается потребность в философском пересмотре основ миросозерцания, вновь беспокоит вековечно-метафизическое.
Гносеология Риккерта до последней степени рационалистична, но тот же Риккерт вместе
с Ласком выдвигает
проблему иррационального, иррациональности действительности, иррациональности индивидуальности.
Рационалистическая философия бессильна решить
проблему зла, так связанную
с проблемой свободы и личности.
Даже германский идеализм начала XIX века, идеализм Фихте, Гегеля и Шеллинга, при всей своей творческой мощи не в силах был справиться
с этими роковыми для всякой философии
проблемами.
Попытка во что бы то ни стало осилить рационально недомыслимую тайну Божества в мире, сделать ее понятной неизбежно ведет либо к противоречиям, либо же к явному упрощению и снятию
проблемы (как в монизме); вот почему непротиворечивой рациональной метафизики, имеющей дело
с предельными
проблемами мирового бытия, никогда не бывало да и быть не может.
Уже ранняя греческая философия
с ее космологизмом наталкивается на эту
проблему, давая ей разные решения.
Они будут правы в своем упреке, если только и сами не будут забывать, что в этих понятиях и для них самих не содержится никакого определенного смысла, — он вкладывается только данной философемой; другими словами,
проблема трансцендентного (и соотносительного
с ним имманентного) представляет собой последнюю и наиболее обобщающую
проблему философии и, следовательно, уже включает в себя всю систему.
Скепсис в отношении к постановке трансцендентальной
проблемы религии, к возможности особой, еще четвертой, «критики» может, однако,
с большей правдоподобностью основываться на другом соображении.