Неточные совпадения
Самгин все замедлял шаг, рассчитывая, что густой поток людей обтечет его и освободит, но люди все шли, бесконечно шли, поталкивая его вперед. Его уже ничто не удерживало в толпе, ничто не интересовало; изредка все еще мелькали знакомые лица, не вызывая никаких впечатлений, никаких мыслей. Вот прошла Алина под
руку с Макаровым, Дуняша с Лютовым, синещекий адвокат. Мелькнуло еще знакомое лицо, кажется, — Туробоев и с ним один из модных писателей, красивый
брюнет.
Посредине стола держал банк изящный
брюнет, методически продвигая по зеленому сукну холеной, слегка вздрагивающей
рукой без всяких украшений атласную карту.
Молодой каторжный,
брюнет с необыкновенно грустным лицом, одетый в щегольскую блузу, сидит у стола, подперев голову обеими
руками, хозяйка-каторжная убирает со стола самовар и чашки.
По левую
руку на корточках сидел красный, с потным лицом офицерик, принужденно улыбался и шутил, когда били его карты, он шевелил беспрестанно одной
рукой в пустом кармане шаровар и играл большой маркой, но очевидно уже не на чистые, что именно и коробило красивого
брюнета.
В саду «Эрмитаж» как-то к нам подошел щеголевато одетый пожилой, худенький
брюнет с бриллиантовым перстнем и протянул с любезными словами Н.И. Пастухову
руку. Тот молча подал ему два пальца и, отвернувшись, продолжал разговаривать со мной.
Брюнет постоял и немного конфузливо отошел от стола.
И потому, когда Елена переступила со сходни на палубу и ей загородили дорогу — с одной стороны этот самый моряк, а с другой толстая старая женщина с кульками в обеих
руках, которая, задохнувшись от подъема, толклась и переваливалась на одном месте, она равнодушно поглядела на победоносного
брюнета и сказала, как говорят нерасторопной прислуге...
Кто-то, кажется Дениска, поставил Егорушку на ноги и повел его за
руку; на пути он открыл наполовину глаза и еще раз увидел красивую женщину в черном платье, которая целовала его. Она стояла посреди комнаты и, глядя, как он уходил, улыбалась и дружелюбно кивала ему головой. Подходя к двери, он увидел какого-то красивого и плотного
брюнета в шляпе котелком и в крагах. Должно быть, это был провожатый дамы.
И не успел я ответить, как Лавров гаркнул так, что зазвенели окна: «Многая лета, многая!..», и своим хриплым, но необычайно сильным басом покрыл весь гомон «Каторги». До сих пор меня не замечали, но теперь я сделался предметом всеобщего внимания. Мой кожаный пиджак, с надетой навыпуск золотой цепью, незаметный при общем гомоне и суете, теперь обратил внимание всех. Плечистый
брюнет как-то вздрогнул, пошептался с «котом» и бросил на стол рубль; оба вышли, ведя под
руки пьяную девушку…
Еще несколько мгновений, и в комнатке сквозь окно я увидел оживленное движение встречи. Соколов, сутулый, широкоплечий
брюнет, размашисто поднялся со стула и обнял вошедшую. Из соседней комнаты выбежала его жена и, отряхивая назад свои жидкие волосы, повисла у нее на шее. Серяков, молодой студент из кружка, к которому прежде принадлежал и я, сначала немного нерешительно подал
руку, но потом лицо его расцвело улыбкой, и он тоже поцеловался с девушкой.
— И с чего это мы с тобой целую неделю не говорили? — обращается худой гардемарин Кошкин к красивому
брюнету Иволгину, протягивая
руку.
Как только «Коршун» подошел, насколько было возможно, близко к клиперу и, не бросая якоря, остановился, поддерживая пары, с «Забияки» отвалил вельбот, и через несколько минут командир «Забияки», плотный, коренастый
брюнет с истомленным, осунувшимся лицом, входил на палубу «Коршуна», встреченный, как полагается по уставу, со всеми почестями, присвоенными командиру. Он радостно пожимал
руку Василия Федоровича и в первую минуту, казалось, не находил слов.
У папы был двоюродный брат, Гермоген Викентьевич Смидович, тульский помещик средней
руки. Наши семьи были очень близки, мы росли вместе, лето проводили в их имении Зыбино. Среди нас было больше блондинов, среди них —
брюнетов, мы назывались Смидовичи белые, они — Смидовичи черные, У Марии Тимофеевны, жены Гермогена Викентьевича, была в Петербурге старшая сестра, Анна Тимофеевна, генеральша; муж ее был старшим врачом Петропавловской крепости, — действительный статский советник Гаврила Иванович Вильмс.
Красивый и точно восковой
брюнет сидел с арфисткой в пестрой юбке и шитой рубашке, жал ей
руки и тоже лез целоваться.
Пришел и хозяин дома, муж кузины, коренастый
брюнет, толстый, резкий в движениях, совсем не похожий на свой титул, смахивающий скорее на купца средней
руки. Он предложил закусить. В кабинете у него сидело еще трое мужчин. Ждали Гаярина и дядю княгини, графа Заварова, недавно поступившего на покой, — одну из самых крупных личностей прошлого десятилетия.