Неточные совпадения
Коробочка, рисунок и
стихи были положены
рядом с двумя батистовыми платками и табакеркой с портретом maman на выдвижной столик вольтеровского кресла, в котором всегда сиживала бабушка.
Не без труда и не скоро он распутал тугой клубок этих чувств: тоскливое ощущение утраты чего-то очень важного, острое недовольство собою, желание отомстить Лидии за обиду, половое любопытство к ней и
рядом со всем этим напряженное желание убедить девушку в его значительности, а за всем этим явилась уверенность, что в конце концов он любит Лидию настоящей любовью, именно той, о которой пишут
стихами и прозой и в которой нет ничего мальчишеского, смешного, выдуманного.
Варвара сидела у борта, держась руками за перила, упираясь на руки подбородком, голова ее дрожала мелкой дрожью, непокрытые волосы шевелились. Клим стоял
рядом с нею, вполголоса вспоминая
стихи о море, говорить громко было неловко, хотя все пассажиры давно уже пошли спать.
Стихов он знал не много, они скоро иссякли, пришлось говорить прозой.
Честь и слава нашему учителю, старому реалисту Гете: он осмелился
рядом с непорочными девами романтизма поставить беременную женщину и не побоялся своими могучими
стихами изваять изменившуюся форму будущей матери, сравнивая ее с гибкими членами будущей женщины.
Она говорила, сердясь, что я бестолков и упрям; это было горько слышать, я очень добросовестно старался запомнить проклятые
стихи и мысленно читал их без ошибок, но, читая вслух, — неизбежно перевирал. Я возненавидел эти неуловимые строки и стал, со зла, нарочно коверкать их, нелепо подбирая в
ряд однозвучные слова; мне очень нравилось, когда заколдованные
стихи лишались всякого смысла.
Действительно, его походка стала тише, лицо спокойнее. Он слышал
рядом ее шаги, и понемногу острая душевная боль
стихала, уступая место другому чувству. Он не отдавал себе отчета в этом чувстве, но оно было ему знакомо, и он легко подчинялся его благотворному влиянию.
И стал Морозов издавать «Развлечение». Полномера напишет сам А.М. Пазухин, а другую половину Иван Кузьмич Кондратьев, автор
ряда исторических романов.
Стихи, мелочи и карикатуры тоже получались по дешевой цене или переделывались из старых.
Мне было странно видеть в его тетрадке,
рядом с хорошими
стихами, которые трогали душу, множество грязных стихотворений, возбуждавших только стыд. Когда я говорил ему о Пушкине, он указывал на «Гаврилиаду», списанную в его тетрадке…
Хозяйка была в восторге, но гости ее имели каждый свое мнение как об уместности
стихов Повердовни, так и об их относительных достоинствах или недостатках. Мнения были различны: исправник, ротмистр Порохонцев, находил, что сказать
стихи со стороны капитана Повердовни во всяком случае прекрасно и любезно. Препотенский, напротив, полагал, что это глупо; а дьякон уразумел так, что это просто очень хитро, и, сидя
рядом с Повердовней, сказал капитану на ухо...
Находил ли на нее этот
стих зимой — она приказывала нанять две-три ложи
рядом, собирала всех своих знакомых и отправлялась в театр или даже в маскарад; летом — она ехала за город, куда-нибудь подальше.
Жил я в это время на Тверской, в хороших меблированных комнатах «Англия», в доме Шаблыкина,
рядом с Английским клубом, занимая довольно большой перегороженный номер. У меня в это время пребывал спившийся с кругу, бесквартирный поэт Андреев, печатавший недурные
стихи в журналах под псевдонимом Рамзай-Соколий.
«Батальон, пли!» — раздалась команда, и грянул залп… Вместе с тем грянули и наши орудия. Опять залп, опять орудия, опять залп… Неприятельские выстрелы
стихли, наши горнисты заиграли атаку… Раздалась команда: «Шагом марш!» Та-да, та-да-та-да, та-да-та-та-а, та-ди-та-ди, та-ди-та-да, та-та-а, все чаще, и чаще, и чаще гремела музыка, все быстрее и быстрее шли мы, и все чаще и чаще падали в наших
рядах люди.
Я начал опять вести свою блаженную жизнь подле моей матери; опять начал читать ей вслух мои любимые книжки: «Детское чтение для сердца и разума» и даже «Ипокрену, или Утехи любословия», конечно не в первый раз, но всегда с новым удовольствием; опять начал декламировать
стихи из трагедии Сумарокова, в которых я особенно любил представлять вестников, для чего подпоясывался широким кушаком и втыкал под него, вместо меча, подоконную подставку; опять начал играть с моей сестрой, которую с младенчества любил горячо, и с маленьким братом, валяясь с ними на полу, устланному для теплоты в два
ряда калмыцкими, белыми как снег кошмами; опять начал учить читать свою сестрицу: она училась сначала как-то тупо и лениво, да и я, разумеется, не умел приняться за это дело, хотя очень горячо им занимался.
Он двинулся почти бегом — все было пусто, никаких признаков жизни. Аян переходил из комнаты в комнату, бешеная тревога наполняла его мозг смятением и туманом; он не останавливался, только один раз, пораженный странным видом белых и черных костяных палочек, уложенных в
ряд на краю огромного отполированного черного ящика, хотел взять их, но они ускользнули от его пальцев, и неожиданный грустный звон пролетел в воздухе. Аян сердито отдернул руку и, вздрогнув, прислушался: звон
стих. Он не понимал этого.
Глядя назад, теперь вижу, что
стихи Пушкина, и вообще
стихи, за редкими исключениями чистой лирики, которой в моей хрестоматии было мало, для меня до-семилетней и семилетней были —
ряд загадочных картинок, — загадочных только от материнских вопросов, ибо в
стихах, как в чувствах, только вопрос порождает непонятность, выводя явление из его состояния данности.
Стихи длинные, и начала я высоко, сколько руки достало, но
стихи, по опыту знаю, такие длинные, что никакой скалы не хватит, а другой, такой же гладкой,
рядом — нет, и все же мельчу и мельчу буквы, тесню и тесню строки, и последние уже бисер, и я знаю, что сейчас придет волна и не даст дописать, и тогда желание не сбудется — какое желание? — ах, К Морю! — но, значит, уже никакого желания нет? но все равно — даже без желания! я должна дописать до волны, все дописать до волны, а волна уже идет, и я как раз еще успеваю подписаться...
Настя с Парашей, воротясь к отцу, к матери, расположились в светлицах своих, а разукрасить их отец не поскупился. Вечерком, как они убрались, пришел к дочерям Патап Максимыч поглядеть на их новоселье и взял рукописную тетрадку, лежавшую у Насти на столике. Тут были «
Стихи об Иоасафе царевиче», «Об Алексее Божьем человеке», «Древян гроб сосновый» и
рядом с этой пса́льмой «Похвала пустыне». Она начиналась словами...
К вечеру пурга стала
стихать, а ночью и небо очистилось… Я воспользовался этим и занялся астрономией. На солнце опять появилось два больших пятна
рядом и третье поменьше — справа и внизу.
Минута объявления войны Наполеону со стороны Пруссии, казалось, была самая благоприятная, так как необыкновенное оживление охватило все прусское общество. Пылкий принц Людовик, симпатичная королева не уезжали из лагеря; профессора на кафедрах, поэты в
стихах призывали народ к оружию и даже философ Фихте в речах своих к германскому народу просил как милости принять его в
ряды прусской армии.
Борька пошел купаться. Морщась от головной боли, он шагал по мокрой траве
рядом с маслянисто-черной дорогой, с водою в расползшихся колеях. На теплой грязи сидели маленькие оранжевые и лиловые бабочки, каких можно увидеть только на мокрых дорогах и у ручьев. За парком широко подул с реки освежающий ветер, но сейчас же
стих.