Неточные совпадения
А справа к
лагерю, над обрывистым берегом рва, почти
рядом с краем ее, сверкали заманчиво на солнце
ряды будочек с подарками.
И двенадцать тысяч человек обнажили головы. «Отче наш, иже еси на небеси», — начала наша рота.
Рядом тоже запели. Шестьдесят хоров, по двести человек в каждом, пели каждый сам по себе; выходили диссонансы, но молитва все-таки звучала трогательно и торжественно. Понемногу начали затихать хоры; наконец далеко, в батальоне, стоявшем на конце
лагеря, последняя рота пропела: «но избави нас от лукавого». Коротко пробили барабаны.
Минута объявления войны Наполеону со стороны Пруссии, казалось, была самая благоприятная, так как необыкновенное оживление охватило все прусское общество. Пылкий принц Людовик, симпатичная королева не уезжали из
лагеря; профессора на кафедрах, поэты в стихах призывали народ к оружию и даже философ Фихте в речах своих к германскому народу просил как милости принять его в
ряды прусской армии.
Они пошли
рядом по
лагерю к выходу на дорогу, ведущую в Петергоф. Появление этой пары не ускользнуло от внимания солдат.
Да и, кроме того, Наталья Федоровна за последнее время как-то совершенно окаменела — для нее все казалось безразлично. С некоторой душевной тревогой следила она за известиями с театра военных действий, и эта тревога увеличилась, когда вскоре после битвы при Прейсиш-Эйлау получено было известие о выступлении гвардии, в
рядах которой служил Зарудин, в Юрбург под начальством великого князя Константина Павловича, а затем и сам государь поехал в
лагерь.
Навес для пушек под именем пушечного двора,
ряды балаганов под именем лавок, которые можно было снять и опять поставить в несколько часов, как
лагерь, каменный дом московского головы (Ховрина), множество деревянных церквей, достойных названия часовней, — вот вам и площадь, называемая Красною.
Прием, сделанный императрице в Толстодубове, под Глуховом, на самом рубеже Украины, был великолепен. Десять полков регистровых, два компанейских и несколько отрядов из надворной гетманской хоругви, генеральные старшины и бунчуковые товарищи, между которыми были и новопожалованные: закройщик Будлянский, ткач Закревский и казаки Стрешенцевы и Дараган, игравшие теперь первую роль на родине, расположились
лагерем в шесть верстах от Ясмани. Полки были выстроены в одну линию, в два
ряда.
Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на
лагерь и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупною рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним
рядом.