Неточные совпадения
— Мы, люди, — начал он, отталкивая Берендеева взглядом, — мы, с моей точки зрения, люди, на которых историей возложена обязанность организовать
революцию, внести в ее стихию всю мощь нашего сознания, ограничить нашей волей неизбежный анархизм
масс…
— Я — эстет, — говорил он, укрепляя салфетку под бородой. — Для меня
революция — тоже искусство, трагическое искусство немногих сильных, искусство героев. Но — не
масс, как думают немецкие социалисты, о нет, не
масс!
Масса — это вещество, из которого делаются герои, это материал, но — не вещь!
Революция есть передвижение
масс и потому не может не понижать качества.
Мне трудно вполне принять какую-либо политическую
революцию потому, что я глубоко убежден в подлинной революционности личности, а не
массы, и не могу согласиться на ту отмену свобод во имя свободы, которая совершается во всех
революциях.
Наивным и смешным казалось мне предположение гуманистов
революции о революционной идиллии, о бескровной
революции, в которой, наконец, обнаружится доброта человеческой природы и народных
масс.
В первые дни
революции активность моя выразилась лишь в том, что когда Манеж осаждался революционными
массами, а вокруг Манежа и внутри его были войска, которые каждую минуту могли начать стрелять, я с трудом пробрался внутрь Манежа, спросил офицера, стоявшего во главе этой части войска, и начал убеждать его не стрелять, доказывая ему, что образовалось новое правительство и что старое правительство безнадежно пало.
Но это не помешало ему видеть возможность трагического конфликта личности и народных
масс, он как бы предвидел конфликт, который случится в разгар русской
революции.
История русского народа одна из самых мучительных историй: борьба с татарскими нашествиями и татарским игом, всегдашняя гипертрофия государства, тоталитарный режим Московского царства, смутная эпоха, раскол, насильственный характер петровской реформы, крепостное право, которое было самой страшной язвой русской жизни, гонения на интеллигенцию, казнь декабристов, жуткий режим прусского юнкера Николая I, безграмотность народной
массы, которую держали в тьме из страха, неизбежность
революции для разрешения конфликтов и противоречий и ее насильственный и кровавый характер и, наконец, самая страшная в мировой истории война.
Едва ли какая-либо
революция может быть бедственнее для большой
массы народа постоянно существующего порядка или скорее беспорядка нашей жизни с своими обычными жертвами неестественной работы, нищеты, пьянства, разврата и со всеми ужасами предстоящей войны, имеющей поглотить в один год больше жертв, чем все
революции нынешнего столетия.
Народные же
массы все более проникаются чисто утилитарным пониманием власти, а утилитаризм в качестве основного и решающего критерия в политике есть нечто иное, как
революция en permanence, либо скрытая и тлеющая под пеплом, либо уже вспыхнувшая.
Революция иррациональна по своей природе, в ней действуют стихийные и даже безумные силы, которые всегда существуют в человеческих
массах, но до известного момента сдержаны.
Революции имеют очищающее и возрождающее значение совсем помимо дел мстительных и злобных, творимых самими революционерами и революционными
массами.
Революция посылается Промыслом, и лишь внешне кажется, что она вызывается политическими и экономическими причинами и создается революционными вожаками и революционными
массами.
Он строил план
революции и революционного захвата власти, совсем не опираясь на развитие сознания огромных
масс рабочих и на объективный экономический процесс.
Нечаев презирает народные
массы и хочет их сверху вести к
революции, он отрицает демократию.
Революции не должна предшествовать пропаганда и поучение
масс.
Народные
массы были дисциплинированы и организованы в стихии русской
революции через коммунистическую идею, через коммунистическую символику.
В стихии
революции 1917 года восставшие народные
массы пленялись «большевизмом», как силой, которая больше дает, в то время как «меньшевизм» представлялся слабым, он дает меньше.
Народная толща, поднятая
революцией, сначала сбрасывает с себя все оковы и приход к господству народных
масс грозит хаотическим распадом.
Революция в достижениях элементарной политической свободы слишком запоздала, и именно потому в ней господствует социальный максимализм, который всегда есть результат неподготовленности
масс, содержавшихся во тьме.
Революция разнуздала эту коммунистическую тьму, но ничего не сделала для развития в народной
массе свободного гражданства.
При дворцовых
революциях, в которых участвуют иногда два-три человека, переносится ли тоже воля
масс на новое лицо? При международных отношениях переносится ли воля
масс народа на своего завоевателя? В 1808-м году воля Рейнского Союза была ли перенесена на Наполеона? Воля
массы русского народа была ли перенесена на Наполеона во время 1809 года, когда наши войска шли в союзе с французами воевать против Австрии?
Теория о перенесении совокупности воль
масс на исторические лица, может быть, весьма много объясняет в области науки права, и может быть, необходима для своих целей; но в приложении к истории, как только являются
революции, завоевания, междоусобия, как только начинается история, — теория эта ничего не объясняет.
С философской точки зрения русская
революция есть чистый, ничем не ограниченный и ничему не подчиненный психологизм, восстание произвола человеческих
масс против всякого онтологизма.
Все
революции суть попытки насильственного разбивания этой
массы. Людям представляется, что если они разобьют эту
массу, то она перестанет быть
массой, и они бьют но ней; но, стараясь разбить ее, они только куют ее.
Но русская национальная
революция присвоена была себе революционными интеллигентскими кружками и
массами, которые пошли за их демагогическими лозунгами.
Опыт русской
революции наглядно показал, что народные
массы не всегда стремятся выразить свое возрастающее социальное значение в демократии, в народоправстве.
Безобразная ложь преклоняться перед массовой стихией
революции, в ней самой искать критериев истины и правды и называть контрреволюцией всякую попытку подчинить эту стихию критериям истины и правды, добытым не из произвола человеческой
массы.
Конечно, в русской
революции происходит столкновение и борьба «социалистических» интересов трудящихся
масс с «буржуазными» интересами классов имущих; конечно, обнаруживается в ней борьба типа мышления «социалистического» с типом мышления «буржуазного».
И столь быстрое восстановление у нас и быстрая победа детски незрелой, смутной идеи социальной
революции есть лишь показатель отсталости и малокультурности широких
масс, не только народных, но и интеллигентских, идейного убожества тех кругов, которые со слишком большой гордостью именуют себя демократическими.
Русская революционная интеллигенция, которая пожинает плоды своей деятельности в направлении и характере русской
революции, которая и сама оказалась выброшенной за борт темными народными
массами, слишком долго жила ложной верой, верой в идолов, а не в Бога живого, и душа была искажена этой ложью и этим идолопоклонством, была развращена и потеряла связь с духовными истинами жизни.
Солдатская
масса, делающая
революцию, неспособна к положительной организации труда, она дезорганизует труд и создает царство лени и безделья.
Происходит это потому, что всякая истинная свобода имеет духовную основу,
революция же выбрасывает
массу человеческую на поверхность и достигает свободы в отрыве от духовных корней.