Неточные совпадения
Он не договорил и зарыдал громко от нестерпимой боли
сердца, упал на стул, и оторвал совсем висевшую разорванную полу фрака, и швырнул ее прочь от себя, и, запустивши обе руки себе в волосы, об укрепленье которых прежде старался, безжалостно
рвал их, услаждаясь болью, которою хотел заглушить ничем не угасимую боль
сердца.
Гончарова.], поэт, — хочу в Бразилию, в Индию, хочу туда, где солнце из камня вызывает жизнь и тут же рядом превращает в камень все, чего коснется своим огнем; где человек, как праотец наш,
рвет несеяный плод, где рыщет лев, пресмыкается змей, где царствует вечное лето, — туда, в светлые чертоги Божьего мира, где природа, как баядерка, дышит сладострастием, где душно, страшно и обаятельно жить, где обессиленная фантазия немеет перед готовым созданием, где глаза не устанут смотреть, а
сердце биться».
Будьте опрятны в одежде вашей; тело содержите в чистоте; ибо чистота служит ко здравию, а неопрятность и смрадность тела нередко отверзает неприметную стезю к гнусным порокам. Но не будьте и в сем неумеренны. Не гнушайтесь пособить, поднимая погрязшую во
рве телегу, и тем облегчить упадшего; вымараете руки, ноги и тело, но просветите
сердце. Ходите в хижины уничижения; утешайте томящегося нищетою; вкусите его брашна, и
сердце ваше усладится, дав отраду скорбящему.
Парень им говорил: — Перестаньте плакать, перестаньте
рвать мое
сердце. Зовет нас государь на службу. На меня пал жеребей. Воля божия. Кому не умирать, тот жив будет. Авось-либо я с полком к вам приду. Авось-либо дослужуся до чина. Не крушися, моя матушка родимая. Береги для меня Прасковьюшку. — Рекрута сего отдавали из экономического селения.
«Да,
рвем мы
сердце пополам
Друг другу, но, родной,
Скажи, что ж больше делать нам?
Поможешь ли тоской!
Один, кто мог бы нам помочь
Теперь… Прости, прости!
Благослови родную дочь
И с миром отпусти!
На работу рассчитывать, разумеется, было нельзя; но предстояло «жить», и эта мысль
рвала ему
сердце.
Но этого мало: как бы мстя за свою осьмнадцатилетнюю безнаказанность, бандит оставил по себе конкретный след, в виде организованной шайки, которая и теперь изъявляет готовность во всякое время с легким
сердцем рвать на куски свое отечество 19.
Наступают, берут в полон,
рвут на части
сердце, прожигают мозг — точь-в-точь как в России.
— Нет! — говорил он, — кончите эту пытку сегодня; сомнения, одно другого чернее, волнуют мой ум,
рвут на части
сердце. Я измучился; я думаю, у меня лопнет грудь от напряжения… мне нечем увериться в своих подозрениях; вы должны решить все сами; иначе я никогда не успокоюсь.
Надо, однако ж, как-нибудь убить это прошлое, чтоб оно не отравляло крови, не
рвало на куски
сердца!
Мучительная тревога за неё сжимала
сердце, юноша ощущал горячую сухость в горле, ему казалось, что из земли в спину и в затылок ему врастают острые шипы,
рвут тело.
— А господь его ведает! Со вчерашнего дня такой-то стал… И сами не знаем, что такое. Так вот с дубу и
рвет! Вы, родные, коли есть что на уме, лучше и не говорите ему. Обождите маленько. Авось отойдет у него сердце-то… такой-то бедовый, боже упаси!
— Не
рви ты моего
сердца своими слезами! И так уж изорвали его и наругались над ним. Говори сразу, чего ты хочешь?
А то мне горько и
рвет мне
сердце, что я рабыня его опозоренная, что позор и стыд мой самой, бесстыдной, мне люб, что любо жадному
сердцу и вспоминать свое горе, словно радость и счастье, — в том мое горе, что нет силы в нем и нет гнева за обиду свою!..
Пусть все они в одну сольются песню
И
рвут мне
сердце, душу жгут огнем
И слабый дух на подвиг утверждают.
— Что же, ты каешься в том, что вчера таким мне близким был? — тихо спросила она. — Каешься, что целовал да ласкал меня? Это, что ли? Обидно мне это слышать… очень горько,
рвёшь ты мне
сердце такими речами. Что тебе надо? Скучно тебе со мной, — не люба я тебе, или что?
И засыпал он с угрюмо сведенными бровями и готовым для угрозы пальцем, но хмельной сон убивал волю, и начинались тяжелые мучения старого тела. Водка жгла внутренности и железными когтями
рвала старое, натрудившееся
сердце. Меркулов хрипел и задыхался, и в хате было темно, шуршали по стенам невидимые тараканы, и дух людей, живших здесь, страдавших и умерших, делал тьму живой и жутко беспокойной.
Дивом казалось ей, понять не могла, как это она вдруг с Алексеем поладила. В самое то время, как
сердце в ней раскипелось, когда гневом так и
рвало душу ее, вдруг ни с того ни с сего помирились, ровно допрежь того и ссоры никакой не бывало… Увидала слезы, услыхала рыданья — воском растаяла. Не видывала до той поры она, ни от кого даже не слыхивала, чтоб парни перед девицами плакали, — а этот…
И жжет и
рвет у Алексея
сердце. Злоба его разбирает, не на Карпушку, на сестру. Не жаль ему сестры, самого себя жаль… «Бог даст, в люди выду, — думает он, — вздумаю жену из хорошего дома брать, а тут скажут — сестра у него гулящая!.. Срам, позор!.. Сбыть бы куда ее, запереть бы в четырех стенах!..»
Всё злей метель и с каждою минутой
Сердито
рвёт последние листы,
И за
сердце хватает холод лютый;
Они стоят, молчат; молчи и ты!
«То мне горько и
рвет мне
сердце, что я рабыня его опозоренная, что позор и стыд мой самой, бесстыдной, мне, люб, что любо жадному
сердцу и вспоминать свое горе, словно радость и счастье, — в том мое горе, что нет силы в нем и нет гнева за обиду свою».
Володя ушел, мы опять стали
рвать ягоды. Я покраснел,
сердце мое затрепыхало, и я вдруг сказал...
Ментиков. Я и молчал, но, Катя… Екатерина Ивановна! Когда я услыхал, вы мне сказали, что хотите произвести ту ужасную операцию… в клиниках… и наш ребенок, наше невинное дитя… я всю ночь тогда не спал, я буквально волосы
рвал от горя… Я буквально… был в отчаянии, а вы хотите, чтобы я не плакал, когда даже самое жестокое
сердце…
Народ сделал около него кружок, ахает, рассуждает; никто не думает о помощи. Набегают татары, продираются к умирающему, вопят, рыдают над ним. Вслед за ними прискакивает сам царевич Даньяр. Он слезает с коня, бросается на тело своего сына, бьет себя в грудь,
рвет на себе волосы и наконец, почуяв жизнь в
сердце своего сына, приказывает своим слугам нести его домой. Прибегает и Антон, хочет осмотреть убитого — его не допускают.
— Тьфу! — отплюнулась без
сердца Платонида Андревна и опять стала
рвать белой рукою росный зелено-синий свекольник.
— Тьфу! — отплюнулась без
сердца Платонида Андревна и опять стала
рвать белой рукой росный свекольник.
И сто́ит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью?» — Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к
сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и
рвать попадающиеся ему под руки вещи.